Когда все поели и начали убирать со стола, на пороге спальни Кейт появилась Луноцветка с маленьким узелком, обернутым кожей. Не говоря ни слова, она прошла мимо них и скрылась за дверью. Чарли с Джонатаном переглянулись и продолжали молча мыть посуду.
Луноцветка вскоре вернулась уже с пустыми руками, прошла прямо к плите, развела в тазике теплую воду и скрылась в спальне Кейт.
В следующий раз индеанка появилась на пороге, лишь когда вся посуда была перемыта, а мальчики уже отправились спать.
— Она уснула, — сказала Луноцветка. — Но у нее печальный дух. — И, не говоря больше ни слова, она завернулась в одеяло и вышла в ночь.
— Ну, значит, пора. — Поднявшись из-за стола, Чарли надел пальто и шляпу.
— Передай Лунонветке от меня спасибо, Чарли.
Джонатан еще несколько минут неподвижно сидел у стола, потом тяжело вздохнул, приоткрыл дверь маленькой спальни и некоторое время смотрел на спящую женщину. Оглядев комнату, он вздохнул с облегчением: Луноцветка все убрала. В глубине души он боялся того, что могло ждать его за этой дверью.
Та страшная ночь, когда ему в последний раз пришлось быть свидетелем родов, снова отодвинулась от него и сделалась всего лишь воспоминанием. Прошлое переплелось в этом кошмаре с настоящим. Он брал за руку Кейт, но это почему-то оказывалась рука Мэри. Он обтирал платком ее лоб и бормотал слова утешения, но слова эти тоже предназначались для Мэри, его жены. Только сейчас последние душераздирающие крики Мэри во время родов начали затихать в его памяти. Оставалась лишь тревога о Кейт.
Он снова вгляделся в ее осунувшееся лицо: оно было белее ее рубахи, лишь под глазами залегли темные круги.
От света фонаря веки Кейт затрепетали, и она открыла глаза. Не понимая, что с ней, она с трудом сосредоточила взгляд на знакомом силуэте в дверях.
— Джонатан, это ты?
— Извини, я не хотел тебя будить. Как себя чувствуешь?
— Слабость.
— Ну, тогда не буду мешать…
— Нет! — торопливо перебила она. — Пожалуйста!.. Я боюсь одна.
Помедлив, Джонатан шагнул в комнату и повесил фонарь на крюк в стене.
— Хочешь поужинать? — нерешительно спросил он.
— Спасибо, я не голодна.
— Может, попьешь воды?
— Нет, спасибо. — Она смущенно тронула рукой волосы. Узел, обычно туго закрученный на затылке, растрепался и сполз вниз. — Дай мне, пожалуйста, щетку для волос, — попросила она, дрожащими пальцами нащупывая шпильки.
Джонатан покачал головой и подал ей щетку с умывальной полочки. Вот это по-женски, подумал он: на дворе глубокая ночь, сама только что прошла сквозь адские муки, а она беспокоится, хорошо ли у нее лежат волосы.
Вытащив последние шпильки, Кейт взяла у него щетку и начала медленно разбирать спутанные пряди.
Джонатан несколько минут наблюдал за ее неловкими попытками и наконец мягко, но решительно отобрал у нее щетку.
— Позволь, я помогу.
Огромные карие глаза удивленно вскинулись на него, и немного погодя она молча повернулась к стене.
Джонатан сел на край постели и начал осторожно ее расчесывать, чувствуя, что это приносит ей облегчение. Держа в руках роскошные густые пряди, Джонатан поражался, как он до сих пор не замечал, что у нее такие прекрасные волосы: под его пальцами они струились как шелк. Они как сама Кейт, подумал Джонатан. Их красота видна, только если присмотреться.
Он надеялся, что Кейт заснет, убаюканная его монотонными движениями.
— Это был мальчик, — вдруг тихо сказала она. — Мы всегда мечтали о сыне.
— Кейт…
— У нас с Брайаном были такие планы… Как нарожаем детей, будем жить на ферме, вместе стареть… Все мои мечты умерли вместе с Брайаном. А потом я узнала, что у меня будет ребенок от него, и показалось, что жизнь еще не кончена, что есть ради чего жить…
— Кейт… — Джонатан осторожно развернул ее к себе лицом. — Не терзай себя так. Я понимаю, какое это горе. Выпусти его наружу! Кричи, плачь… делай, что хочешь, но только не держи в себе.
Кейт целую минуту молча глядела на него, потом глаза ее наполнились слезами, и она разрыдалась, уткнувшись ему в плечо.
— О Боже, Джонатан! Как мне больно.
— Я знаю, Кейт. — Джонатан закрыл глаза и крепко прижал ее к себе.
16
— Мы пробудем почти весь день на пастбище. Что-нибудь нужно, пока мы еще здесь? — спросил Джонатан, стоя у двери.
Кейт рассеянно теребила одеяло.
— Нет, спасибо. У меня все есть.
Джонатан кивнул и собрался уходить. Вот уже три дня с тех пор, как она разрыдалась у него на груди, Джонатан был безупречно, бесконечно добр. Он обращался с ней очень бережно, старался держать сыновей подальше от ее комнаты и говорил, чтобы она не думала вставать, пока совсем не поправится. Ей же пока хотелось только одного — спать, спать… Может, с ней что-то не то, смежая веки, успела подумать она. Может, нужно…
Когда она опять проснулась, солнце стояло уже высоко. Щурясь на свет, она не сразу узнала Луноцветку, стоящую перед раздвинутыми ставнями.
— Луноцветка?
— Вставай. Плохо много лежать. — Луноцветка наклонилась и сдернула с нее одеяло.
— Луноцветка, я думаю…
— Ты слишком думаешь. — Достав откуда-то пару мягких мокасин, индеанка надела их ей на ноги. — Тело здоровое, дух больной. — Она настойчиво потянула Кейт за руку и заставила ее подняться с кровати, после чего, набросив ей на плечи одеяло, вытолкала на кухню. — Ты меня лечила. Теперь я тебя лечу.
Ослабевшая Кейт не могла противиться напору индеанки, и вскоре та вытянула ее из дома и потащила к ручью. Они спустились вниз по течению до покинутой бобровой запруды. Кейт, ничего не понимая, растерянно озиралась. Тут в зарослях она заметила небольшую поляну, на которой, между двумя раскидистыми ивами, примостилось странное куполообразное сооружение. Сооружение было высотой ей по плечо и покрыто кожами, одна из которых — очевидно, над входом — могла свободно откидываться. Из отверстия наверху купола курился дымок.
— Что это? — спросила Кейт.
— Парильня. Я делала для тебя.
— Для меня? Но я не понимаю, как…
— Когда Кейт меня лечит, я тоже не понимаю, но боль уходит.
— Ты хочешь сказать, что это мне поможет?
— Это поможет вот тут. — Луноцветка ткнула себя в грудь, где находится сердце.
Вскоре, следуя указаниям Луноцветки, обнаженная Кейт оказалась внутри темной парильни. Сидеть было очень неудобно. Посередине возвышалась груда раскаленных камней — Луноцветка время от времени плескала на них водой, и тогда женщин окутывало густое облако. Поначалу Кейт задыхалась в клубах обжигающего пара, но вскоре, как ни странно, привыкла и стала втягивать в себя горячий влажный воздух чуть ли не с удовольствием.
— А почему мне это должно помочь? — спросила она.
— Мой народ делает так, чтобы… — она неопределенно повела рукой. — Как будет — убирать все грязное?
— Очищать?
Луноцветка кивнула.
— Да. Очищать дух. Тогда дух излечится. — И, раскачиваясь взад и вперед, она монотонно забормотала что-то на своем языке.
Несколько минут Кейт следила за ней, но вскоре глаза ее сами собой закрылись. Кейт не знала, сколько прошло времени, но мало-помалу черный занавес над ее сердцем стал медленно приподниматься.
Наконец Луноцветка замолчала и сделала ей знак следовать за ней. Они выбрались наружу.
Кейт полагала, что они сейчас вытрутся и начнут одеваться, но, к ее немалому удивлению и даже тревоге, Луноцветка схватила ее за руку и потащила к запруде.
Ледяная вода коснулась ее распаренной кожи… В первую секунду у Кейт перехватило дыхание, но потом вдруг, так же быстро и неожиданно, она привыкла к обжигающему холоду, ей стало казаться, что вокруг нее не вода, а жидкий шелк, ласкающий ее члены, и она испытала неведомое доселе наслаждение.
Так они плавали в холодной запруде, пока Луноцветка не подала знак выходить. Вытираясь и натягивая свою ночную рубаху, Кейт поразилась происшедшим в ней переменам. Парильня как будто обессилила ее, и все же она определенно чувствовала себя бодрой и обновленной.
Дома Кейт начала благодарить Луноцветку, но та лишь качнула головой:
— Луноцветка тоже очищала свой дух. — И ушла, оставив Кейт гадать, за что судьба посылает ей таких прекрасных подруг.
Джонатан вернулся через несколько часов. Войдя в дом как можно тише — чтобы не беспокоить Кейт, — он поднял голову и застыл на месте. Кейт, вопреки его предположениям, не только не томилась более в затемненной комнате, она не только была одета и на ногах — она вынимала хлеб из печи!
— Ты зачем встала?
Кейт удивленно подняла на него глаза.
— А, Джонатан!.. Я не заметила, как ты вошел. — Она поставила противень с хлебом на стол и выпрямилась. — Вообще-то я чувствую себя гораздо лучше. Луноцветка устроила для меня настоящую индейскую парильню, и мы с ней ходили туда — излечиваться, как она мне объяснила.
— И что, излечились?
— Конечно… Господи Боже мой, опять они дерутся! — воскликнула Кейт, когда из отворенной двери донеслись возбужденные голоса Леви и Коула.
Она поспешила во двор разбираться, и Джонатан отступил в сторону. Слушая, как она увещевает драчунов, он нацепил шляпу на гвоздь и улыбнулся. Хорошо, черт побери, когда все в доме опять встает на свои места.
17
— Добрый день, Кейт.
— А, Клей! Входи. — Выполняя свое обещание, Клей продолжал бывать у Кентреллов довольно часто, так что даже Кейт в конце концов привыкла «обходиться без формальностей».
— А я за тобой, — с улыбкой сказал Клей. — Хочу пригласить тебя покататься.
— Покататься?.. — Кейт окинула взглядом сверкающую чистотой кухню. Джонатан уехал в поселок, мальчики с Чарли на пастбище, для ужина еще рановато. — Что ж, с удовольствием. Сейчас только оденусь.
Набросив на плечи плащ, Кейт закрыла дверь и взяла Клея под руку.
— Что нового на выборах? — спросила она, взбираясь с его помощью на сиденье черно-красной тележки.
— Я, собственно, затем и приехал. — Клей уселся рядом с ней и взялся за вожжи. — Хотелось, чтобы ты первой услышала радостную весть.
— Радостную? — Глаза Кейт расширились. — Значит, ты все-таки победил?
— Перед тобой полноправный делегат, избранный населением территории в полном соответствии с законом. — Клей напоминал хвастливого мальчишку.
— Ах, Клей, как замечательно! Из тебя получится прекрасный политик, — заверила Кейт.
— Вероятно, в конце следующей недели мне придется уехать.
— Так скоро?
— Думаю закончить к тому времени все дела. У меня, слава Богу, есть надежные помощники — на них я могу спокойно оставить ранчо хоть до весны.
— Как — до весны? — удивленно обернулась к нему Кейт. — Сколько же ты думаешь пробыть в Шайенне?
— Трудно сказать, но вопросов накопилось столько, что, боюсь, придется их улаживать всю зиму, а то и дольше, — сказал Клей, пожимая плечами.
— Надо же, а я думала, Джонатан преувеличивает. — Ей вдруг стало жаль, что Клей скоро уедет. — Я буду скучать, — сказала она, притронувшись к его рукаву.
Клей накрыл ее пальцы ладонью.
— Я рад это слышать, Кейт, потому что я тоже буду скучать.
Тут он так погладил ее пальцы — и так при этом на нее посмотрел, — что Кейт вконец смутилась.
— Ой, Клей, гляди, олени! — Выпростав руку, она с преувеличенным оживлением указала на рощицу у ручья.
После этого разговор шел о незначащих вещах, пока наконец они не поднялись на холм, с которого ранчо Клея было видно как на ладони.
— Мне нужно заглянуть домой. Ты не возражаешь? — спросил Клей.
— Конечно, нет. Мне и самой будет любопытно взглянуть на твое хозяйство.
— Отлично. Тогда заедем ненадолго, а заодно я спрошу твое мнение кое о чем.
Когда они въезжали во двор, Кейт машинально отметила про себя, как здесь все разительно отличается от ставшего ей уже привычным ранчо Кентреллов. Большой двухэтажный дом Клея выглядит гораздо внушительнее, чем их бревенчатая хижина с дерновой крышей и полосками кожи вместо дверных петель, зато коровник у Джонатана вдвое больше, чем у Клея.
Правда, Джонатан как-то говорил ей, что его херефордский скот не так вынослив, как длиннорогие техасские лонгхорны, — возможно, поэтому он и решил отвести своим коровам побольше места, хотя у Клея стадо явно многочисленнее.
— Приехали. — Клей спрыгнул на землю и обошел вокруг, чтобы помочь Кейт спуститься. — Хочешь взглянуть на наш последний приплод? — предложил он и повел ее к длинному сараю.
После солнечного света глаза Кейт долго не могли привыкнуть к полумраку. Внутри пахло сеном и лошадьми. Красавец Галлахад приветственно фыркнул, когда они подходили к его стойлу, но Клей лишь мимоходом потрепал его по холке.
Они остановились у довольно просторного, выстеленного соломой загончика в конце конюшни. Сперва Кейт разглядела за загородкой лишь гнедую кобылу, но вот кобыла опустила голову и. раздувая ноздри, стала обнюхивать что-то белое на полу. Жеребенок, догадалась Кейт. Но, когда малыш, пошатываясь, встал на ножки, Кейт ахнула: оказывается, на соломе остался лежать еще один, и тоже весь белый!
— Неужто двойня? — воскликнула она.
При виде ее искреннего восхищения Клей просиял.
— Я знал, что они тебе понравятся.
— Да они просто прелесть, и оба так похожи на Галлахада! Надо же, а я думала, что хотя бы один должен был оказаться гнедым, в мать.
— Признаться, я и сам так думал. На белую масть я не очень-то надеялся, а уж что она принесет двоих, кобылку и жеребчика, да еще таких крепких, и вовсе не рассчитывал… Мы ведь у себя в Золотых Дубах разводили призовых скакунов. Галлахад как раз последний из них.
Клей произнес это с гордостью. Совсем как Джонатан, когда говорит о своих херефордских коровах, подумала Кейт.
Полюбовавшись еще несколько минут на смешных длинноногих малышей, они направились в дом, но не успели ступить на порог, как дверь в противоположном конце прихожей отворилась, и навстречу им шагнул не кто иной, как Патрик Макейнспи с какими-то бумагами в руке.
— А, Филдинг, ты-то мне и нужен! — сказал Клей, забирая у Кейт плащ и вешая его на вешалку у двери. — Ты проверил новые контракты о купле-продаже?
— Да, сэр, все в порядке, как вы и… — В этот момент Клей шагнул в сторону, и Патрик замер на месте.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37