Морган не стал расспрашивать, чем замечателен жилет Тиффожа, какого фасона и из какой материи его панталоны, заслужившие одобрение такого знатока мод, как его собеседник. Он устремился в указанном направлении и увидал нужного ему человека, исполнявшего «па д'эте», столь замысловатый и столь причудливого плетения (да простят мне этот технический термин!), что казалось, будто он был пущен в ход самим Вестрисом.
Морган подал знак танцору.
Тиффож вмиг остановился, отвесил поклон своей даме, отвел ее на прежнее место, извинился, что должен отлучиться по спешному делу, и, подойдя к Моргану, взял его под руку.
— Вы его видели? — спросил Тиффож.
— Я только что от него.
— И вы передали ему письмо короля?
— В собственные руки.
— Он его прочел?
— Тут же.
— И дал ответ?
— Два ответа: один устный, другой письменный, но по существу это одно и то же.
— Письмо при вас?
— Вот оно.
— Вы знаете его содержание?
— Это отказ.
— Решительный?
— Решительнее быть не может.
— Ему известно, что, обманывая наши надежды, он становится нашим врагом?
— Я сообщил ему об этом.
— А что он ответил?
— Ничего, только пожал плечами.
— Каковы, по-вашему, его намерения?
— Об этом легко догадаться.
— Не задумал ли он прибрать к рукам власть?
— Похоже, что так.
— Власть, но не трон?
— Почему бы и не трон?
— Он не осмелится стать королем!
— О, я не уверен, что он станет именно королем, но не сомневаюсь, что он кем-то станет.
— Но, в конце концов, он всего лишь «солдат удачи»!
— В наше время, милый мой, лучше быть сыном своих трудов, чем внуком короля.
Молодой человек задумался.
— Я передам все это Кадудалю, — проговорил он.
— И добавьте, что первый консул сказал такие слова: «Вандея у меня в руках, и если я захочу, то через три месяца возьму ее без выстрела!»
— Это очень важное известие!
— Сообщите об этом Кадудалю, и пусть он примет меры!
Внезапно музыка смолкла, затих гул голосов танцующих, воцарилась мертвая тишина, и среди безмолвия звучный, твердый голос произнес четыре имени. То были имена Моргана, Монбара, Адлера и д'Асса.
— Прошу прощения, — сказал Морган Тиффожу, — как видно, предпринимается какая-то операция, в которой я участвую. К моему великому сожалению, я должен с вами проститься. Но прежде чем я удалюсь, позвольте мне поближе рассмотреть ваш жилет и панталоны — мне о них говорили. Это прихоть любителя; надеюсь, вы мне ее извините.
— А как же, — отозвался молодой вандеец. — Весьма охотно.
XXVII. МЕДВЕЖЬЯ ШКУРА
И с готовностью воспитанного человека Тиффож быстро подошел к камину, где в канделябрах горели свечи.
Жилет и панталоны, казалось, были сшиты из одной и той же ткани; но что это была за материя? Даже самый опытный знаток затруднился бы определить. С виду обычные, панталоны были облегающими, нежного желтоватого цвета, переходящего в телесный; они были надеты прямо на тело, и единственной их особенностью было полное отсутствие швов.
Жилет, напротив, сразу же привлекал внимание: в трех местах он был пробит пулей, отверстия зияли и были искусно обведены кармином, удивительно похожим на кровь. С Вдобавок с левой стороны на жилете было изображено кроваво-красное сердце — опознавательный знак вандейцев.
Морган с напряженным вниманием рассматривал костюм Тиффожа, но так и не пришел ни к какому выводу.
— Если б я не торопился, — сказал он, — я постарался бы самостоятельно добраться до истины, но вы слышали, по-видимому, что комитет получил какие-то известия: речь идет, конечно, о деньгах, и вы можете сообщить об этом Кадудалю — остается только их захватить. Обычно я командую такими набегами, и, если я опоздаю, меня заменит другой. Скажите же мне, из какой ткани ваша одежда?
— Дорогой Морган, — отвечал вандеец, — может быть, вы слышали, что мой брат был схвачен и расстрелян синими в окрестностях Брессюира.
— Да, знаю.
— Синие отступали, они бросили его тело под какой-то изгородью; мы преследовали их по пятам и явились туда вслед за ними. Я нашел тело брата, оно еще не остыло. В одну из его ран была воткнута ветка, а к ней подвешен листок с надписью: «Расстрелян как разбойник мною, Клодом Флажоле, капралом третьего парижского батальона». Я подобрал тело брата, велел снять у него с груди кожу и сделать из нее жилет; я ношу его в сражениях: кожа брата, пробитая тремя пулями, всегда у меня перед глазами и вопиет о мщении!
— Вот как! — воскликнул Морган с удивлением, к которому впервые примешивалось что-то вроде ужаса. — Так жилет сделан из кожи вашего брата… Ну, а панталоны?
— О! Они другого происхождения, — отвечал вандеец, — они сделаны из кожи гражданина Клода Флажоле, капрала третьего парижского батальона.
В этот момент снова послышался тот же голос, вторично и в том же порядке называвший имена Моргана, Монбара, Адлера и д'Асса.
Морган поспешил на зов.
Он быстро пересек танцевальный зал и вошел в небольшую гостиную, расположенную по ту сторону гардеробной.
Там его ожидали трое: Монбар, Адлер и д'Асса.
С ними находился молодой человек в зеленой с золотом одежде правительственного курьера. На нем были высокие запыленные сапоги, а также картуз с козырьком и сумка с депешами, составлявшие неотъемлемую принадлежность этой должности.
На столе лежала карта работы Кассини, на которой отмечались даже малейшие неровности земли.
Прежде чем поведать, чем был занят курьер и с какой целью была разостлана карта, бросим взгляд на трех новых лиц, чьи имена прозвучали в танцевальном зале и кому предстоит сыграть немаловажную роль в дальнейшем развитии нашего романа.
Читатель уже знаком с Морганом — Ахиллом и Парисом этого необычайного сообщества. Черноглазый и белокурый, он был высокого роста, изящен, строен и ловок, взгляд его всегда был оживлен; свежих уст его не покидала улыбка, обнажавшая ослепительно белые зубы. Бросалось в глаза выражение его лица — противоречивое сочетание кротости и силы, нежности и мужества. К тому же весь он был озарен беззаботной веселостью, которая ужасала при мысли о том, что этому человеку вечно грозила самая страшная смерть — гибель на эшафоте.
Д'Асса был мужчина лет тридцати пяти — тридцати восьми, с густой шевелюрой, тронутой сединой, и с черными как смоль бровями и усами. Его глаза, как у индийца, были чудесного каштанового оттенка. В прошлом капитан драгун, великолепно сложенный, он был способен справиться с любым противником и обуздать свои страсти; его мускулы доказывали незаурядную силу, а лицо выражало упорство. Он отличался благородной осанкой, на редкость изящными манерами, был надушен, как завзятый щеголь. То ли он имел пристрастие к ароматам, то ли они доставляли ему наслаждение, только он то и дело нюхал флакон душистой соли или серебряную вызолоченную коробочку с тончайшими духами.
Настоящие имена Монбара и Адлера были неизвестны, так же как имена д'Асса и Моргана, но в тесном кругу их обычно называли «неразлучными». Вообразите себе пары: Дамона и Пифия, Эвриала и Ниса, Ореста и Пилада в возрасте двадцати двух лет; один весел, словоохотлив, шумлив, а другой печален, молчалив, мечтателен; у них все общее — опасности, деньги, любовницы; они дополняют друг друга и вдвоем отваживаются на самые невероятные выходки, причем в критические минуты каждый забывает о себе и оберегает другого, подобно молодым спартанским воинам священного отряда, — вообразите двух таких друзей, и вы составите себе представление о Монбаре и Адлере. Нечего и говорить, что все трое принадлежали к Соратникам Иегу. Четверых молодых людей созвали, как догадался Морган, по делам общества.
Морган сразу же подошел к мнимому курьеру и крепко пожал ему руку.
— Ах, милый друг! — воскликнул курьер, невольно пошатнувшись: он был превосходным наездником, но, проскакав во весь опор на почтовой лошаденке пятьдесят льё, потерял устойчивость в ногах. — Вы, парижане, ведете жизнь настолько приятную, что по сравнению с вами Ганнибал в Капуе пребывал на терниях! Я лишь мельком взглянул на этот бал, проходя по залу, как и подобает бедному правительственному курьеру, который везет гражданину первому консулу депеши генерала Массена. Но, думается, у вас туг богатый выбор «жертв». Что поделаешь, бедняги вы мои, сейчас надобно с ними расстаться. Это досадно, это огорчительно, это ужасно! Но дом Иегу прежде всего! — Дорогой мой Астье!.. — начал было Морган. « — Тсс! — прервал его курьер. — Пожалуйста, никаких собственных имен, господа! Астье — почтенное лионское семейство; как говорят, оно проживает на площади Терро и из поколения в поколение занимается коммерцией. Эти Дстье сочли бы себя униженными, если бы узнали, что их наследник сделался правительственным курьером и носится по большим дорогам с казенной сумкой за плечами! Если угодно, зовите меня Лекоком, но никак не Астье! Я не знаю никакого Астье! А вы, господа, — обратился он к Монбару, Адлеру и д'Асса, — знаете такого?
— Нет, — в один голос отвечали трое молодых людей, — и мы просим извинить ошибку Моргана.
— Милый Лекок! — проговорил Морган.
— Так-то лучше, — перебил его Астье. — На это имя я отзываюсь. Ну, что ты хотел мне сказать?
— Я хотел сказать, что не будь ты антиподом бога Гарпократа, которого египтяне изображали с пальцем на устах, то, не вдаваясь во все эти красочные подробности, ты уже давно объяснил бы нам, что означает этот костюм и эта карта!
— Черт возьми! Ты сам виноват, что этого не знаешь, а уж никак не я, — возразил курьер. — Похоже, ты пропадал с какой-нибудь прелестной эвменидой, которая просила красивого, полного жизни молодого человека отомстить за ее старых умерших родичей; ведь если бы не пришлось вызывать тебя во второй раз, ты был бы уже осведомлен не хуже этих господ и мне не понадобилось бы петь на бис свою каватину. Дело в следующем: речь идет попросту об остатках сокровищ бернских медведей, которые генерал Лекурб по приказу генерала Массена отправил гражданину первому консулу. Пустячок, всего каких-то сто тысяч франков! Однако перевозить деньги через Юру не решились из-за приспешников господина Тейсонне, которые, как полагают, могли бы их захватить; вот и повезли их через Женеву, Бурк, Макон, Дижон и Труа — куда более надежный маршрут, как в этом скоро убедятся!
— Превосходно!
— Нам сообщил эту новость Ренар, он помчался во весь дух из Жекса и передал ее Ирондели, находящейся сейчас в Шалоне-сюр-Сон, а та (или тот) доверила ее в Осере Лекоку, то есть мне, и я проскакал сорок пять льё, чтобы, в свою очередь, сообщить ее вам. Теперь о второстепенных подробностях. Сокровище вывезли из Берна в восьмой день прошлой декады, двадцать восьмого нивоза восьмого года Республики, тройственной и делимой. Сегодня, во второй день декады, оно должно прибыть в Женеву; оно отправится оттуда завтра, в третий день, в дилижансе, что разъезжает между Женевой и Бурком. Итак, если вы выедете нынче ночью, то через два дня, в пятый день декады, можете, возлюбленные мои сыны Израиля, повстречаться с сокровищем господ медведей между Дижоном и Труа, в районе Бар-сюр-Сен или Шатийона. Что вы на это скажете?
— Черт побери! — воскликнул Морган. — Что мы скажем? Мне кажется, здесь не может быть двух мнений. Мы скажем, что не притронулись бы к деньгам почтенных бернских медведей, если бы они находились в хранилище этих сеньоров. Но раз уж их оттуда выкрали, почему бы нам не отнять их у похитителей? Только как мы поедем?
— Разве у вас нет почтовой кареты?
— Как же, она в сарае.
— А разве нет лошадей, которые довезли бы вас до ближайшей почтовой станции?
— Есть, в конюшне.
— А как насчет паспортов?
— У нас у каждого по четыре.
— Ну, так за чем же дело стало?
— Но мы не можем подъехать в почтовой карете и остановить дилижанс! Само по себе это дело пустое, но карета свяжет нас.
— А почему бы и не в карете? — спросил Монбар. — Это было бы оригинально! Ведь берут же судно на абордаж, подплыв к нему в лодке, так разве нельзя подъехать в карете вплотную к дилижансу и взять его? Такая фантазия нам в голову не приходила. Попробуем, Адлер, а?
— Я бы с удовольствием, — отвечал его товарищ, — но что мы будем делать с кучером?
— Правильно, — согласился Монбар.
— Все это уже предусмотрено, друзья, — заявил курьер, — в Труа направлена эстафета: вы оставите почтовую карету у Дельбоса и найдете там четырех уже оседланных, хорошо накормленных лошадей. Вы рассчитаете время, и послезавтра — ведь уже пробило полночь — между семью и восемью часами утра деньгам господ медведей не поздоровится!
— Будем переодеваться? — спросил д'Асса.
— Зачем? — возразил Морган. — По-моему, у нас вполне представительный вид. Еще никогда столь элегантно одетые люди не избавляли дилижанс от неприятного груза! Взглянем-ка еще разок на карту, прикажем принести из буфета и положить в багажный ящик пирог, холодную курицу и дюжину бутылок шампанского, вооружимся, запахнемся в свои добрые плащи — и погоняй кучер!
— Что ж, это хорошая мысль, — заметил Монбар.
— Ну, конечно, — продолжал Морган. — В случае чего, мы загоним насмерть лошадей, но вернемся в Париж к семи часам вечера и появимся в Опере.
— И тем самым докажем свое алиби, — заметил д'Асса.
— Вот именно, — продолжал со своей неизменной Улыбкой Морган. — Кому придет в голову, что люди, в восемь часов вечера аплодировавшие мадемуазель Клотильде и господину Вестрису, утром между Баром и Ша-тийоном сводили счеты с кондуктором дилижанса? Вот карта, друзья, выберем подходящее местечко.
Все четверо склонились над произведением Кассини.
— Знаете, что я посоветовал бы вам по части топографии, — заметил курьер. — Вы засядете в скрытое место, чуть не доезжая Массю, — там имеется брод, как раз напротив Рисея… вот здесь!
И он показал место на карте.
— А потом поскачете к Шаурсу, вот он; от Шаурса до самого Труа идет департаментская дорога, прямая как стрела. В Труа вы пересядете в свою карету и поедете по дороге в Сане, а не по дороге в Куломье. Зеваки, — а их в провинции хоть отбавляй! — глазевшие на вас, когда вы проезжали накануне, ничуть не удивятся, увидав, что вы возвращаетесь на другой день.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95