— Быстрее ~ что?
Белла чуть не топнула с досады ногой.
— Я имела в виду: быстрее пейте, сэр.
— Когда ты говоришь «сэр», мне хочется оглянуться и посмотреть, к кому ты обращаешься, — с ухмылкой сказал Жак и направился к дивану. Он сел, закинул ногу на ногу, лениво взглянул на Беллу и постучал рядом с собой: — Сядь со мной.
— Нет.
— Ты до сих пор дуешься из-за девиц, которые чмокнули меня пару раз? Она молчала.
— Значит, дуешься. — Жак подался вперед. — Ты же знаешь, моей вины тут нет. Они сами вешаются мне на шею.
Белла криво усмехнулась.
— Самодовольный индюк!
— Вовсе нет! Я раздавлен, буквально растоптан — ведь ты меня отвергаешь. Куда подевалось то трепетное существо, которое сидело на моих коленях? Куда подевалась моя страстная, самозабвенная Белла?
Белла заморгала глазами. Лучше бы он не вспоминал!
— Я… я просто потеряла контроль над собой.
— И была хороша в тот момент! Стало быть, следует почаще терять контроль над собой. А теперь признайся: ты вдруг стала такой букой из-за ревности — ну из-за тех дурочек, которые наградили меня парой поцелуев? Или ты злишься на саму себя — из-за того, что выдала свои истинные чувства?
Она смотрела исподлобья и молчала. Молчание он истолковал как согласие со своей догадкой. Поэтому на его лице медленно расплылась улыбка.
— Согласись, Белла, сегодня я тебя возбудил. Разбудил твою страсть и твою ревность. Когда ты прошла через зал и отшвырнула от меня бедняжку Ляруа, это было потрясающее зрелище. Ты заявила права на меня как на свою собственность. Не подойди к нам Жюли, ты бы позволила мне завлечь тебя наверх…
— Какая самоуверенность! — возмутилась девушка, но голос ее сорвался в хриплый шепот.
— Я говорю правду. И ты это знаешь.
Белла отвернулась. Щеки у нее пылали от стыда, руки дрожали.
— Я… просто это из-за… музыки. Я так люблю «Старую милую песню любви». И ничего больше.
Жак засмеялся. Белла готова была провалиться сквозь землю.
— А меня ты не любишь? Только музыку… Пора прекратить бороться с собственными чувствами. В конце концов, это ведь естественно?
Девушка резко повернулась к нему. — Для тебя естественно заглядывать под каждую юбку!
— Под каждую? — насмешливо повторил он. — Разве ты не заметила, что с твоим появлением я норовлю задрать только одну-единственную юбку — твою!
— Лишь потому, что я даю отпор. Тебя во мне привлекает мое сопротивление, ты готов испытать свои способности и взять неприступную крепость.
— Это правда.
— Почему бы тебе не допить бренди и не убраться восвояси?
Словно для того, чтобы подольше побесить ее, Жак легонько встряхнул свой бокал, медленно вдохнул аромат бренди, но так и не сделал ни глотка.
— В светском обществе джентльмен может рассчитывать на светский разговор за бокалом бренди.
— Кто здесь джентльмен?
— А кто возьмется утверждать, что я не джентльмен?
— Настоящий джентльмен не станет спать со всеми шлюхами в Сторивилле.
Жак удивленно переспросил:
— В Сторивилле?
Белла надменно вздернула подбородок.
— Ты разве не знаешь, что конгрессмен по фамилии Стори внес предложение превратить Бейсн-стрит в улочку красных фонарей?
Жак странно покосился на нее, однако не стал продолжать разговор о загадочном Сторивилле и возмутился:
— Белла, неужели ты полагаешь, что я переспал со всеми девочками мадам Жюли?
— А разве нет?
Он пожал плечами.
— Ну не со всеми же! И потом, все, что случилось до тебя, — не в счет.
— Нет, в счет, — решительно возразила Белла. — Я не знаю никого, кто бы не пропускал ни одной юбки, шатался по борделям, а потом вдруг стал добродетельным, ухаживая за одной женщиной.
Жак игриво подмигнул.
— Зато за какой!
Отмахнувшись от комплимента, Белла продолжала наседать:
— Я вижу в тебе человека с задатками разрушителя.
— Да ну? — Несмотря на насмешливый тон, в голосе Жака вдруг зазвенела сталь. — Быть может, тут я с тобой соглашусь. Да, я могу представлять собой… э-э…некоторую опасность. Дорогая Белла, пойди и плесни себе бренди, а потом возвращайся и садись рядом со мной. Или тебе придется пожалеть о последствиях.
На его лице была написана такая спокойная решимость, что девушка сочла за благо покориться. Она налила себе чуточку бренди и с бокалом в руке села на край кушетки — подальше от Жака.
— Ближе, Белла, — приказал он.
— Нет!
Он протянул руку, схватил ее за кисть и ласково, но решительно приблизил к себе.
— Так-то лучше.
Белла с ужасом смотрела на него. И тут, как назло, из спальни донеслись очередные стоны и крики.
Руки Беллы задрожали, и она боялась расплескать бренди в бокале. Ее возбуждение и растерянность лишь увеличились, когда она краем глаза заметила, что Жак готов рассмеяться.
— Разве они не знают, что мы здесь? — пробормотала девушка.
— Разумеется, знают, — отозвался Жак.
Он тронул пальцем локон пышной прически Беллы, а потом подвинулся к ней и стал ласково водить кончиками пальцев по ее затылку.
— Они поглощены друг другом. Ведь ты понимаешь, чем они там занимаются?
Он коснулся губами ее затылка. Белла вздрогнула и со стуком поставила бокал с бренди на кофейный столик.
Жак поставил свой бокал туда же.
— Белла, почему ты боишься своих чувств? — спросил он серьезно.
— Я не боюсь, — возразила девушка дрожащим голосом. — Просто пытаюсь не терять разум, и если не даю соблазнить себя такому распутнику, как ты, это еще не значит, что я… закомплексована!
— Что значит закомплексована?
— Ну, заторможенная… или проще — забитая, робкая.
Он фыркнул.
— — Ты, конечно, не забитая, но, несомненно, заторможенная.
— Я не могу доверять тебе, Жак, — сказала Белла с горестным вздохом.
— Думаешь, дело в доверии? — Он задумчиво и нежно водил пальцем по ее позвоночнику. — Нет, я уверен, что это страх. Ты боишься выплеснуть наружу свою страсть ко мне, точно так же, как боишься позабыть о публике и выразить свою душу в пении. Ты держишь в себе, взаперти и страсть и музыку. Она сжала кулачки.
— Послушай, эти разговоры о недоверии и страхе… Важно одно — ты не тот мужчина, который мне нужен. И вот что — хватит копаться в моей душе!
Жак рассмеялся, нисколько не смущенный горькими словами, которые произнесла девушка.
— По-моему, самое лучшее для тебя сейчас — отправиться ко мне домой, — гнул он свое.
Белла попробовала поставить его на место надменным взглядом — впрочем, не слишком убедительным, потому что нижняя губа у нее предательски дрожала.
— Насколько я понимаю, в этой квартире только одна спальня, — проигнорировав ее реакцию, продолжал Жак. — Таким образом, спать тебе негде, petite.
— Дивана достаточно, — слабым голосом пролепетала Белла.
— Едем ко мне, и я предложу кое-что получше. Ты ляжешь со мной.
Белла вскочила. С ума сойти, быть наедине с Жаком после того, что между ними произошло в борделе, а за стенкой стонут и кричат… Белла поняла, что ее чувства готовы вот-вот вырваться наружу. Легко дать унести себя потоку чувств… Но что будет потом?..
— Ты говоришь одно и то же, как заезженная пластинка, — насмешливо сказала девушка.
Он фыркнул.
— Что ж, от тебя требуется крохотное усилие — поправь пластинку.
— Решено, я сплю здесь.
Жак неслышно подошел сзади, обнял и стал целовать ее волосы.
— Позволь мне остаться с тобой, хотя бы на этом диване.
Беллу проняла дрожь, но она лишь прикусила губу и сказала:
— Это исключено.
Он рассмеялся.
— Ах, Белла, чем больше ты противишься, тем решительнее я намерен овладеть тобой.
— Это касается только тебя.
Его пальцы скользили вверх-вниз по ее обнаженной руке.
— Ты все еще в обиде на меня за тех девиц из борделя? Не мог же я отказать им, они сами пригласили меня танцевать.
— Они тебя обнимали и целовали!
— Дорогая, я буду ласкать тебя и целовать всю ночь напролет!
В этом она не сомневалась! И с радостью приняла бы это предложение; если бы… если бы… Если бы этим спасла его жизнь! Увы. Постель ничего не решит и ни на что не даст ответа — ни на вопрос, зачем она попала в 1896 год, ни на другой — как ей попасть обратно. Удовлетворив свое мимолетное вожделение, она лишь разобьет себе сердце.
— А кого ты станешь целовать и ласкать завтра? — ядовитым тоном спросила Белла. — Даже Тоби, несмышленыш, и тот предупреждал меня против тебя.
— Да ну?
Довольная, что может уколоть его, она с готовностью пересказала хлесткие слова Тоби:
— Он говорит, что ты похож на Джорджи-Порджи, который гоняется за девушками, целует всех подряд и доводит до слез.
Вопреки ожиданиям Жак не рассмеялся.
— Я никогда не доведу тебя до слез, Белла. Разве заплачешь от радости, когда мы станем одним целым. Да, со мной ты никогда не будешь плакать… Со мной ты станешь петь, потому что пение и сцена — твоя судьба.
Белла обернулась к Жаку и заглянула ему в глаза, пораженная искренним и серьезным тоном его слов. — Пение и сцена — моя судьба? — с грустью переспросила она. — Бабушка говорила мне то же самое: что опера — моя жизнь. Но вы оба не правы. Он вопросительно нахмурился.
— Бабушка?
— Моя бабушка. Она живет… далеко. — В Сан-Франциско?
Сообразив, что сказала лишнее, Белла пробормотала:
— Трудно объяснить, где она.
— Ты ее любишь?
От этого неожиданно заданного вопроса у Беллы слезы выступили на глазах.
— Да, очень.
— Отлично. Тогда будем надеяться, что ты не сможешь бороться против нас двоих и очень скоро выберешь судьбу, которая предначертана тебе Богом.
Сокрушенно вздохнув, Белла двинулась к двери, затем повернулась и произнесла с упреком:
— Жак, я устала повторять: ты упрямо ищешь во мне то, чего нет!
— Послушай, Белла…
Она распахнула дверь квартиры.
— Мистер Лефевр, вы получили и бренди, и светскую беседу. Теперь самое время возвращаться домой.
Жак сопротивлялся до последнего:
— Без поцелуя не уйду.
Белла покачала головой, на что он властно взметнул одну темную бровь. Тогда она, на ватных ногах, сделала несколько шагов к нему и подняла лицо, подставляя губы. Жак наклонился к ней, обнял и поцеловал медленно и глубоко. Девушка затрепетала в его объятиях.
— Идем со мной, Белла, — хрипло сказал он.
Она собрала в кулак всю силу воли и решительно сказала:
— Спокойной ночи, Жак.
Он бросил на нее последний разочарованный взгляд, от которого она чуть было не бросилась ему на шею и вышел. Белла заперла дверь, потом легла на кушетку и свернулась калачиком. Слезы душили ее.
В темноте кареты Жак отхлебнул виски из фляжки. Хотелось напиться с досады.
Сдержанность и сопротивление Беллы продолжали интриговать красавца тенора. Он понимал, что сегодня вечером ему как никогда удалось пробудить в ней женщину, особенно в борделе. Когда она вылетела в центр зала и буквальна вырвала его из рук проститутки, Жак был польщен, горд, рад тому, что возбудил в ней страсть, и желал ее пуще прежнего. Танцевать с ней и слиться в поцелуе — божественное ощущение. Она потеряла контроль над собой, стала уязвимой, ранимой… он едва не пожалел ее… впрочем, это не отвратило его от мысли непременно овладеть ею!
А потом внезапно она стала холодна, далека. Возрази Белла или хотя бы недовольно сдвинь брови, когда мадам Жюли попросила его спеть, он бы отказался.
После того как они уехали из заведения, прежняя страсть не вернулась. Неужели из-за ревности?
Жак улыбнулся — что за капризная натура! Сперва своим молчанием поощрила его выступить, а затем, когда другие выразили искренний восторг его исполнением, надулась.
Неужели Белла играет с ним в кошки-мышки — то выказывает страсть, то становится холоднее льда? Или, сто скорее всего ближе к истине, боится собственных чувств, своих естественных и неизбежных порывов?
Нет, вряд ли она играет с ним. Он обязательно заставит этот милый бутон раскрыться в прекрасный цветок! Да, эта девушка очаровала его. Красивая, желанная, хрупкая… и в то же время такая сильная. Похоже, такая роза не завянет вблизи огня, а, наоборот, полностью расцветет.
Отныне все кругом пело — внутри Беллы и снаружи. Каждый раз, слушая репетиции Жака, она была уверена, что он поет только для нее.
После той памятной, пронизанной страстью ночи, когда Жак водил ее в бордель, она сопротивлялась ему все меньше с каждым днем. Он продолжал ухаживать за ней, и девушка мало-помалу осознавала, как глубоко он проник ей в душу. Внутри нее росло единое чувство: любовь к Жаку и страстная любовь к музыке. Оно медленно расцветало, но не могло раскрыться до конца, Однако Белла уже ощущала потребность вдохнуть полной грудью, зажить полной жизнью. Похоже, отныне и ее жизнь, и чувства оказались неподконтрольны ей. В одиночестве девушка то и дело принималась петь и даже фантазировать о том, как она будет петь на сцене вместе с Жаком.
Она внутренне сжилась с мыслью, что ей суждено навсегда остаться в девятнадцатом веке. Разумеется, Белла продолжала волноваться насчет бабушки, тосковала по ней и мечтала довести до завершения все, начатое ею в родном столетии. Однако безопасность Лефевра окончательно вышла на первый план.
До премьеры «Калейдоскопа» оставалось мало времени, а Белла до сих пор не вычислила потенциального убийцу. Она все чаще прикидывала, не стоит ли ей поговорить с тенором напрямую, выложить все факты — и будь что будет! И все же инстинкт подсказывал ей, что Жаку будет слишком трудно поверить в путешествие во времени.
Прочтенная Беллой в двадцатом веке заметка утверждала, что Лефевр погиб в августе. Теперь она очень жалела, что ей не пришло в голову выяснить точную дату его смерти — это было так нетрудно сделать! Впрочем, откуда ей было знать, что подобная информация в один прекрасный день станет жизненно важной?
То, что Жак в безопасности до августа, несколько успокаивало. Стало быть, она может приберечь свою козырную карту — полное и откровенное признание — как минимум до премьеры. Возможно, если разом выложить все Жаку, он будет настолько ошарашен и напуган, что перестанет появляться в театре, а она Тем временем выяснит, кто планирует убийство.
Иногда сердце Беллы сжималось от страха: а что, если трагедия все же произойдет, невзирая на присутствие защитника из будущего и все ее усилия предотвратить убийство?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48