— Разве он не великолепен? У него были почти голубые глаза, когда он родился, а теперь стали карими. Но волосы совсем не похожи на твои. Даже при рождении было ясно, что по цвету они ближе к моим, чем к твоим. Я никак не пойму, чего в нем больше, английского или славянского. Впрочем, он явно будет красавцем, не так ли?
— Еще каким, — согласился Джулиан, глядя на сына так, словно он больше никогда его не увидит. — И мне нравится имя. Кажется, Стефан был последним царем Сербии?
Наталья кивнула:
— Я была уверена, что ты не станешь возражать. Я назвала его в честь тебя и моего отца: Стефан Алексий Джулиан.
Джулиан очень осторожно положил Стефана назад в кроватку.
— Нам надо спуститься вниз, — сказал он с сожалением. — Я еще не видел отца, а если мы сейчас запремся в нашей комнате, то это надолго.
— Расскажи, что с тобой было, когда тебя ранили, — сказала Наталья, глядя ему в глаза, в то время как он ее обнял. — Наверное, было намного хуже, чем ты писал? Ты теперь всегда будешь хромать?
— Это имеет для тебя большое значение?
Наталья покачала головой.
— Нет, — сказала она с явной искренностью. — Самое главное — ты жив.
Джулиан ощутил огромное удовлетворение, и не потому, что его хромота не оттолкнула ее, а потому, что в ее ответе он почувствовал любовь к нему.
* * *
В постели она пылко отвечала на ласки мужа, и это лучше всяких слов убедило его в ее любви. Порой, когда его блаженство достигало необычайных высот, он забывал о тех ужасах, которые ему пришлось пережить, и ему казалось, что до Фландрии так же далеко, как до Луны.
На домашней вечеринке, которую Диана и Наталья устроили в его честь, играли два оркестра. Один — американский, негритянский, другой — гавайский. Еда разительно отличалась от окопного армейского пайка. Вместо жесткой говядины — авокадо, черепашье мясо и крабы, а вместо эмалированных кружек — с горьким чаем — шампанское, всевозможные красные сухие вина и бренди.
Хотя танцы продолжались до зари и все приглашенные были довольны, вечеринка не очень-то радовала Джулиана. Все казалось странным и чрезмерным, и трудно было поверить, находясь в комнатах, благоухающих орхидеями и розами, что в это время на другом берегу Ла-Манша в невообразимых условиях тысячами гибнут люди.
Наталья почувствовала его внутреннее неприятие празднества, которое устроила Диана, и полностью была с ним согласна. Ей тоже трудно было веселиться при мысли о страданиях, которые испытывала отступающая сербская армия.
— Можешь ли ты узнать, находится ли мой дядя все еще в войсках? И не Сандро ли ведет армию через горы в Албанию? — спрашивала она, когда они лежали, обнявшись, в постели, усталые и пресытившиеся любовными ласками.
Ему удалось узнать очень мало.
— С высшим сербским командованием нет связи уже несколько месяцев, — сказал Джулиан, вернувшись с Уайтхолла. — Ходят слухи, что король Петр и князь Александр находятся в войсках и пробиваются с ними через Альпы в Албанию.
Но нет никаких сообщений и даже слухов о том, что творится в Белграде и Нише.
Отсутствие информации, даже несмотря на дипломатические связи Джулиана, очень огорчало Наталью, но это еще было не все. Безответственная болтовня Дианы вынудила ее рассказать мужу о Ники.
— Хорватский националист? — спросил он, ошарашенный. — И это после всего того, что случилось? После дружбы с Принципом ты снова делаешь глупость, связавшись с хорватским националистом! Неужели ты не можешь понять, что интересуешь этих людей только потому, что они хотят использовать твои родственные связи?
— Ты ошибаешься, — упрямо сказала Наталья, огорченная тем, что им приходится спорить. — Для Ники и его друзей главное то, что я южная славянка, как и они.
— Быть просто славянкой еще ничего не значит! — выпалил Джулиан, запустив пальцы в свою шевелюру. — Не будь ты из семьи Карагеоргиевичей, члены Югославянского комитета не стали бы тратить на тебя ни дня!
— Ты не понимаешь, — напряженно сказала Наталья, очень сожалея, что Диана узнала о Ники и теперь о ее знакомстве с ним стало известно Джулиану. — В Югославянский комитет входят весьма достойные люди! Даже редактор «Тайме» одобряет их цели! К этой организации присоединился бы и мой папа…
— Твой отец был бы против твоих связей с националистами любой масти, — мрачно возразил Джулиан. — Неужели ты забыла, что произошло совсем недавно? Ты едва не предстала перед австрийским судом за соучастие в убийстве эрцгерцога Франца-Фердинанда!
— Ты ошибаешься, — повторила она. — Не было ордера на мой арест. Австрийцы не потребовали моей выдачи.
Джулиан резко отвернулся, засунув сжатые в кулаки руки глубоко в карманы брюк. Когда Алексий написал ему о том, что австрийцы потребовали выдачи Натальи, он решил не рассказывать ей об этом, чтобы не волновать. Сейчас он испытывал огромное искушение рассказать, как близка она была к тому, чтобы предстать перед судом вместе с Гаврило Принципом и его дружками.
Наталья подошла к нему сзади и примирительно провела руками по его предплечьям.
— Давай не будем ссориться, — сказала она грудным голосом. — Осталось всего четыре дня до твоего возвращения на фронт. Не будем их портить.
Его гнев мгновенно испарился.
Последние дни отпуска Джулиана пролетели с невероятной быстротой. Только что они сидели на ковре перед пылающим камином, весело играя со Стефаном и Беллой, и вот уже служанка укладывает ранец Джулиана, а он снова надевает свое ужасное хаки.
Наталья сидела на кровати, наблюдая за ним. Ею овладело беспокойство.
— Ты так ничего и не рассказал, — тихо произнесла она.
Он повернулся к ней от зеркала на туалетном столике.
— О чем?
— О войне. О Фландрии.
Джулиан снова медленно повернулся к зеркалу, приводя в порядок свой воротничок.
— О чем тут говорить? — сказал он наконец. — Это не поддается описанию. Никакие слова не могут передать того, что там происходит.
Наталья молчала, а он, застегнув воротничок, подошел к ней, сел рядом и взял за руку.
— Хуже всего день за днем сидеть в окопах среди крыс, гнили и вони, в постоянной грязи и терять людей.
— Когда началась война, говорили, что она закончится к Рождеству, — сказала Наталья, прислонившись к его надежному широкому плечу. — Вот уже второе Рождество, а война все продолжается. Когда же наступит конец? Не может же она длиться вечно?
Наталья повторила слова его матери: «Как долго продлится война? Когда наступит конец?» На эти вопросы хотели бы получить ответ мужчины, женщины и дети во многих странах, но его не было. Война превратилась в смертоносную мельницу, перемалывающую людей. Ее начало уже терялось в далеком прошлом, а конца не предвиделось.
— Не знаю, — с горечью сказал Джулиан. — Одному Богу это известно.
Наталья сжала его руку.
— Сколько еще у нас времени?
— Меня уже ждет автомобиль. Пять минут. Самое большое — десять.
— Люби меня, — сказала она страстно. — Еще раз до отъезда!
У него не было времени раздеваться. Он занялся с ней любовью, как с французской проституткой; его мундир царапал ей кожу, а пуговицы френча оставляли отметины на теле.
Это было дикое, первобытное совокупление, в котором отсутствовала нежность, а преобладало только влечение.
— О Боже, как я люблю тебя! — задыхаясь, воскликнул он, достигнув пика наслаждения. — Только тебя! Навсегда!
Наталья страстно его поощряла хриплым голосом, и когда он издал свой торжествующий возглас, она тоже не смогла сдержаться, и казалось, их крики исходили из самого сердца.
Когда Джулиан ушел, она долго сидела у окна, уставившись невидящими глазами на парк и размышляя о том, когда они встретятся вновь; скоро ли кончится война и они смогут вместе поехать в Белград, взяв с собой Стефана.
Глава 15
Когда Катерина вышла из собора под руку с мужем, она не представляла, куда они теперь поедут — ситуация была такова, что о медовом месяце не было и речи. Австро-венгерская армия пока не предпринимала активных действий, но не было сомнений, что она перейдет в атаку при первой же возможности. Ее интересовало, останется ли майор в Белграде и где они будут жить в этом случае.
— Ты слышишь стрельбу? — спросил он, слегка нахмурившись, в то время как жители Белграда выкрикивали поздравления в их адрес. — Очевидно, наша армия добивает остатки вражеских войск.
При виде новобрачных сослуживцы Зларина начали салютовать, стреляя в воздух, и Катерина не могла слышать даже собственного голоса.
В Конаке был наспех организован свадебный стол, и поскольку австрийцы разграбили дворец, Катерина не была уверена, найдутся ли стол и стулья даже для немногочисленных гостей.
Размышляя о том, что ее свадьба оказалась такой же необычной, как и у Натальи, она позволила мужу усадить ее в ожидающий их экипаж и слегка вздрогнула, когда он коснулся ее руки.
Щеки Катерины зарделись при мысли о предстоящей близости. Как она сможет пережить все это? По крайней мере Наталья была достаточно знакома с Джулианом и могла, не испытывая неловкости, называть его по имени. Сможет ли она называть Зларина просто Иваном?
Волнение нарастало по мере того, как экипаж удалялся от собора. Почему бы Зларину ей не улыбнуться и не попытаться как-то облегчить ее положение? Неужели он не понимает, как ей сейчас трудно? Он мог бы помочь ей. Достаточно было ему сказать, что она вполне может называть его по имени. После этого ей стало бы гораздо легче справиться со своей застенчивостью. На его месте Джулиан все решил бы шутя.
Катерина крепко сжимала руки на коленях. Она не должна думать о Джулиане. Мысль о нем вызывала у нее невыносимую боль. Теперь он женат на Наталье и счастлив, потому что, вероятно, очень желал этого брака.
Экипаж продолжал катиться по изрытым снарядами улицам, все еще заполненным ликующими горожанами и солдатами, а Катерина размышляла о том, счастлива ли Наталья.
Впрочем, не было причин в этом сомневаться. Хотя Англия также участвовала в войне, она не подверглась вторжению вражеских войск, как Сербия. Жителей Лондона не выгоняли на улицу, не насиловали и не расстреливали, как это было совсем недавно в Белграде во время нескольких недель австрийской оккупации.
Наталье не пришлось пережить те ужасные сцены, свидетелями которых стали она и Зита.
Помимо всего прочего, у Натальи есть Джулиан, который ее любит и заботится о ней. Как она может быть несчастливой?
Правда, Наталья не любила Джулиана, когда они вступали в брак, но это потому, что она была еще слишком юной и не думала о нем или о ком-то другом как о будущем женихе. Теперь, когда они поженились, Катерина не сомневалась, что Наталья его полюбила. Для сестры все складывалось как нельзя лучше. Неблагоразумная дружба с Гаврило Принципом и их опасная встреча в Сараево обернулась для нее не катастрофой, а, наоборот, благом.
Солдаты, приветствовавшие их винтовочными залпами у собора, продолжали беспорядочно скакать верхом рядом с их экипажем, а Катерина смотрела на человека, за которого только что вышла замуж, со все возрастающим опасением. Он продолжал слегка хмуриться, очевидно, думая о бое у реки.
Зларин был в мундире, и его самоуверенный подбородок и могучее телосложение придавали ему внушительный вид.
Он командовал частями, которые противостояли врагу на берегах Савы в сентябре и октябре. Поэтому он был героем в глазах жителей Белграда, и Катерина знала, что многие женщины ей завидуют.
Когда она задумалась о том, как продолжить беседу и перевести ее в более интимное русло, он вдруг сказал с явной озабоченностью:
— Ты еще мне не рассказала, как тебе и твоей матери жилось во время оккупации. Было очень тяжело? Пришлось ли воспользоваться пистолетом, который я тебе подарил?
Катерина колебалась. С одной стороны, она желала с ним пообщаться, а с другой — ей не хотелось омрачать такой день рассказами о пережитом в последние несколько недель.
— Ты оказался прав, когда говорил, что будет гораздо хуже, чем я могла себе представить, — сказала она наконец. — Так и произошло. И мне пришлось воспользоваться пистолетом. Я уже рассказала обо всем отцу и тебе расскажу, конечно, но только не сейчас. Я не хочу вспоминать тот ужасный день. Хорошо, что австрийцы ушли и… — она снова заколебалась, и ее щеки слегка порозовели, — и что сегодня у нас свадьба.
С большим удовлетворением Катерина заметила, как смягчилось его обычно задумчивое лицо.
— Сожалею, что не смог устроить свадьбу как полагается, — сказал он с такой искренностью, что опасения Катерины начали рассеиваться, ч Ты, конечно, знаешь, что твой отец очень хотел, чтобы венчание состоялось именно сегодня?
Она кивнула, чувствуя, что краснеет еще больше.
— Он полагает, что война продлится еще довольно долго, возможно, несколько лет, — сказала Катерина, надеясь, что Зларин понимает, почему отец предложил им обвенчаться так поспешно, и не думает, что на этом настояла она. — Отец говорит, что, возможно, пройдут годы, прежде чем он снова окажется дома, и я думаю… — ее голос слегка дрогнул, — ..я думаю, ему хотелось увидеть, что я устроила свою жизнь. По-моему, он боится — если мы не поженимся сейчас при нем, то он может до этого не дожить.
Иван кивнул:
— Он ничего такого мне не говорил, но я понял — он опасается за твое будущее, хотя я, конечно, счастлив выполнить его просьбу.
Почувствовав, что его слова прозвучали как-то напыщенно, он коснулся ее руки в перчатке и сказал более мягко:
— Я понимаю, тебе пришлось нелегко из-за такой поспешной свадьбы.
— Да, — откровенно призналась Катерина, робко ответив на пожатие его руки. — Но поскольку мы оба это понимаем, думаю, вместе мы со всем справимся.
Их экипаж свернул во двор королевского дворца, и Иван ответил ей с такой же искренностью:
— У меня не было возможности сказать тебе об этом раньше, но я очень польщен тем, что ты приняла мое предложение.
Катерина испытала некоторую неловкость. Хотя Иван не сказал прямо, но она понимала, что он имел в виду ее родство с королевским семейством. В обычное время брак между девушкой из дома Карагеоргиевичей и простым армейским майором посчитали бы в высшей степени мезальянсом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51