Казалось, что шоу закончилось, не успев начаться. Она могла бы петь всю ночь, могла танцевать, пока напрочь не сотрет каблуки. Она дважды вышла на бис и в конце второго выхода заметила, что свет софитов переместился в сторону. Одри посмотрела направо и увидела Лукаса – Лукаса! – с электрогитарой вышедшего на сцену. Он был в своих любимых черных кожаных брюках, длинном свободном плаще и темных очках. Одри продолжала петь, но софиты светили на Лукаса.
Когда песня закончилась, у Одри не оставалось выбора – она протянула руку в его сторону и прокричала:
– Лукас Боннер со своей гитарой!
Толпа одобрительно взревела; Лукас поклонился, направился к Одри, сопровождаемый небольшим кругом света, крепко обнял ее и поцеловал в губы – к восторгу публики. Потом заставил Одри поклониться одновременно с ним, как будто они вместе только что дали самое потрясающее представление ее жизни, как будто они вместе пели и танцевали весь вечер без отдыха!
Они поклонились еще дважды, Лукас схватил ее за руку и потянул на платформу, которая должна была опустить их под сцену. Пока они опускались, восторженные выкрики и бешеные аплодисменты как будто еще усилились.
– Отличное шоу! – прокричал стоявший внизу ассистент режиссера, хлопнул Лукаса по спине и быстро ушел. Они остались одни; рабочие сцены вдалеке гасили софиты и убирали дымовые шашки. Они стояли в темноте; Лукас облапил Одри и поцеловал ее в губы так, как не целовал никогда.
– Просто фантастика! – сказал он, снова поцеловав ее и подтолкнув дальше за сцену, где перепутались кабели и провода. – Офигенный кайф! – воскликнул Лукас, словно это он провел последние полтора часа там, на сцене, выполняя замысловатые движения на высоченных шпильках, словно это он умудрялся при этом петь, не задыхаясь, хотя двигался по всей сцене, спускался в зал и поднимался обратно.
Он прижал Одри к каким-то доскам, нащупывая ее грудь.
– Лукас…
– Ну давай, крошка! Это было круто, – сказал он, скользнув рукой по голой ноге под коротенькой юбкой. – Ты меня так завела! – пробормотал он, а рука его уже забралась совсем высоко.
Одри негромко ахнула, удивленно запрокинув голову; она чувствовала легкое возбуждение и удовольствие от запретного секса под сценой… но секс был быстрым, грубым и не слишком романтичным. Лукас кончил ей прямо на ногу, – и все-таки это был секс, а в последние несколько месяцев они им почти не занимались. Одри, слишком возбужденная после шоу, слишком взволнованная тем, как хорошо оно прошло, не стала об этом задумываться.
Однако не могла избавиться от мысли, что пока Лукас вонзался в нее, она представляла себе Джека.
Наверху, на сцене, на участке, отгороженном для команды и для того, чтобы Одри могла быстро переодеться, стоял Джек. Он видел все шоу. Оно впечатляло – Джек был поражен талантом Одри и ее умением устанавливать контакт с аудиторией в двенадцать тысяч человек так, словно все они находились на камерном клубном представлении. И пусть он предпочитал проникновенные баллады, которые она пела когда-то, шоу его все равно затянуло. Одри танцевала, как профессионал, бедра ее вращались, светлые волосы разлетались. И голос у нее прекрасный. Она сама прекрасна.
Может быть, больше всего Джека удивило то, что на сцене Одри выглядела гораздо счастливее, чем в жизни.
Одри рождена для сцены – она завораживает, и нет ничего удивительного в том, что толпа сходит от нее с ума.
Это было потрясающее шоу, с буквально парочкой незначительных недочетов… до тех пор, пока на сцену не выполз Боннер и не дал всей публике понять, что Одри принадлежит ему. В тот момент Джек начал презирать Боннера – по одной простой причине: тот украл у Одри последнюю минуту успешного начала ее турне, отвлек на себя внимание зрителей, влез туда, где ему не место.
А теперь огни погасли, публика расходится, рабочие демонтируют оборудование на сцене, а влюбленная парочка до сих пор не поднялась наверх из пещер под сценой.
Джек подавил странный укол ревности и ушел.
Он увидел их через полчаса, когда они все-таки появились на вечеринке в честь открытия. Одри была ослепительна, она просто светилась от восторга, от того, что сумела провести практически безупречное шоу. Или от быстрого секса под сценой. Ну да, этого Джек точно не знал, но он знал женщин и знал этот взгляд.
Одри перелетала от гостя к гостю, принимала похвалы, подписывала бейсболки и диски. То и дело сверкали вспышки фотоаппаратов; Лукас сунул ей в руку бокал с напитком, пока она позировала для дюжины или даже больше снимков с фанатами, сумевшими получить пропуск за кулисы. Ее улыбка не исчезала, она продолжала сиять.
В конце концов, добравшись до бара, Одри заметила Джека и улыбнулась ему так тепло, что в груди что-то странно дрогнуло.
– Эй, что ты думаешь о моем шоу, Супермен?
Джек улыбнулся, глядя в ее блестящие зеленые глаза.
– Думаю, это было что-то сверхъестественное, – искренне ответил он. – Предсказываю, что ты будешь величайшей звездой – у тебя фантастическое чувство сцены.
– Ого! Спасибо! – засияла от удовольствия Одри. – Придется проставить тебе за это выпивку. – Она обратилась к бармену: – Бокал красного вина, пожалуйста, и… и то, чего захочет мой друг.
– Спасибо, не нужно, – сказал бармену Джек и повернулся к Одри: – Я на работе, не забыла?
Бармен отошел. Одри перевела взгляд на Джека.
– Так ты видел все шоу? Я имею в виду – целиком?
– Каждый номер, каждый танец.
– Тогда, наверное, я спрошу – что ты думаешь насчет освещения во время «Возьми меня»?
– Немножко темновато, – ответил Джек.
– Темновато! – рассмеялась она. – О чем ты? Это очень чувственная песня – там и должно быть темновато. Или ты не из страстных мужчин?
– А из каких, по-твоему?
Она внимательно всмотрелась в него и подмигнула:
– Из тех, для кого не существует преград.
– Одри! – окликнул ее кто-то, не дав Джеку сказать, что она оценила его совершенно точно.
Одри повернулась направо.
– Привет, Рэнди! – воскликнула она, радостно обнимая парня, с ног до головы одетого в «Прада». На всех остальных в комнате были джинсы. – Ты видел шоу? – возбужденно спросила она.
– Видел, и это потрясающе! Великолепно! Но что это такое вытворил Боннер? – спросил Рэнди, кем бы он ни был. – Надеюсь, это не войдет в привычку. Ты тратишь кучу денег, чтобы продвигать свои диски. А не его.
– Брось, Рэнди, это же всего одна песня, – отмахнулась Одри. – Хочешь выпить? – спросила она, поворачиваясь к бару.
– Одри, слушай, между тобой и мной… – Уголком глаза он заметил Джека и замолчал.
– О, это Джек, мой охранник, – произнесла Одри, положив ладонь на руку Джека. – Можешь говорить при нем все, что угодно. – Она улыбнулась Джеку. – Рэнди – мой агент.
Агенты, менеджеры… невозможно уследить за ее свитой.
– Приятно познакомиться. – Рэнди пожал Джеку руку, но смотрел при этом на Одри. – Я просто советую: не позволяй Боннеру соваться вперед себя. Не забывай, что деньги – это ты, а не он.
– Ты слишком беспокоишься, Рэнди! – весело отозвалась Одри. – Лукас все понимает. Он просто решил немного повеселиться на первом шоу турне. И все говорят, что это было превосходно!
Она не убедила Рэнди, да, честно говоря, и Джека тоже. Но Одри пила вино, лучась радостью.
– Ладно, Одри, – сказал Рэнди и окинул взглядом комнату. Он заметил Кортни, сидевшую на столе с так высоко задранной юбкой, что Рэнди смог увидеть едва ли не все ее бедро. – На следующей неделе позвоню. Утром мы с Ричем летим в Лос-Анджелес.
– Рич тоже? – рассеянно спросила Одри.
– Он вернется. Он хочет продемонстрировать результаты работы уже на следующей неделе. – Рэнди снова окинул взглядом комнату. – Я, пожалуй, пойду. Хочу поздороваться с Кортни, – добавил он, поцеловал Одри в щеку и посмотрел на Джека. – До встречи.
– Пока, Рэнди! Спасибо, что пришел! – крикнула ему вслед Одри. Она проводила его взглядом и, сияя улыбкой, снова повернулась к Джеку: – Ты отлично выглядишь в черном – очень подходящий цвет для вышибалы.
– Буду думать, что это комплимент, – протянул Джек.
– Так и есть. – Ее глаза сверкали, как автомобильные фары на темном шоссе. – Я чувствую себя на удивление великодушной. – Одри рассмеялась. – Дело в том, Рэмбо, что когда ты не так увлечен собой, ты становишься очень даже классным парнем.
Губы Джека невольно растянулись в улыбке.
– Это интересно. Днем ты хотела меня уволить. Вечером говоришь, что я классный парень. Наверное, тебе пора перестать налегать на вино, – добавил он, небрежно протянул руку и убрал прядку светлых волос, попавших на край бокала, из которого пила Одри.
Ее глаза засверкали. Она опустила бокал.
– О, я и сейчас хочу тебя уволить, – весело ответила Одри, устремив взгляд на открытый вырез его рубашки. – Но ты все равно классный.
– Забавно. А я все равно думаю, что ты дива… – Джек наклонился и посмотрел ей в глаза. – Но все-таки ты и сама классная…
Одри расхохоталась – и покраснела. Она покраснела! Джек не сомневался, что ей постоянно говорят, до чего она чертовски сексуальна, но она покраснела, как молоденькая девчонка. А покраснев, сделалась настолько привлекательной, что Джеку ужасно захотелось ее поцеловать. Это было сильное, почти непереносимое желание, и если он не ошибся, Одри смотрела на него так, словно была новее не против.
Наверное, было море как мужчин, так и женщин, желавших ее поцеловать, и если Джек хоть что-то понял за недолгое время общения с Одри во время ее турне, так это то, что от него она этого не хочет. И все-таки он жаждал заключить ее в объятия в самом прямом смысле слова, ощутить, как она прижимается к нему своим телом, попробовать, каковы на вкус ее губы…
Одри склонила голову набок и улыбнулась так, словно поняла, как она на него действует. К счастью, Джек оказался сильнее своего тестостерона. Он подмигнул.
– До встречи, торопыга, – произнес он и пошел прочь, остро ощущая спиной ее изумленный взгляд и – тут он не сомневался – праведное негодование. Джек хмыкнул.
Но ее покрасневшие щеки так и вставали перед его глазами всю ночь – и даже дольше.
Давным-давно Джек понял, что если женщина начинает проникать тебе в душу, то лучшее лекарство избавиться от нее – это работа. Он не лег спать, решил проследить, как грузят десять прицепов, в которых везли сценическое оборудование, и увидел Кортни и Рэнди, слившихся в весьма страстном прощальном объятии на стоянке машин.
Ему удалось поспать всего пару часов, а потом они с Тедом занялись проверкой багажа, грузившегося в автобус Одри. Подошла Кортни, одетая в пикантное платье на бретельках.
– Привет, красавчик! – сказала она, прижимаясь к Джеку.
– Доброе утро, Кортни. Ты сегодня встала очень рано, – ответил он, отодвигаясь в сторону.
– А с чего ты решил, что я встала, а не собираюсь лечь? – подмигнув, спросила Кортни. – Эй, вчера вечером ты вдруг пропал, – добавила она, игриво ткнув его в плечо. – Куда ты ушел?
– У меня была работа. Тебе что-то нужно?
– Нет… но я кое-чего хочу, – промурлыкала она и вдруг нахмурилась. – Вообще-то ты прав, я по делу. Одри тоже тебя хочет, – сказала Кортни, проказливо поглаживая рукой его бедро. – Она в отеле.
Джек вздохнул и качнулся в сторону от ее руки.
– Пожалуйста, передай Одри, что пока я занят, но обязательно поговорю с ней до того, как мы отправимся в Миннеаполис.
– Думаю, лучше пойти, – снова подмигнула Кортни.
– Послушай…
– Сегодня утром ей принесли почту, – продолжала Кортни. – Она получила еще одно письмо. И плохую рецензию, – добавила она, закатив глаза к небу. – Можно подумать, мир рухнул.
– Еще одно письмо? – спросил Джек, пропустив мимо ушей ее слова о рецензии.
– М-м… угу, – промычала Кортни, откровенно разглядывая его. – С коробкой шоколадных конфет.
– Скажи, я сейчас буду.
– Прямо сейчас? И я не смогу уговорить тебя пойти окольным путем? – спросила Кортни, соблазнительно улыбаясь.
Джек решительно положил руку ей на плечо и развернул Кортни в сторону отеля.
– Никаких окольных путей, – произнес он, подтолкнув ее в спину, хотя ему очень хотелось пнуть ее ботинком.
Джек сильно встревожился.
– Увидимся позже, – бросил он Теду и быстро пошел мотель.
Глава 9
В отеле Одри позвала Лукаса и окружила себя кучей народа, чтобы они образовали заслон между ней и любым психом, бродящим сейчас в холле.
Она сидела на столе, бездумно ставя автографы на фотографиях, которые потом будут отосланы с помощью ее фан-клуба. Мысли ее блуждали вокруг коробки конфет и письма, доставленных рано утром посыльным. Пока Лукас рылся в коробке в поисках трюфелей, Одри вскрыла письмо и прочитала ужасные мерзости. Ее хотели убить. Она успела остановить Лукаса до того, как он положил в рог конфету.
Теперь сюда явилась полиция, забрала коробку с конфетами на экспертизу, прочитала письмо и задала ей все те же вопросы, которые задавали в Нью-Йорке, когда она получила предыдущее письмо. Знает ли она кого-нибудь, желающего причинить ей вред? Какие-нибудь сложности в семье? С бойфрендом? С любовником? Она ненавидела эти вопросы – ненавидела тем сильнее, чем больше у полиции росло убеждение, что имеется неиссякаемый колодец людей, которые ее ненавидят. И что еще хуже, они, похоже, считали, что сделать с этим ничего не могут.
– Такие детали невозможно проследить, – заявил офицер полиции.
И чтобы еще сильнее ее оскорбить, один из полицейских оставил на столе газету. Одри совершила большую ошибку – развернула ее, пока ждала, когда кто-то куда-то позвонит (она забыла, кто и куда), и наткнулась на рецензию на свое шоу.
К несчастью, критик, вероятно, оказался единственным человеком во всем зале, кому не понравилось ее вчерашнее шоу. Он писал, что ее музыка – это подражание Мэрайе и Келли; что освещение сделали намеренно темным, пытаясь скрыть, что Одри уже старовата для карьеры поп-звезды; что единственная песня, выделявшаяся из всего выступления, – это баллада, которую она пела, играя на акустической гитаре под аккомпанемент скрипки.
Это была ее старая песня, единственная, которую Лукас и фирма звукозаписи позволили ей включить в новый альбом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39