Кейн прокашлялся.
— Я буду наведываться время от времени, чтобы проверить, как вы тут живете. В этом городе шерифу незачем сидеть неотлучно. Как только понадоблюсь, тут же приеду.
— Да уж, пожалуйста, — отозвалась Диксиана с саркастической улыбкой на своих миленьких губках. — А то вдруг у кого-нибудь опять что-то пропадет, а я окажусь виноватой. Меня такой поворот вовсе не устраивает.
Кейн скривил губы в печальной усмешке.
— Иначе было нельзя. Ты же знаешь, будь моя воля, я никогда не посадил бы тебя за решетку.
— Ну конечно, не надо заливать. Скажите это лучше мировому судье. Между прочим, вы слышали, я собираюсь баллотироваться на должность мирового судьи?
Кейн весело хмыкнул, как бы помимо своей воли. Дикси хлопнула его по плечу, и в Кристал всколыхнулась дотоле незнакомая ей жгучая ревность.
— Береги себя, Кристал. Хорошо? — напутствовала ее Диксиана.
— Ты тоже, Диксиана. — Девушка почти с тоской смотрела вслед удаляющейся фигурке Дикси; ревность угасла сама собой. Диксиана — характерная, запоминающаяся особа. Вряд ли она ее позабудет. Однако Дикси не пропадет. Может быть, даже и на выборах победит.
Кристал перевела взгляд на Кейна. Все проблемы улажены. Больше тут делать нечего. Пора ехать. Маколей кивком указал на стол.
— Бери вон тот сверток и' отправляемся.
— А что это?
— Посмотри.
Девушка отогнула один уголок объемного свертка. В прорехе виднелась небесно-голубая шерстяная материя.
— Нравится? Ян говорил, ты была в восторге от этой ткани. Из голубой шерсти получится великолепное платье. Гораздо лучше, чем то, что сейчас на тебе. — Кейн, придвинувшись к Кристал, ладонями, теплыми и жесткими, как кованое железо, обхватил ее руки чуть выше плеч и нежно погладил.
— Восхитительная ткань. Спасибо. — Девушка аккуратно завернула отрез шерсти в бумагу, размышляя, не пытается ли она, согласившись уехать с Кейном в его хижину в горах, просто искусственно оттянуть время, отсрочить то, что рано или поздно должно произойти. Она не говорила Маколею, что ее напугал метис, что он до сих пор тревожит ее сознание, будоража укоренившийся в ней природный страх перед смертью, хотя здравый смысл убеждал, что метис наверняка уже далеко от Нобла. Тем не менее, как только она закрывала глаза, в воображении моментально возникало его лицо; он смотрел на нее тем же бездушным взглядом, как смотрел когда-то Болдуин Дидье, словно предупреждая, что все, ради чего она живет, может быть отнято в любую минуту.
— До хижины путь не близкий. — Маколей забрал у девушки сверток.
— А чья это хижина?
— Ничья. Мы туда частенько наведывались с Кайнсоном. Прятались там после очередного налета. Охотничий домик посреди бескрайней пустоши. Если хочешь спрятаться, девушка, более подходящего местечка не найти.
Они вышли на улицу. Лошадь Кейна, та самая аппалузская верховая, которую Кристал помнила по Фоллинг-Уотеру, ожидала их возле здания тюрьмы, груженая седельными вьюками с провизией. Ночное небо было усыпано звездами, белыми и лучистыми, призрачными, будто сказочные искорки.
Маколей усадил Кристал в седло, потом и сам на кобылу, устроившись за спиной у девушки.
— Попрощайся с Ноблом, Кристал, — проговорил он, когда лошадь тронулась с места, затрусив в восточном направлении. — Если все получится, как я хочу, ты его больше не увидишь. Весной мы поедем в Вашингтон.
Кристал взирала на прерию в снежных заплатках, в лунном сиянии отливавшую цветом индиго, и думала о своем дяде. Где он сейчас? Идет по ее следу или находится на другом краю света? Она не знала. И это было самое ужасное.
— Ты всегда и во всем уверен, Маколей, но ведь что ждет нас впереди — неизвестно.
— Впереди у нас только это.
Он повернул голову девушки и неожиданно прижался к ее губам в долгом томном поцелуе, изгнавшем из нее все мысли и желания, кроме одной потребности — ощущать и чувствовать только его, его одного; этой потребности она подчинилась с радостью и вместе с тем негодуя на себя, потому что в объятиях Кейна неизменно теряла власть над собой. А вот и яркое тому подтверждение: оказывается, она сидит, вцепившись в грубое сукно его пальто, как бы умоляя продлить наслаждение. В результате поцелуй прервал Кейн. Он с невозмутимым видом натянул поводья, направляя лошадь на восток, к горам, голубевшим над ночными облаками, будто необозримые небеса рая.
Хижины они достигли к утру, следуя вдоль берега Норт-Попо-Эйджи-Ривер к истоку самой реки; она вытекала из озера, неподвижно зависшего между ледником и горой. Деревянный домик располагался в долине, которая весной, должно быть, покрывается мягким травянистым ковром, а сейчас представляет собой снежную расщелину, втиснутую между глыбами скал.
Кристал с опаской ступила в хижину, с ужасом думая, как они будут жить в однокомнатной лачуге без окон, да и вообще без каких-либо удобств. Но когда Маколей разжег огонь, она увидела, что каменный очаг довольно большой, — следовательно, замерзнуть они не должны. И мебель, какая-никакая тут есть: стулья, сколоченные из толстых веток, на которых еще сохранилась кора, расшатанный стол, весь порезанный, изрубцованный, как армия южан, грубая деревянная кровать с матрасом. Возле хижины она заметила горку заготовленных дров, а в озере водится много рыбы. Вполне можно жить. Некоторое время.
Девушка положила на пыльный стол сверток с небесно-голубой шерстью. Через открытую дверь в помещение струился солнечный свет. Кейн на улице треножил лошадь. Солнце еще только поднималось над горой Во-Боннет-Пик, и вершина Пингоры на противоположной стороне долины густо розовела на фоне дивных красок неба, которые не смог бы передать ни один художник. У подножий голубых гранитных возвышенностей лежало лазурное озеро, искрящееся бликами отражающегося от снега света. Кейн говорил, что оно зовется Лоунсам-лейк.
Очень точное название. Маленькую долину с озером с трех сторон окружали каменные стены, упирающиеся в поднебесье. Отличное укрытие, даже еще более укромное, чем Фоллинг-Уотер. Сюда, наверное, и индейцы-то заглядывают раз в тысячу лет, не чаще.
В хижину вошел Маколей, на мгновение заслонив своей рослой фигурой свет. В очаге потрескивал огонь, стреляя искрами, отбрасывая тени на его лицо.
— Мы можем поселиться здесь навечно? — тихо косила девушка.
Кейн сгрузил на стол тяжелые седельные вьюки и посмотрел на Кристал; взгляд его потеплел.
— Ничего не имею против.
— Хочешь есть?
— Поставим вопрос иначе: ты умеешь готовить? До сих пор не могу забыть, какими блюдами из бобов ты потчевала нас в Фоллинг-Уотере.
Кристал прикусила губу, скрывая улыбку, и подошла к столу с седельными вьюками.
Кейн закрыл дверь, и в безоконной хижине наступила ночь. Мрак разрезали только пляшущие в очаге язычки пламени.
Они одни. Кроме них, здесь совсем никого нет. Адам и Ева в снежном раю. Наконец-то ей незачем беспокоиться, что к ним кто-то ворвется из внешнего мира, потому что сюда извне ничто не проникает. Только огонь, темнота, он.
Маколей тронул волосы девушки, провел ладонью по шелковистым прядям до самых кончиков, благоговейно, как будто касался божества. Он не позволил ей заколоть их перед отъездом из Нобла. Сказал, что она ему очень нравится с распущенными, взлохмаченными волосами. Кристал решила не спорить из-за подобного пустяка.
Кейн наклонился и поцеловал ее. Какие вкусные у него губы. Девушка покраснела, вспомнив утро минувшего дня, проведенное в объятиях Маколея: она предавалась любви с бесстыдством. Он имеет над ней непреодолимую власть. Кристал это тревожило.
Маколей прижался губами к ее волосам и, обняв одной рукой, притянул к себе. Она спиной упала на сто грудь.
— Ты любишь меня, Кристал, — прошептал он. Утверждение, не вопрос.
Она посмотрела на него, даже не подозревая, сколько боли таится в ее глазах.
— Я могла бы не согласиться.
— Любишь, любишь.
Кристал отвела взгляд от лица Маколея, не в силах подтвердить правоту его замечания. Перед ним она беззащитна.
— Ладно. Давай ложиться.
Девушка поежилась и обхватила себя за плечи. В постели с этим мужчиной она делала все, что только поддается воображению, отдавалась ему без остатка, и, однако, каждый раз шла к кровати с неохотой. Не совсем верные у них отношения. Хоть и одичала она в Вайоминге, ее воспитанная в добродетели натура отказывается мириться с тем, что она вступает в интимную близость с мужчиной, не являясь его женой.
Почувствовав, что девушка колеблется, Кейн зашептал ей в ухо:
— Я знаю, Кристал, мы с тобой происходим из различных слоев общества. Это подтверждается тем, как ты разговариваешь, как надменно вскидываешь подбородок, когда чем-то недовольна. Я знаю, ты — благородного рода, наверное, даже из богатой семьи, — судя по фотографии, где ты запечатлена с сестрой, да и по манерам твоим это заметно. Однако в силу каких-то обстоятельств, которые для меня, возможно, так и останутся тайной, ты лишилась этого богатства. Но ведь, цепляясь за свои моральные устои богатой аристократки, ты его все равно не вернешь.
— А ты, должно быть, воспитывался, не обремененный никакими нравственными принципами? Неудивительно, что Джорджия проиграла войну. — Кристал отвернулась, не желая, чтобы Маколей видел раскаяние в ее глазах. Ну почему каждый раз, споря с ним, она обязательно укоряет его войной? Она ненавидела себя за это. Но ведь Кейн сам виноват: он всегда стремится задеть самую больную струнку в ее душе, и она чувствует себя настолько беззащитной, вынуждена обороняться, прибегая к тактике трусливых нападок.
— Может, я и «белая шваль», однако не бегаю от Правосудия, — парировал Кейн с язвительной горечью и ожесточением в голосе.
Его реплика глубоко ранила девушку, словно ей ткнули в сердце нож. Теперь они квиты.
Бедняки из белого населения южных штатов.
Кейн погладил ее по щеке, потом медленно потянул к себе, и она, так же медленно, шагнула в его объятия.
— Мы здесь не для того, чтобы думать об этом, — тихо промолвил он.
— От реальности не скроешься. Как же мы можем не думать о ней? Отсюда и все наши ссоры.
Маколей хохотнул.
— Мои родители частенько ссорились, дрались, как черти. В сущности, по-моему, дня не проходило, чтобы они не устроили перебранку с кулаками. Мама однажды так огрела отца сковородой по голове, что он двое суток лежал как убитый.
Кристал в ужасе вытаращила глаза. Даже в самых своих бредовых фантазиях не могла она представить, чтобы ее родители учиняли подобное.
Кейн насмешливо скривил губы.
— Я понимаю, для тебя это несколько необычно, но главное вот что: уладив свои разногласия, они отсылали нас с братьями на улицу, погулять. Иногда на целый день. Могу только догадываться, чем они занимались в спальне по нескольку часов подряд. До сих пор звучат в ушах их смех и счастливые вопли. — Он взял лицо девушки в свои большие ладони. — Знаешь, мама, должно быть, почувствовала, что отец погиб. Она просто утратила интерес к жизни.
Скорбь в его голосе глубоко взволновала Кристал. Она сразу вспомнила своих родителей, Они умерли вместе, как, наверное, и желали бы. Только это и служило ей утешением.
Маколей взял девушку за руку, чтобы повести к кровати, но она по-прежнему не двигалась с места.
— Что тебя останавливает? Тебе это не нравится? Я хочу, чтобы тебе было хорошо.
Кристал отвернулась.
— Ты же знаешь, мне все нравится. Даже слишком. Ты просто сводишь меня с ума, у меня не хватает сил.
— Хватает. Ты это доказала. И снова докажешь.
Кристал посмотрела в глаза Кейну. Может, в чем-то он действительно простой парень из Джорджии, однако мужчина, стоящий сейчас перед ней, прошел выучку в кровавых битвах, закаливших и ожесточивших его дух. Он знает, чего хочет, и не видит смысла в том, чтобы попусту тратить время. От этой мысли перехватило дыхание, сердце забилось испуганно в предвкушении чего-то необычайно волнующего, обещавшего новизну впечатлений.
Кристал почувствовала себя в кольце уютных объятий Маколея. Как же она боится привыкнуть к его защите. Ведь его любовь к ней висит на тонкой ниточке, которая может лопнуть в ту же секунду, как только он увидит объявление о розыске с ее приметами.
— Матрас грязный, — прошептала девушка, ощутив на своей хрупкой нежной шее обжигающие отпечатки его губ.
Верное замечание. Матрасом служил замызганный чехол из тика, набитый сухой травой, пучками торчавшей в прорехах старой материи. Об одеялах с простынями оставалось только мечтать.
Кейн тут же устранил непредвиденное препятствие, накрыв матрас своим военным пальто, затем осторожно опустил на кровать Кристал, погрузив ее в восхитительное тепло, которое впитало из его тела синее сукно. Они утоляли свою страсть неторопливо, медленно, с каждым движением проникаясь уверенностью, что в мире, который возводят для себя, они навсегда будут избавлены от вторжения извне. А после, лежа в объятиях Маколея, охранявших ее от опасностей, Кристал закрыла глаза, и ей приснился сон.
Кристал снился ее возлюбленный — Кейн. Но он не разбойник и не шериф. Во сне Кейн явился ей истинным джентльменом; он прибыл с визитом к ван Аленам в их роскошный особняк на Вашингтон-сквер.
Вот он стоит на крыльце, одетый в черный костюм со строгим галстуком, но без шляпы. Маме Кейн не очень понравился.
— Он — упрямец, его не обуздать, — поделилась с ней мама, разглядывая Маколея в открытую дверь, хотя тот со своей стороны тоже и видел их, и слышал реплику миссис ван Ален. Кристал не могла не согласиться с мнением матери. Тем не менее, она пригласила Кейна в дом, отметив про себя, что черный цвет ему к лицу, прекрасно сочетается со всем его суровым обликом и особенно с глазами, светлыми как лед.
Отец уединился с Кейном в библиотеке, где они вели беседу за бокалом виски, а Кристал с матерью в гостиной потягивали ликер. Кристал не переставала удивляться такому странному сну. В настоящей жизни никто никогда не просил ее руки у родителей; она тогда была слишком юна. Правда, вовсе не трудно представить, как бы все это происходило.
Отцу, естественно, поклонник младшей дочери пришелся по душе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49