Теперь в городе опять стало шумно. Австрияки шли к центру города с ликующими криками и свистом. Был слышен скрип дверных петель, раздавались крики протеста и ругань.
По каменным ступенькам лестницы прогремели шаги. Дверь и конце палаты резко распахнулась, и в комнату ворвались три австрийца с винтовками наперевес.
Никто не шевельнулся.
— Теперь этот госпиталь поступает в распоряжение австро-венгерских вооруженных сил, — рявкнул один из троих, офицер. — Все его обитатели отныне пленные. Да здравствует Австро-Венгерская империя! Да здравствует император Франц-Иосиф!
— Чтоб ему гореть в адском огне! — непокорно крикнул воевавший под командованием майора Зларина молодой парень, у которого ампутировали полноги.
Реакция австрийцев была мгновенной. Двое солдат, сопровождавших офицера, бросились к постели раненого и застыли в изножье, наставив на него винтовки. Когда парень попытался вскочить с кровати, они прицелились и выстрелили ему прямо в сердце.
Зита больше не колебалась. Впервые в жизни ее покинули хладнокровие и сдержанность. Прежде чем Катерина успела остановить ее, она подскочила к офицеру и со всей силой ударила его по лицу.
— Убийца! — крикнула она, сверкая глазами. — Палач! Вот, значит, до чего опустилась могущественная австро-венгерская армия? До хладнокровного убийства беззащитных раненых мальчишек? Неужели у вас не осталось ни капли чести? Собственного достоинства?
Оба солдата бросились к ней с поднятыми винтовками. Катерина нащупала под юбкой пистолет. Неужели придется им воспользоваться сейчас? Так скоро? Даже если она начнет стрелять, это не спасет мать. Она не сможет застрелить троих австрийцев, прежде чем по крайней мере один из них не откроет ответный огонь.
Ужасная дилемма разрешилась, когда офицер, не отрывая взгляда от Зиты, сделал знак своим подчиненным опустить винтовки.
— Австро-венгерская армия не потерпит оскорблений от всякой балканской швали, — отрывисто сказал он, чувствуя по речи Зиты, что она не обычная медсестра.
Эта женщина высокомерна и самоуверенна, как аристократка, и он оценивающе прищурил глаза. Поскольку был отдан приказ брать заложников, он возьмет ее первой и, вполне вероятно, попадет в самую точку. Но в данный момент ему нужно было наладить с ней отношения. Сотни австрийских солдат были ранены при попытке взять город, и теперь было крайне необходимо обеспечить за ними уход.
— Если вы ответственны за эту палату, ваш долг следить, чтобы нас здесь не оскорбляли, — продолжил офицер, размышляя, как бы побыстрее выставить всех больных на улицу. — Если подобное повторится, виновный, будь то мужчина или женщина, будет казнен.
Он осмотрел комнату и, увидев Сиси, резко сказал:
— Она пойдет с нами. Если не будет достигнуто полное взаимопонимание, она не вернется.
— Нет! Ни за что! — решительно сказала Зита, быстро подошла и встала между Сиси и солдатами, которые уже было двинулись к ней.
— Для раненых будет лучше, если я пойду с ними, — спокойно и твердо сказала Сиси, кивнув на австрийцев.
Зита в нерешительности посмотрела на Хельгу. Та кивнула с несчастным видом.
— Да, — сказала она по-немецки, давая, как всегда, практичный совет. — Так будет лучше.
К ней тут же подскочил офицер.
— Вы! Вы немка?
Хельга пожала плечами.
— Да, — ответила она по-немецки.
Хельга стояла у кровати мужчины, у которого были изуродованы голова и лицо, и касалась его плеча, стараясь утешить. В изножье кровати лежал мундир солдата сербской армии.
— Ты предательница, — сказал офицер ледяным голосом, а затем обратился к своим солдатам:
— Расстреляйте ее.
На этот раз Катерина без колебаний приподняла свою юбку и лихорадочно схватилась за пистолет. Но было уже поздно.
Почти одновременно раздались два выстрела, и Хельга подалась вперед — из ее рта и груди сочилась кровь.
— Нет! — закричала Зита, бросившись к ней. При этом она заметила то, что собиралась сделать ее дочь, и еще раз крикнула:
— Нет! — на этот раз по другому поводу.
В ту же минуту в палату ворвался отряд австро-венгерских солдат с винтовками на изготовку. Задыхаясь от рыданий, Катерина опустила юбку. Протест матери ее не смутил. Но стрелять сейчас было бессмысленно. Этим ничего не добьешься. Хельгу уже не спасти. Они могли лишь поплатиться собственной жизнью и, возможно, жизнью всех раненых.
Никто не заметил ее попытки. Раненых и умирающих штыками сгоняли с кроватей, Сиси вывели из комнаты, Зита держала на коленях голову Хельги и плакала.
Беспроглядный мрак опустился на госпиталь, а прошло всего полчаса с начала австрийской оккупации. Катерина опустилась на колени рядом с матерью у тела Хельги и подумала, какой ужас еще ждет их впереди. Она благодарила Бога, что Натальи нет с ними и что ей не придется терпеть выпавшие на их долю испытания.
* * *
Часы оккупации обернулись днями, а дни начали складываться в недели… Катерина не раз мысленно извинялась перед Злариным. Он был абсолютно прав, когда говорил, что ни она, ни ее мать не имеют никакого представления о том, каково жить под властью врага. Над Конаком развевался желто-черный флаг Габсбургов. Пьяные солдаты грабили полуразрушенные и уцелевшие дома. Убийства гражданского населения стали массовым явлением. Пожилых женщин вешали, а тех, что помоложе, насиловали. Но пока отомстить было невозможно.
Высшие армейские чины заняли особняк Василовичей, и Зита с Катериной почти не уходили из госпиталя. В течение страшных десяти дней у них не было никаких известий о Сиси, а затем она вернулась в госпиталь без конвоя, еле держась на ногах.
Первой ее увидела Катерина. Она поставила поднос с медикаментами и бросилась к ней.
— Сиси! — задыхаясь, прошептала она и обняла подругу. — О Боже! Мы уж думали, что больше никогда тебя не увидим! — Слезы облегчения текли по лицу Катерины. — Где они тебя держали? Что с тобой было? Как ты себя чувствуешь?
Катерина поняла, что последний вопрос был излишен. Сиси выглядела совершенно измученной. Ее кожа потеряла былую свежесть, лицо казалось изможденным, а под глазами образовались темные круги.
Усадив подругу на ближайший стул, Катерина испуганно спросила:
— Они мучили тебя, Сиси? Они тебя били?
— Они меня насиловали, — сказала Сиси едва слышно с ужасающим безразличием. — Я не хочу, чтобы об этом знала твоя мать. Я не хочу, чтобы кто-нибудь вообще знал об этом, кроме тебя.
— Но, Сиси, она должна знать!
Сиси покачала головой:
— Нет. Я не могу говорить с ней об этом, Катерина. Я не хочу, чтобы меня расспрашивали. Чтобы люди смотрели на меня с сожалением и постоянно мне напоминали об этом… — Ее голос слегка осекся, впервые обнаружив плохо скрываемые чувства. — Мне необходимы горячая вода и мыло. Есть здесь что-нибудь? Могу я принять ванну? Тысячи ванн?
* * *
Сиси негде было остановиться, кроме госпиталя, но здесь было полно раненых австрийских и венгерских солдат. Катерина подумала о том, сможет ли Сиси ухаживать за ними. Девушка начала снова работать в палатах, и Катерина заметила, что она так же заботливо относится к австрийцам и венграм, как раньше к раненым сербам.
* * *
В конце второй недели оккупации начали распространяться слухи о том, что союзники наконец смогли снова поддержать оружием и боеприпасами сербскую армию.
— Если это правда, наши солдаты опять двинутся с боями на север, — сказала Зита с жестким блеском в глазах. — Они прогонят этих скотов и убийц из Белграда и утопят в Саве!
Катерина, вспомнив, как австрийские солдаты выгоняли штыками на улицы обезумевших от ужаса старух и их казнили, всем сердцем согласилась с матерью.
* * *
Настроения австрийцев изменились. Триумф сменился явной тревогой. Стали поступать вести о победах сербской армии .на фронте. Было ясно — враг будет вынужден оставить город, а это значит, что скоро придет долгожданное освобождение. Раненые австрийцы и венгры старались подняться с постели, как когда-то раненые сербы, чтобы покинуть город и укрыться в безопасности за Савой.
Суматоха на улицах нарастала, и грохот пушек становился все явственнее.
— Австрийский штаб скоро покинет наш дом, — сказала Зита Катерине. — Я хочу узнать, какой ущерб нам причинили.
Кроме того, твой отец прежде всего направится туда, если вернется, и я хочу оставить для него записку, чтобы он знал, где нас искать.
Катерина не возражала. После всех пережитых ими ужасов пройти по улицам, заполненным убегающими в панике австрийцами, когда сербская армия была уже почти рядом, казалось так же безопасно, как прогуляться по Калемегданским садам в мирное время.
Однако Сиси заронила в нее сомнение.
— Австрийцы не уйдут с пустыми руками, — сказала она, когда Катерина ей сообщила, куда отправилась Зита. — Они собираются взять заложников. Когда ваша мать придет в свой особняк, им станет ясно, что она — его хозяйка. Ее схватят и увезут за Саву.
— Мама полагает, что австрийские военачальники уже покинули город, — сказала Катерина, но ее охватила тревога. — Она думает, наш дом уже пуст.
— Дай Бог, чтобы она оказалась права. Но даже если командиры дали деру, там могут оставаться низшие чины. А если и они покинули дом, возможно, там хозяйничают мародеры.
Катерина встревожилась не на шутку. Конечно, в доме могут быть грабители. О чем только она думала, позволив матери уйти одной в такой неспокойной обстановке?
— Я иду за ней, — сказала она, быстро скинув белый передник с красным крестом на груди. — Если никто из нас не вернется, не ходи нас искать. Сначала дождись, когда в город войдут наши войска.
Выйдя в коридор, заполненный ранеными, стремящимися покинуть госпиталь, Катерина попала в толчею и с трудом выбралась на улицу. Было ясно, что битва за Белград уже идет на окраинах, и австрияки стремились как можно скорее удрать из города.
Выйдя на улицу Князя Милана, она ужаснулась при виде страшных повреждений. Почти каждый второй дом был разрушен; университет, гордость города, был полностью уничтожен; мостовая испещрена воронками; повсюду обнажились подвалы — стены домов рухнули под обстрелом из крупнокалиберных орудия, и в земле зияли глубокие дыры.
Королевский дворец, несмотря на повреждения, все-таки устоял, как и их собственный дом. Сначала ей показалось, что их особняк пуст, но затем, быстро миновав вестибюль и войдя в одну из гостиных, она услышала громкий крик матери.
Катерина бросилась назад с заряженным пистолетом в руке.
Откуда раздался крик? Сверху или снизу? Может быть, из итальянской гостиной? Из кабинета отца? Из бального зала?
— Мама! — крикнула она прерывающимся от волнения голосом. — Мама! Где ты?
Со стороны кабинета отца донесся животный женский крик, послышался грохот падающей мебели, а затем неистовый голос матери:
— Убегай скорее, Катерина! Беги! Беги!
Катерина побежала к кабинету, сжимая тяжелый и скользкий пистолет во влажной руке. На этот раз она намеревалась использовать его без колебаний, и ничто ее не остановит.
Ее мать лежала на полу с окровавленным лицом Лиф ее платья был разорван, обнажив грудь, юбки задраны кверху. Верхом на ней сидел австрияк, пытаясь ее изнасиловать.
Он даже не поднял головы и не взглянул на Катерину, когда та вбежала в комнату.
— Если ты ее дочка, — сказал он с явным презрением, стараясь добиться своей цели, — то дожидайся своей очереди.
Катерина не колебалась. Она подняла пистолет, держа его обеими руками, и спустила курок. Солдат слишком поздно осознал опасность. Он повернул голову, и похоть, отражавшаяся на его лице, сменилась удивлением.
Пуля попала ему прямо в переносицу. Это был превосходный выстрел, словно Катерина всю жизнь упражнялась в стрельбе. Из пробитой головы хлынула кровь, и солдат рухнул на спину.
— Убери его! — пронзительно закричала Зита. — Ради Бога, убери скорей!
Катерина бросила пистолет и подбежала к матери.
— В доме есть еще солдаты? — возбужденно спросила она, схватив мертвеца за плечи. — Если есть, то в нашем распоряжении всего несколько минут, а может, секунд!
Зита покачала головой, выбираясь из-под убитого и едва сдерживая рыдания.
— Нет Кажется, нет! О Боже, Катерина! Что нам теперь делать?
Катерина с трудом оттащила тело солдата в сторону.
— Пока нам ничего не надо делать, — сказала она, стараясь овладеть собой. — Австрийцы со всех ног удирают из города. Через час здесь никого из них не останется, так что этого типа никто не хватится. А пока мы спрячем тело. — Катерина испытывала ужас при мысли о том, что в любой момент может кто-то войти. — Я отволоку его ко входу в погреб и столкну вниз. А ты пойди наверх и посмотри, не осталось ли что-нибудь из твоей одежды в шкафах. Ты не можешь выйти на улицу в таком виде, а нам надо вернуться в госпиталь. Оставаться здесь нельзя.
Зита прижала тыльную сторону дрожащей ладони к своим губам; по ее лицу текли слезы.
— Господи, сделай так, чтобы твой отец и Макс оказались в войсках, которые войдут в город. Макс и майор Зларин были правы. Нам не следовало здесь оставаться. Последние две недели мы даже не ухаживали за нашими ранеными, а обслуживали австрийских и венгерских солдат. Нам надо было уехать в Ниш вместе с Вицей и Евдохией.
— Нет, — решительно возразила Катерина, осознавая, что мать на грани нервного срыва. — Мы белградки, и наше место здесь. Пройдут годы, и ты будешь гордиться тем, что мы остались в городе. А сейчас пойди и найди другую блузку.
Мать в полубессознательном состоянии ее послушалась, а Катерина снова ухватилась за плечи мертвеца. Она так и не рассказала матери о предложении майора Зларина выйти за него замуж и о своем согласии. Пока Катерина тащила тело из кабинета отца к погребу, она решила, что, пожалуй, надо это сделать до возвращения сербской армии в город. Если отец и Макс окажутся среди победителей и встреча с ними произойдет через несколько часов, лучше, чтобы мать уже не считала Макса своим будущим зятем.
Австриец был страшно тяжелым. Время от времени Катерине приходилось останавливаться, чтобы перевести дух. Ковер был весь в крови, и она подумала, что, возможно, ее усилия напрасны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51