Ей нередко доводилось заменять герцогиню, выполняя повседневные обязанности хозяйки поместья, и она заметила, что Уиндем лично знаком почти со всеми своими арендаторами.Грейс считала это замечательным достоинством в человеке, воспитанном в сознании собственного превосходства и стоящем неизмеримо высоко над остальными смертными (чуть ниже короля и, по воле Божьей, много выше всех прочих).Томасу нравилось поддерживать реноме немного скучающего светского льва, слегка циничного и искушенного в житейских делах, но под этой маской скрывалась натура, куда более глубокая. Именно поэтому ему и удавалось так хорошо управлять бессчетными владениями.И потому Грейс было так горько видеть жестокое, пренебрежительное невнимание герцогини к внуку. Грейс понимала, что того, кто сам не испытывает чувств, нисколько не заботят чувства других, но в обращении с Томасом герцогиня проявляла редкое бездушие, его невозможно было объяснить даже чудовищным эгоизмом старухи.Грейс представления не имела, провел ли Томас ночь в замке, но если бы он не вернулся, она не стала бы его осуждать.– Еще шоколада, мисс Эверсли.Грейс поднялась и наполнила чашку герцогини из кувшинчика, стоявшего на столике возле кровати.– О чем вы разговаривали прошлой ночью?Грейс не собиралась откровенничать с герцогиней. Она решила прикинуться простушкой.– Я рано ушла к себе. – Она резким движением подняла вверх кувшинчик с остатками шоколада, не пролив ни капли. – С вашего любезного разрешения.Герцогиня нахмурилась, сверля компаньонку испытующим взглядом, но Грейс поспешно отвернулась, чтобы поставить кувшинчик на поднос. Этот маневр позволил ей выиграть немного времени.– Он говорил обо мне? – не унималась герцогиня.– Э-э… не так уж много, – уклончиво пробормотала Грейс.– Немного или ничего?Грейс повернулась лицом к хозяйке. Герцогиня явно теряла терпение, и избежать допроса, похоже, не удавалось.– Он упоминал о вас.– И что он сказал?Боже милосердный! Не говорить же мадам, что внук назвал ее старой перечницей? И это еще не худшее выражение из всех, что могли прийти ему на ум.– Я точно не помню, ваша светлость, – пролепетала Грейс. – Мне очень жаль, я не знала, что мне следовало запомнить его слова.– Что ж, в следующий раз потрудитесь запомнить, – проворчала старуха. Она было снова уткнулась в газету, но подняла глаза к окну, ее губы сжались в тонкую упрямую полоску. Грейс сидела смирно, сложив руки на коленях, и терпеливо ждала, а герцогиня беспокойно ерзала, пила маленькими глоточками шоколад и скрежетала зубами. Но в конце концов – в это трудно было поверить – Грейс стало жалко несчастную старуху.– Мне кажется, он похож на вас. – Слова вылетели сами собой, прежде чем Грейс успела прикусить язык.Глаза герцогини радостно вспыхнули.– Правда? Чем?Лицо старухи казалось непривычно счастливым, и у Грейс упало сердце: она понятия не имела, что сказать.– Ну, сходство не слишком бросается в глаза, – промямлила она, – но в выражении лица есть что-то общее. – Грейс выдавила из себя вежливую улыбку, однако затянувшаяся пауза ясно говорила о том, что герцогиня ждет продолжения. – Его брови, – выпалила Грейс, на которую вдруг снизошло гениальное озарение. – Он поднимает их в точности, как вы.– Вот так? – Левая бровь герцогини взлетела вверх так стремительно, что едва не соскочила с лица вовсе. У Грейс захватило дух от этого зрелища.– Э-э… да. Что-то вроде этого. Его брови… – Грейс коснулась лба рукой и смущенно замолчала.– Кустистее?– Да.– Ну, он же мужчина.– Да. – «О да».– Он двигает обеими?Грейс непонимающе уставилась на нее.– Обеими, мадам?Герцогиня начала поднимать и опускать брови поочередно: левую, правую, левую, правую. Этот маленький спектакль выглядел более чем необычно, даже слегка пугающе.– Я не знаю, – торопливо отозвалась Грейс, желая заставить герцогиню остановиться.– Странно, – протянула старуха, вернув брови в нормальное положение, к явному облегчению Грейс. – Мой Джон не умел так играть бровями.– Наследственность порой причудлива, – подтвердила Грейс. – Мой отец не мог вывернуть палец так. – Она взяла себя за большой палец и отогнула назад, пока тот не коснулся руки над запястьем. – Но папа говорил, что дедушке это удавалось.– Фу! – с отвращением воскликнула герцогиня и отвернулась. – Прекратите сейчас же!Грейс улыбнулась, мягко заметив:– Думаю, вам не захочется увидеть, что я вытворяю с локтями.– Боже правый, нет. – Герцогиня возмущенно фыркнула и махнула рукой в сторону двери. – Ну все, с меня довольно ваших выходок. Пойдите позаботьтесь лучше о завтраке.– Мне позвать Нэнси, чтобы она помогла вам одеться?Герцогиня испустила долгий страдальческий вздох, всем своим видом давая понять, как тяжела жизнь утонченной представительницы избранного круга.– Да, – неохотно согласилась она, скривив губы, – не могу видеть этот ваш палец.Грейс хихикнула. Ее смех прозвучал особенно дерзко потому, что она даже не попыталась его сдержать.– Вы смеетесь надо мной, мисс Эверсли?– Конечно, нет!– Не хотите ли вы сказать, – резко бросила герцогиня, – что смеетесь вместе со мной? Даже думать не смейте!– Я просто смеялась, мадам, – возразила Грейс, чувствуя, как подрагивают губы от сдерживаемого смеха. – Иногда это со мной случается.– Никогда не замечала, – холодно заметила герцогиня, буравя компаньонку недоверчивым взглядом, словно только что уличила ее во лжи.Грейс немедленно пришли на ум три возможных ответа, ни один из которых она не могла произнести вслух:«Это потому, что вы никогда никого не слушаете, ваша светлость».«Это потому, что в вашем присутствии мне редко хочется смеяться».И наконец: «Ну и что с того?»Неожиданно для себя самой Грейс улыбнулась. Как ни странно, вполне искренне, даже тепло. Ей слишком часто приходилось отмалчиваться и глотать язвительные замечания, так и вертевшиеся на языке, обычно это всегда оставляло во рту привкус горечи.Но только не на этот раз. Сейчас она чувствовала себя необычайно легко и свободно. Ее нисколько не заботило, что нельзя огрызнуться и съехидничать. Это утро было наполнено радостным ожиданием. Грейс с нетерпением предвкушала…Завтрак. Яичницу с беконом. Копченую рыбу. Поджаренный хлеб с маслом и джемом и…Встречу с ним.С мистером Одли.С Джеком. Глава 9 Джек с трудом выбрался из кровати ровно за четырнадцать минут до семи, хотя накануне тщательно готовился к раннему подъему. Вечером, после ухода мисс Эверсли, он вызвал звонком горничную и дал ей четкое указание постучать к нему в дверь в четверть седьмого. Он отослал было служанку, но в последний момент решил, что стоит подстраховаться, и велел постучать в дверь шесть раз в назначенное время и еще двенадцать раз четверть часа спустя.Джек боялся, что с первой попытки не проснется.Горничная получила предупреждение на случай, если Джек не появится у двери в течение десяти секунд после второй серии ударов в дверь: ей следовало войти в комнату и не отступать, пока она не убедится, что мистер Одли действительно проснулся.Джек обещал девушке шиллинг, если она никому не проговорится обо всех этих приготовлениях.– Я узнаю, держите ли вы слово, – предупредил он с обезоруживающей улыбкой, способной расплавить даже камень. – Тайное всегда становится явным, и все слухи рано или поздно стекаются ко мне.Джек сказал правду. В какой бы дом ни заносила его судьба, служанки всегда выбалтывали ему все, они его обожали. Поразительно, сколь многого можно добиться, имея в своем распоряжении всего лишь улыбку и щенячий восторг в глазах.Однако, к несчастью, скрупулезно разработанный план Джека с треском провалился. Даже гениальным стратегам не удается предусмотреть все случайности.Горничную не в чем было упрекнуть. Она честно выполнила указания Джека. Шесть раз постучала в дверь ровно в четверть седьмого. Джек с усилием приоткрыл один глаз, по крайней мере на две трети, и взглянул на часы, стоявшие на столике возле кровати.К половине седьмого он снова уже храпел, и если ему удалось сосчитать лишь семь ударов из двенадцати, то винить в этом следовало исключительно его самого, а никак не горничную. Бедняжка сделала все от нее зависящее и мужественно исполняла свой долг, даже когда за грозным «Нет!» последовало: «Ступайте», «Еще десять минут», «Я сказал, еще десять минут» и «Вам что, нечем заняться? Идите отскребайте ваши чертовы кастрюли!»Часы показывали без четверти семь, а Джек все еще лежал плашмя на краю постели, правда, у самого края. Одна рука безвольно свешивалась вниз. Когда наконец ему все же удалось открыть оба глаза, он увидел горничную, чинно сидевшую на стуле в дальнем конце комнаты.– Э-э… мисс Эверсли уже встала? – промямлил он, потирая левый глаз. Правый предательски закрылся, и разлепить его оказалось не так-то просто. От этого занятия еще больше клонило в сон.– Она поднялась без двадцати шесть, сэр.– Небось бодра и щебечет как чертов жаворонок, – проворчал Джек. Горничная выразительно промолчала. Джек склонил голову набок и добавил чуть менее сонным голосом: – Что, не слишком бодра? – Значит, мисс Эверсли не ранняя пташка. Джек заметно повеселел, в комнате как будто стало светлее.– Ну, до вас-то ей далеко, – признала наконец служанка.Джек спустил ноги с кровати и зевнул.– Меня переплюнет разве что мертвый.Горничная хихикнула. Это был добрый знак. Истинный хозяин в доме тот, кто способен рассмешить служанку. Завоюй расположение слуг, и мир падет к твоим ногам. Эту истину Джек усвоил еще в шестилетнем возрасте. Ему нередко случалось приводить в бешенство домашних, проверяя теорию на практике, но это лишь подстегивало его азарт.– Как долго проспала бы мисс Эверсли, если бы вы ее не будили? – поинтересовался он.– О, этого я вам сказать не могу, – засмущалась горничная, густо покраснев.Признаться, Джек так и не понял, почему любовь мисс Эверсли поспать потребовалось окружать завесой тайны, но его глубоко тронула беззаветная преданность горничной. Разумеется, это вовсе не означало, что он оставил попытки выяснить правду.– А если герцогиня дает мисс Эверсли выходной? – небрежно осведомился он.Служанка грустно покачала головой.– Герцогиня никогда не дает ей выходных.– Никогда? – удивился Джек. Его новоявленная бабушка отличалась вздорностью и невыносимым высокомерием, обладала массой других недостатков, но не производила впечатления помешанной.– У мисс Эверсли бывают свободные вечера, – объяснила горничная. Она наклонилась вперед и боязливо огляделась, словно кто-то в комнате мог ее подслушать. – Я думаю, ее светлость делает это исключительно потому, что знает: мисс Эверсли тяжело встает по утрам.Да, это похоже на герцогиню, подумал Джек.– Свободных вечеров у мисс Эверсли вдвое больше, – продолжала девушка, – так что в целом получается как будто то же самое.Джек сочувственно кивнул:– Безобразие.– Это нечестно, – пожаловалась горничная.– Еще как нечестно.– А бедная мисс Эверсли, – продолжала служанка, воодушевленная вниманием Джека, – сама доброта, сердце у нее золотое. И с нами, горничными, всегда приветлива и любезна. Никогда не забывает наши дни рождения, дарит нам подарки. Говорит, что от герцогини, но мы-то знаем, что это от нее. – Девушка подняла глаза на Джека, и тот вознаградил ее задумчивым кивком. – А ей, бедняжке, всего-то и нужно – одно свободное утро раз в две недели, чтобы поспать до полудня.– Она так и сказала? – прошептал Джек.– Всего однажды, – призналась служанка. – Думаю, она сама и не помнит. Мисс Эверсли тогда очень устала. Накануне герцогиня полночи не давала ей уснуть. Мне пришлось будить нашу душеньку вдвое дольше обычного.Джек понимающе покачал головой.– А сама герцогиня вовсе не спит, – заявила горничная.– Никогда?– Ну, разве что самую малость. Похоже, ей и этого довольно.– Видел я как-то раз летучую мышь-вампира, – пробормотал Джек.– Бедненькой мисс Эверсли приходится приноравливаться к распорядку дня герцогини, – пояснила служанка.Джек продолжал кивать. Похоже, эта тактика приносила неплохие плоды.– Но она никогда не жалуется, – с жаром заверила его девушка, торопясь вступиться за мисс Эверсли. – Никто не слышал от нее худого слова о герцогине.– Никогда? – Если бы Джек прожил в Белгрейве столько же, сколько Грейс, он бы только и делал, что жаловался. С утра до вечера, двадцать четыре часа в сутки.Горничная покачала головой, приняв благочестивый вид, достойный жены викария.– Мисс Эверсли не из тех, кто сплетничает.Джек готов был уже заметить, что сплетничают все, и с превеликим удовольствием, даже если уверяют в обратном. Но ему не хотелось, чтобы служанка расценила его слова как шпильку в ее адрес, поэтому он снова одобрительно кивнул и добавил, понизив голос:– Восхитительно с ее стороны.– Во всяком случае, с прислугой, – уточнила горничная. – Может, с подругами она и делится.– С подругами? – отозвался Джек, пересекая комнату в ночной сорочке. Свежее платье уже дожидалось его – вычищенное и отглаженное. Достаточно было одного взгляда, чтобы заметить превосходное качество одежды – дорогую ткань и отменный крой.Должно быть, это платье Уиндема, решил Джек. Похоже, они с кузеном сложены почти одинаково. Интересно, знает ли герцог, что его гардеробу нанесен ущерб? Пожалуй, вряд ли.– С леди Элизабет и Амелией, – пояснила служанка. – Они живут неподалеку. В другой большой усадьбе. Не такой огромной, как эта, само собой.– Ну конечно, – пробормотал Джек, решив непременно узнать имя этой горничной и приблизить ее к себе. Служанка оказалась настоящим кладезем бесценных сведений. Она охотно пускалась в откровенную беседу, стоило лишь усадить ее в удобное кресло.– Их отец – граф Кроуленд, – продолжала оживленно болтать девушка, даже когда Джек вошел в гардеробную, чтобы переодеться.Пожалуй, кое-кто отказался бы надеть платье герцога после бурной ссоры, разыгравшейся накануне, но Джек посчитал глупым затевать перепалку по такому ничтожному поводу. Ему едва ли удалось бы вовлечь мисс Эверсли в дикую, разнузданную оргию (по крайней мере сегодня), а значит, следовало одеться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39