От его зоркого взгляда не укрылась ни одна мелочь. Первое замечание Драва получил за подъездную дорогу от большака ко двору МТС, до невозможности измолотую гусеницами тракторов.
– Скоро вам нельзя будет выбраться отсюда иначе как на самолете, – сказал Лидум. – Можно ли допустить, чтобы дорога в МТС была в таком состоянии?
– Ничего не поделаешь, товарищ Лидум, – пытался оправдаться Драва, – эти гусеницы безобразно портят дорогу. Вот если бы замостить булыжником…
– Почему же не замостите? Ведь сущие пустяки, не больше трехсот метров будет.
– Если бы министерство отпустило деньги и материал…
– Надо просить, тогда дадут. Министерство само не станет навязываться с деньгами и материалами.
После этого у Дравы пропала охота показывать Лидуму все, что было здесь интересного, но гость не отступал, и волей-неволей пришлось водить его по всем местам. Не везде Лидум замечал только плохое. За механическую мастерскую и общежитие Драва услышал не одну похвалу. Тогда он снова приободрился.
– А что, Лидум, не отпразднуешь ли сегодня вечером у меня свои именины? – заикнулся Драва, когда осмотр был окончен. – Мог бы уважить старого боевого товарища.
– Благодарствую. Я поговорю с Айваром. Неизвестно, какие у него планы.
– Айвар… – Драва развел руками. – Где уж нам, старикам, угнаться за молодыми? Пусть они танцуют, а мы посидим, поговорим о жизни, выпьем по кружке пива.
Но тут пришел Айвар, сразу завладел отцом и потащил его в колхоз «Ленинский путь»; колхозники сообща справляли праздник «Лиго». От имени правления Регут пригласил в гости и работников мелиоративно-строительной конторы МТС.
Колхозники устроили складчину и приготовились к празднику на славу. В клети стояли две бочки домашнего пива. В саду за домом правления были накрыты праздничные столы. На блюдах лежали толстые ломти тминного сыра. От пшеничных лепешек еще поднимался пар. Возбуждали аппетит и пирожки с копченой грудинкой и студень. Не одному петуху и поросенку пришлось расстаться с жизнью в честь этого празднества.
В канун «Лиго» работы, как обычно, кончили раньше, чтобы дать возможность мужчинам еще засветло соскрести с лица щетину и переодеться в чистые льняные рубашки, а женщинам и девушкам нарядиться в праздничные платья. Ворота, двери, столы с угощением утопали в зелени и цветах. Головы девушек украшали венки из полевых цветов, на веранде правления колхоза лежала большая куча больших дубовых венков: они ждали, когда их возложат на головы, так сказать, виновников торжества – Янов. Повязав белые передники, суетились вокруг столов жены и дочери колхозников, расставляя блюда с угощением и большие пивные кружки. В углу сада уже был приготовлен большой шест с укрепленным иа нем бочонком смолы, а на земле лежали еще несколько шестов со старыми жестяными ведрами, набитыми берестой и смоченными керосином тряпками, – их должны были зажечь с наступлением темноты.
Большими группами, распевая песни «Лиго», стали прибывать гости. Первый венок возложили на голову Регута, как хозяина и главного Яна-батюшки; его, кстати сказать, на самом деле звали Яном. После этого стали чествовать обрядовыми песнями всех прочих Янов. Узнав, что среди них находится член правительства Ян Лидум, колхозники спели и ему «Лиго» и надели на голову дубовый венок.
В нарядных национальных костюмах появились хористы и танцоры волостного Дома культуры, во главе с директором школы Жагаром и Гайдой Римша. Одна за другой полились песни «Лиго», а когда кончил хор, запевалой выступила Ольга Липстынь и к ней присоединились все собравшиеся колхозники. Завязалось состязание – бой песен. В веселых, остроумных строфах народ высмеивал скупых, лентяев и нерадивых, прославляя добросовестных тружеников.
Ян-батюшка Регут пригласил всех к столу, и сразу стали убавляться запасы сыра, пирожков и пенистого пива.
Одним из самых примечательных гостей в этот вечер был Антон Пацеплис; все еще помнили о его поединке с Марцисом Кикрейзисом, поэтому Антону снова и снова пришлось во всех подробностях рассказывать о своем подвиге. Он это делал с явным удовольствием, особенно после того, как осушил с полдюжины кружек пива. Ян Лидум с явным интересом слушал Пацеплиса, временами поглядывая на него пристальным, пытливым взглядом: теперь и он знал, какую роль сыграл этот человек в жизни его сестры… «Сложный тип… – думал Лидум. – Был ведь порядочным мерзавцем, ему и руки-то не хотелось подать, а теперь в нем появилось кое-что человеческое».
Анна сидела за столом между Регутом и Айваром. Когда языки развязались и полились шумные речи, она обратилась к Айвару с вопросом:
– Помнишь, Айвар, как мы летом сорок второго года впервые встретились на фронте?
– Очень хорошо помню…
– Ты мне тогда обещал одну вещь.
– И не выполнил обещания? – Айвар посмотрел на Анну с тревогой: он не мог вспомнить, что тогда обещал. – Неужели что-нибудь важное?
– Даже очень… – улыбнулась Анна. – Но и срок ведь был дан порядочный.
– Прости, у меня плохая память, ей-ей, не помню.
– Ты сказал, что после войны расскажешь мне, почему ушел из дому и эвакуировался.
Айвар не сразу нашелся с ответом, потом сказал:
– Теперь вспоминаю. Ты хочешь… чтоб я это сказал сейчас?
– Война давно кончилась!
– Верно, война кончилась. Обещание надо выполнять. Ладно, Анныня, скажу, – Айвар нагнулся и сказал так тихо, что Анна поняла скорее по движению губ… – Ради тебя ушел: мне хотелось быть там, где ты…
Теперь пришел черед замолчать Анне. Смущенная, порозовевшая, она, потупив глаза, сидела рядом с Айваром и думала о чем-то, не имеющем ничего общего с веселой суетой праздника «Лиго».
Опять зазвучали песни. Колхозное трио – скрипка, флейта и гармонь – заиграло танцевальную музыку. И стар и млад вылезли из-за стола и пустились в пляс. Ян Лидум пригласил жену Регута. После этого и Пацеплису стало невмоготу сидеть за столом – на что это будет похоже, если он. один из самых лихих танцоров и кавалеров своего времени, не покажет себя. Ольге Липстынь выпала честь стать первой дамой, которую он удостоил своим вниманием.
Тщетно поискав глазами среди толпы гостей своего партнера по танцам, Гайда Римша поняла, что один из сегодняшних именинников, Жан Пацеплис (ведь он тоже был Яном), еще не закончил работу и если его не поторопить, навряд ли он вообще придет на вечер. Она пошепталась с девушками и парнями и, сказав что-то Жагару, скрылась с толпой молодежи за углом сада.
Экскаватор рыл первые метры отводного канала на бывшем лугу усадьбы Сурумов. В те мгновения, когда мотор и валы переставали шуметь, до Жана Пацеплиса доносились песни «Лиго». По правде сказать, и он мог сегодня кончить работу пораньше, но парню хотелось дорыть канал до луга Сурумов. Земля здесь была мягкая, ковш легко заполнялся и не хотелось прерывать работу, когда все так хорошо спорилось.
«Янова ночь еще впереди, – думал он. – Поработаю, как положено, до десяти часов, а потом буду праздновать до утра. Спать, конечно, не придется, но это ничего – завтра день свободный».
И звенел металл, тяжелый ковш вгрызался в торф, рядом с каналом вырастали кучи земли.
В половине десятого, когда экскаватор надо было отвести на несколько метров назад, Жан услышал поблизости громкое пение. Через луг к нему шли друзья – в национальных костюмах, в цветах и венках. В середине шагала Гайда с большим дубовым венком в руках.
Сердце Жана забилось.
«И про меня вспомнили… – взволнованно подумал он. – Какие славные ребята. Только жаль, что я такой чумазый…»
Певцы подошли ближе и запели про одного землекопа. Гайда знаками приглашала Жана сойти с экскаватора, и когда он, смущенный и неловкий, с потным лицом и испачканными руками, стал перед нею, надела ему на голову большой венок.
– А теперь кончай работать и пойдем с нами на праздник! – сказала Гайда.
– Упаси бог! – воскликнул Жан. – В таком виде я не могу. Дайте хоть умыться и переодеться.
– Ладно уж. Только собирайся не особенно долго, – ответила Гайда. – Иначе Яновы огни отгорят без нас.
Жан взял пиджак и вместе со всеми поспешил в Сурумы. Навряд ли кто-нибудь в тот вечер был в таком праздничном настроении, как он.
В это время в колхозном центре приветствовали песнями новых гостей: приехал на своем «газике» Артур Лидум, а с ним Регут. Приехала и Валентина. Поздоровавшись с колхозниками, Артур отозвал в сторону Анну, Регута и Айвара. К ним присоединился и "Индрик Регут.
– Сегодня надо быть начеку, – тихо заговорил он. – Утром ко мне явился один бандит, которому надоело жить в лесу. Он сдал автомат, четыре ручных гранаты и рассказал, что нынешней ночью банда собирается напасть на колхозный центр – хотят отомстить за Марциса Кикрейзиса.
– Думают, что мы здесь перепьемся и всех можно будет взять голыми руками, – проворчал старый Регут. – Но мы вовсе не такие простачки. У всех ферм дежурят по двое вооруженных колхозников, а многие наши истребители находятся здесь. С тех пор как произошло несчастье с Анной, дремать не приходится, ты это учти, Инга.
– Хорошо, отец, – сказал Индрик. – Я думаю так: пусть люди веселятся, только надо выставить посты. Если среди колхозников и гостей находится их человек, хотя это едва ли так, он не должен заметить наши приготовления. Через час, когда стемнеет, прибудет группа бойцов, пусть тогда кто-нибудь попытается подойти к нам.
Музыка продолжала играть, люди танцевали, пели, и в праздничной сутолоке никто не заметил, как по одному исчезли несколько молодых людей. Айвар помог Индрику расставить вокруг колхозного центра посты, Анна со старым Регутом вернулись к остальным, и праздник «Лиго» продолжался как ни в чем не бывало.
Старый Регут отмахивался от комаров, которые непрошеными явились на праздник в огромном количестве и тоненькими голосами старались разнообразить веселый хор.
– Попищи, попищи у меня… – смеялся Регут, убив на щеке одного комара, – Недолго вам здесь пищать. Вот одолеем болото, куда вам тогда деваться, кровопийцы…
Когда Айвар вернулся, Валентина подозвала его и уселась рядом на скамью. За прошлую зиму они очень подружились, отношения стали простыми, непринужденными. Хотя Айвар ни полусловом об этом не обмолвился, Валентина давно заметила, что в его сердце таятся нежные чувства, старательно оберегаемые от любопытных, для нее также не было секретом, кто является объектом этих чувств; достаточно было перехватить один из тех взглядов, которые Айвар бросал на Анну, чтобы понять, как он ее любит.
«Почему они так тянут? – думала Валентина, наблюдая за Анной и Айваром. – Посмотришь на них – знакомые, в лучшем случае – друзья. Неужели Анна не отвечает ему взаимностью? Может, она и не подозревает, что Айвар ее любит? А возможно, они давным-давно сговорились и только водят за нос друзей и знакомых? В таком случае эти обманщики великолепно умеют притворяться, особенно Анна…»
Валентине они оба очень нравились, она была убеждена, что Айвар и Анна созданы друг для друга, поэтому от всей души желала им счастья. Несколько раз Валентина в очень деликатной форме пыталась заводить с ними разговор на эту тему, но ее намеки или не достигали цели вследствие их туманности, или те были слишком ловкими артистами и нарочно делали вид, что ничего не понимают, но до сих пор все старания Валентины оставались безуспешными.
– Почему ты не танцуешь, Айвар? – спросила Валентина, когда он подсел к ней. – Ведь ты умеешь?
– Когда-то умел, – ответил Айвар. – Не знаю, как сейчас, семь лет не танцевал.
– Почему же не попробовать?
– Боюсь отдавить ноги другим танцующим.
– Твой отец, наверно, не танцевал лет тридцать, а посмотри, как у него здорово получается.
В эту минуту Ян Лидум провальсировал мимо них, действительно с большим искусством ведя свою даму в кругу танцующих.
– Если тебе не жаль новых туфель и не страшно получить несколько синяков, то пожалуйста! – Айвар поклонился Валентине, приняв комически-церемонную позу.
– Ладно, рискну… – сказала Валентина.
Они вошли в круг танцующих. Оказалось, что Айвар почти не забыл этого галантного искусства. Ему казалось, что он еще никогда так хорошо не танцевал. Впрочем, что тут удивительного, когда у него сегодня такая партнерша, как Валентина; это ведь не толстуха Майга, с которой ему когда-то приходилось танцевать в угоду приемным родителям.
– Ах ты, хитрец, – погрозила пальцем Валентина. – Он разучился танцевать. Ты просто обленился, вот и все, но общими усилиями мы эту лень из тебя выбьем.
Они шутили, смеялись и танцевали один танец за другим. Непосвященным могло казаться, что это флиртующая парочка.
Но Артур Лидум ничуть не сомневался в истинном характере их отношений.
«Валя хочет встряхнуть Айвара… – подумал он. – Это ему невредно. Ему давно пора стать немного веселей и живее».
Музыка замолкла. Разгоряченные танцоры вернулись к столам, чтобы утолить жажду пивом. Айвар угостил Валентину и отца, не забыв и себя; он был признателен девушке за то, что она втянула его в общее веселье. Когда музыка снова заиграла после перерыва, у Айвара хватило смелости подойти к Анне, чтобы пригласить ее, но он опоздал, Индрик Регут на несколько мгновений опередил его. Тогда Айвар вернулся, надеясь, что Валентина вызволит его и еще раз рискнет пройтись с ним в танце, но оказалось, что он опоздал и тут: Артур уже кружился с нею. Валентина взглянула на Айвара через плечо партнера и многозначительно покачала головой, будто говоря:
– Сам виноват. Проспал…
Именно так и сказал ему отец, остановившись за его спиной. Айвар неловко усмехнулся и что-то буркнул себе под нос.
Со двора доносилось дружное пение. Вернулась Гайда Римша со своей молодежью. В мощном хоре молодых голосов теперь звучал и сочный баритон Жана Пацеплиса.
Настало время зажечь Яновы огни. Парни подняли шест с горящим смоляным бочонком, и вскоре словно в ответ то там, то здесь на дальних пригорках зажглись новые Яновы огни. Вся Латвия в эту ночь горела несчетным числом костров, вся округа перекликалась ликующими возгласами «Лиго» – людям было хорошо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86