Команчерос продавали серебро в Мексику. Мне удалось поговорить с Джуэл перед самым отъездом.– Джуэл! Прости, что так и не смогла подойти к тебе раньше. Все в порядке? С тобой хорошо обращаются?Женщина пожала плечами:– Сама знаешь, как это бывает. Но Дельгадо не злой человек и хорошо ко мне относится. Вроде бы не собирается избавиться от меня в Мехико. Кто знает? И потом, Дельгадо не так жесток, как остальные покровители. – Наспех обняв меня, она добавила: – А вот за тебя я беспокоюсь. Ты не кажешься такой… но по крайней мере он молод и хорош собой. Будь разумна, Ровена. В этом мире женщина может выжить, только если перехитрит мужчину и научится применяться к обстоятельствам.Так мы попрощались и больше не успели друг другу сказать ни слова. Маленькая Птичка потянула меня за руку. Я поймала странный, горящий зеленым огнем взгляд Люкаса. Мужчины встали во главе маленького отряда, и я покинула скрытый в горах каньон пешком, ведя лошадей в поводу. Глава 18 Мы продвигались очень медленно, осторожно, иногда по ночам, хотя Маленькая Птичка, как все апачи, боялась темноты, а Хулио, несмотря на то что вырос среди индейцев, презрительно фыркал, осуждая дурацкие предрассудки. Я узнала, что Маленькая Птичка снова ожидает ребенка, и, хотя она не жаловалась, было видно: долгие часы ходьбы с ребенком за спиной невыносимо утомляют ее. Я предложила понести малыша, и мне показалось, она взглянула на меня с благодарностью, хотя немного недоуменно. Маленькая девочка ехала верхом на лошади. Малыш, как все индейские дети, никогда не плакал. Звали его Бегущий Койот. Толстенький, с круглыми любопытными черными глазами и гривкой жестких волос. Хотя я не знала, как обращаться с детьми, но вскоре полюбила его и девочку.Иногда я чувствовала на себе непроницаемый взгляд Люкаса, иногда встречалась глазами с Хулио. Что Люкас наговорил ему обо мне?! Что у Хулио на уме? Я изо всех сил старалась, заставляла себя не думать. Так было легче преодолевать бесчисленные мили обжигающего белого песка, проще существовать, когда голова пуста, а тело негнущееся и жесткое, особенно в те часы, когда Люкас ложился на ночь рядом. Мы не разговаривали, а через несколько минут он неизменно поворачивался спиной. Взгляды Маленькой Птички становились все недоуменнее: она, видимо, жалела меня, хотя ничего не говорила вслух. Она была неизменно добра ко мне и пыталась научить языку апачей, хота странные гортанные звуки давались с трудом.Люкас Корд по-прежнему оставался загадкой. Иногда я чувствовала себя словно во сне – одинокие пустынные места, нереальное, непонятное путешествие, когда на много миль вокруг ни одного человека. Мы никого не встретили до самого ранчо, где жила семья Маленькой Птички. Индейцы не задавали никаких вопросов и не выказывали по отношению ко мне никакой враждебности, и единственный раз я испытала неловкое чувство, когда шаман, очень старый человек с длинными седыми волосами, внимательно оглядел меня, хотя я старалась ничем не привлечь к себе внимания.Потом он о чем-то спросил Люкаса, и полученный ответ заставил всмотреться в меня пронизывающим взором, хотя шаман не произнес ни слова.Мы должны были провести ночь на ранчо, и я помню, как была обрадована. Местность оказалась изумительно красивой – крохотное плато, защищенное с трех сторон скалистыми уступами и поросшее густой зеленью, сосной и осиной. Апачи жили здесь много лет, хотя на зиму уходили туда, где было теплее. Индейцы сажали кукурузу и другие злаки, и ранчо могло быть местом мира и спокойствия, но верховный вождь апачей, кровожадный Викторио, иногда приезжал, оставался надолго, и отсюда совершались опустошительные набеги на фермы белых поселенцев и беззащитных путников.Но я твердо приказала себе ни о чем не думать, тем более что была здесь кем-то вроде гостьи, а здешние индейцы были совсем не похожи на тех, кто с раскрашенными лицами выходил на тропу войны.Мужчины отправились в ритуальный вигвам, а позже несколько женщин, в том числе я и Маленькая Птичка, отправились купаться к ручью, в уединенное место, защищенное деревьями. Женщины мыли волосы чем-то вроде мыла, изготовленного из кактуса юкка, и расчесывались самодельными гребешками. Я последовала их примеру, а когда волосы высохли, обвязала вокруг головы полоску кожи, чтобы убрать с глаз непокорные пряди.– Поглядись в воду, – предложила Маленькая Птичка.Я давно не видела зеркала и сейчас, наклонившись над ручьем, не узнала себя. Совсем индианка, если бы не синие глаза. Коричневая кожа, прямые, спадающие до плеч волосы, платье индейской скво. Куда девалась убого одетая девушка с очками на носу? И гордая женщина, залитая сверкающими бриллиантами? Правда, в ушах до сих пор поблескивали крохотные сапфировые сережки, почему-то казавшиеся здесь неуместными, я сняла их и протянула Маленькой Птичке.– Подарок. Ты была так добра ко мне.Она недоумевающе уставилась на переливающиеся камешки, потом осторожно взяла серьги.– Спасибо, сестра, – прошептала она еле слышно, и в этот момент мы были почти друзьями.Но Люкас все испортил, внезапно появившись словно ниоткуда, полуголый, на шее болтается подаренная шаманом ладанка, мокрые волосы поблескивают на солнце, лицо хмурое и непроницаемое. Жесткие пальцы сомкнулись на моем запястье.– Шаман хочет поговорить с тобой. Выкажи ему уважение. Он очень стар и мудр. Мой… – И, поколебавшись, добавил: – Мой дед.– Я всегда уважала тех, кто этого заслуживает. Считаешь, опозорю тебя?– Откуда мне знать, что ты выкинешь?! – пробормотал он с чем-то вроде раздражения. – Весьма непредсказуемая дама.– Зато умею приспосабливаться к обстоятельствам, – холодно заверила я, – и достаточно терпелива. Знаю свое место. Мне идти на несколько шагов сзади с опущенной головой? Не хочешь же, чтобы другие подумали, будто ты потворствуешь рабыне.И с удовлетворением заметила, как дернулся Люкас.– Придержи язык, – только пробормотал он и, повернувшись, направился к самому большому вигваму.Я ужасно нервничала, хотя умерла бы, прежде чем призналась в этом. Но почему?! Меня представляли королеве английской, и я была спокойна, как мумия! Но здесь не Англия, и я во власти человека, которого презираю и ненавижу.– Не заговаривай первой, – наставлял Люкас, – сиди спокойно и не суетись!Я не устояла перед ехидной репликой:– Спасибо за наставление! Ваша покорная рабыня не опозорит вас!Он окинул меня мрачным предостерегающим взглядом; мы очутились в зловещей обстановке освещенного костром жилища.Шаман, казалось, дремал и ни словом, ни взглядом не дал знать, что заметил наше присутствие. В вигваме бесшумно суетилась толстая женщина, на вид гораздо моложе шамана. Жена? Дочка? Можно ли им жениться? Старик снял церемониальный головной убор, и на голове у него была только кожаная лента с пером. На коричневом лице было столько морщин, что, казалось, шаману уже гораздо больше ста лет. Люк сказал, что это его дед. Неужели это отец Илэны Кордес, вождь апачей, взявший в жены юную пленницу испанку?– Значит… та самая, – внезапно пробормотал он по-испански, так, что я едва не подпрыгнула. Старый лис! Все время следил за мной! Наши взгляды встретились, но он больше ничего не сказал. Что я могла ответить? Мы долго смотрели друг на друга; прошло несколько минут, глаза старика широко открылись, он повернулся к Люкасу: – Она может говорить или боится?Я крепко сжала губы, но Люкас ехидно усмехнулся:– Иногда говорит даже слишком много. И не думаю, что боится.Шаман одобрительно кивнул:– Это хорошо. Ты не похожа на трусливую женщину. Бывает, мой внук поступает совсем не так мудро, как полагает сам. Впервые увидев тебя, я подумал: вот одна из тех редких женщин, которые умеют слушать и наблюдать… извлекать уроки из того, что видят. Я заметил, как быстро ты переняла наши обычаи. Тогда и сказал себе: может быть, ум и сердце этой женщины так же открыты и честны, как у ее отца, который пришел сюда когда-то, один, бесстрашно, потому что хотел понять апачей. – Старик снова покивал, как бы довольный давними воспоминаниями. – Твой отец был единственным из белых, кого я называл братом. И всю жизнь он оставался названым братом апачи. Теперь понимаешь, почему я позвал тебя сюда?Но я все еще недоумевала, не зная истинных причин, заставивших его сделать это. Отец? Названый брат дикарей, безжалостных, кровожадных убийц?!Но шаман явно ждал ответа, и мне оставалось только покачать головой:– Нет, я не уверена… Значит, вы с самого начала знали, кто я?Старик начал медленно раскачиваться взад и вперед, словно это помогало думать.– Значит, я вызвал у тебя любопытство? Это хорошо, любопытство побудит тебя задавать вопросы. Раньше ты не понимала, почему старый шаман послал за тобой. Ты дочь своего отца, единственный его ребенок, пришедший из Великой Воды. Поэтому ты здесь. – Он остановился, я наклонилась вперед, но шаман повелительно поднял руку. – Вижу в глазах твоих много вопросов, но задашь их позже. Думаешь, воинов, взявших тебя в плен, послали за тобой? Нет. Это был набег. Много дней воины наблюдали за проезжавшими дилижансами, узнали, сколько солдат их охраняет, как они вооружены и по каким дням возят серебро. Нет, дочь моя, ты случайно попала в горы, или, может быть, таково было веление судьбы, что тебя привели к моему внуку, вождю племени, а второй внук узнал дочь Гая Дэнджерфилда и доставил тебя сначала сюда, как я и хотел.Сначала? Почему все они говорят загадками – Люкас, Рамон, а теперь и старик? Никто не сказал, чего ожидают от меня! Неужели было необходимо встречаться со стариком при таких унизительных обстоятельствах?!Нет-нет, подобает или не подобает, но молчать больше нельзя!Я гневно взглянула на Люкаса, тот едва заметно поднял брови, словно запрещая говорить. Ну что ж, нравится ему или нет, я все-таки выскажусь.– Ты хочешь что-то сказать, слова так и рвутся из твоего горла, – заметил шаман, словно прочитав мои мысли.– Да! – взорвалась я, не в силах сдержать ярости. – Хочу знать, почему меня привели сюда и что собираются делать дальше. Он, – я с отвращением показала на Корда, – ничего не говорит, только заявил, что я должна выбрать между участью служанки и положением гостьи. И потом… этот… то, что он сотворил со мной, просто не поддается описанию, сделал своей рабыней, угрожал даже… словно я причинила ему зло или отец не спас когда-то его жалкую жизнь. Вы сказали, что мой отец был вам братом, и говорите со мной по-человечески, а он…– Хватит! – взвился Люкас. – Если бы ты не распускала язык!– А я говорю: молчите оба! Немедленно!Голос шамана был тихим, шелестящим, старческим, но в нем звучали такие властные нотки, что мы мгновенно успокоились.– Пока вы бросали друг другу сердитые слова, – уже мягче сказал старик, – я думал, что должна быть причина ненависти, родившейся между вами. Жаль, ибо отец твой не хотел, чтобы так получилось.Он обращался ко мне, мои губы упрямо сжались.– Может, отец плохо его знал.– А ты? Хорошо?– Во всяком случае, достаточно из того, что я видела.– Она упертая, сварливая баба!– А ты бессердечный убийца и насильник!Шаман, чуть нахмурясь, вновь поднял руку.– Это правда? Тебе известны наши обычаи и то, что я считаю эту женщину своей дочерью. Ты знаешь также…– Я знаю, чего хотел Гай Дэнджерфилд, но она этого не желает. И клянусь, что не прикоснулся к ней!..Как мог он лгать при мне так хладнокровно?! И вообще…Ярость придала мне сил.– Спросите его, кто сорвал с меня одежду в первую же ночь, угрожая избить, если не буду повиноваться, кричал, что я его собственность и он может делать со мной все, что пожелает!– Она это заслужила! Я принес ей поесть, а она швырнула в меня тарелкой!– Как ловко ты все оборачиваешь! Не помнишь, как сам довел меня до этого?!Наши взгляды скрестились, в глазах Люкаса метались яростные зеленые блики, как крохотные огоньки.– Вы словно дети, неразумные, оскорбляющие друг друга в припадке детского гнева! Дочь моя, он изнасиловал тебя?От неожиданности я прикусила губу.– Н-нет, хотя спал рядом каждую ночь. Должно быть, его друзья решили, что он зря отдал такую великолепную винтовку!Старик кивнул:– Хорошо. Пусть так. Думаю, ты понимаешь, что голова мужчины устроена иначе и думает он по-другому.– Но этот… он…– Вы повторяетесь, леди Ровена. Неужели больше нечего сказать?!Я смерила Люкаса ледяным взглядом и отвернулась. Хочет вести себя как избалованный мальчишка, пусть!И снова старик прочел мои мысли.– Ты все еще не понимаешь, зачем находишься здесь и почему я заговорил о желании твоего отца. Может, выслушаешь спокойно, пока я закончу говорить? – Приняв молчание за согласие, шаман вздохнул. – Твой отец и я говорили о мире. Это удивляет тебя? Нас, апачей, становится все меньше, все больше бледнолицых приходит на нашу землю, вместо одного, убитого моими людьми, появляются двое или трое. Я старик и знаю, что, если война не кончится, народ апачей исчезнет с лица земли. Мы говорили об этом с твоим отцом. Он записал все свои мысли в книги, которые оставил дочери, и, хотя знал, что дни его сочтены, верил: она приедет и поможет исправить старые ошибки и обратит зло в добро. Ты не читала эти книги?Чувствуя презрительный взгляд Люкаса Корда, я покачала головой.– Начала читать… но потом так много всего случилось, что не было времени.– Зато на Шеннона и его племянника время нашлось, – бросил Корд.Но я даже не посмотрела на него.– Тодд Шеннон – партнер отца. Я собиралась выйти за него замуж.Лицо шамана оставалось бесстрастным.– Шеннон – старый человек с сердцем, полным ненависти. Отец твой видел это. Он так надеялся, что тебя оставят в покое. И строил планы, как покончить со старыми обидами и восстановить справедливость. Жаль, что ты не узнала его мысли.– Все говорят это! Но…– Будь терпелива, дочь моя, как отец. Я шаман племени, но Гай был мудрее меня и превыше всего ставил правду и справедливость.– Но почему мне не откроют правды? Загадки, тайны. Никто не хочет объяснить, чего желал отец!– Ты женщина, и хотя разумом равна мужчине, однако должна научиться выжидать и слушать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59