Он снимет с меня голову за твой приезд, ты же знаешь. Ну что ж, раз уж ты здесь, то пойдем, я покажу тебе замок.Он взял за руку и провел ее по длинному коридору, обшитому деревянными панелями. Слева располагались обеденный зал и галерея, справа – большой холл, кабинеты и кухни. Они вошли в просторный холл, и Женевьева ахнула от восхищения. На окнах висели тяжелые бархатные занавеси, а пол устилали яркие ковры, привезенные из восточных стран. Стены были увешаны гобеленами, вокруг камина стояли большие удобные кресла.– И ему не нравится здесь жить! – пробормотала Женевьева.Гэйлорд, сидящий у камина с Кэтрин на руках, грустно посмотрел на Женевьеву. Девочка залилась плачем, и Женевьева подумала, что она должно быть голодна и у нее мокрые пеленки, ведь в карете не было возможности как следует позаботиться о ребенке. Она улыбнулась и забрала ребенка у Гэйлорда.– Сэр, вы не могли бы показать, где бы я могла… заняться своей дочерью?– Миледи, – Гэйлорд беспомощно посмотрел на Томаса. Похоже старик был уверен, что Тристану не понравилось бы присутствие здесь Женевьевы.– Гейлорд, мне нужно покормить Кэтрин, – властно сказала Женевьева.Старый слуга быстро поднялся и, кивнув мальчику-пажу, промолвил:– Я провожу вас…– Нет, Гэйлорд, лучше уже я сам, его светлость все равно снимет с меня голову, – вмешался Томас.– Спасибо, – сказала Женевьева. Она с улыбкой посмотрела на Джона и Эдвину и увидела, что они немного побледнели. Джон пожелал Женевьеве спокойной ночи, и ей захотелось обозвать его трусом, уж слишком было заметно, что он стремится оказаться в своей комнате вместе с женой до того, как вернется Тристан. Но могла ли она винить его?Третий этаж замка был столь же великолепен, как и второй. Коридоры и залы разделялись между собой арками, на стенах висели многочисленные портреты. Томас показал ей музыкальную комнату и библиотеку. Но вот он остановился перед массивной дверью с бронзовыми ручками. Сердце Женевьевы тяжело застучало. Она вошла за Томасом внутрь комнаты.Там, на полу лежал дорогой ковер, на окнах висели тяжелые портьеры, в центре стояла большая кровать, поддерживаемая четырьмя столбами, с белым покрывалом из тончайшей ткани. Эта спальня, судя по обстановке, предназначалась для супругов.– Я пришлю к вам Мэри и слугу с вашими вещами, – сказал Томас. – Не хотите ли вы принять ванну?Женевьева кивнула. Да, ей хотелось вымыться, хотелось ощутить прикосновение воды, благоухающей розовым маслом. Ей хотелось чувствовать, что ее кожа чиста и упруга, что она достаточно соблазнительна, чтобы обворожить мужчину, отвернувшегося от нее.Томас собрался уходить, Женевьева подняла взгляд, посмотрела на окно и поняла, что именно в нем она видела тень.– Томас, подожди, ты уверен, что Тристана здесь нет?– Конечно же, уверен, – несколько нетерпеливо ответил Томас. – Гэйлорд не мог ошибиться.Женевьева натянуто улыбнулась и погладила Кэтрин по головке.– Извини, Томас, не придавай значения.Как только он вышел, Женевьева легла на кровать вместе с дочерью, и пока девочка ела, Женевьева продолжала разглядывать комнату. Спальня была настолько уютна, настолько хорошо обставлена, что Женевьева даже представила себе, как здесь было при ее предшественнице. Она не знала, какой была Лизетта, но ее воображение рисовало хрупкую женскую фигурку, ей слышалось тихое шуршание шелка, чудился тонкий запах притираний и духов. Но ей снова вспомнилась таинственная тень в окне и Женевьева вздрогнула. Она справилась со своим страхом, потому что не верила, что духи мертвых могут тревожить живых. Тем более что Лизетта не была злодейкой. Женевьева подумала, что эта женщина поняла бы ее, и не причинила бы ей вреда. Кэтрин, вволю насосавшись, уснула. Вошла Мэри, а слуги принесли медную лохань и несколько ведер горячей воды. Женевьева мылась долго и тщательно в надежде на то, что горячая вода сможет облегчить ее состояние. «Что будет, когда вернется Тристан? – снова и снова спрашивала она себя. – Отошлет ли он ее обратно в Лондон? Может быть, ему и не хочется видеть здесь Женевьеву, но он любит свою дочь».Женевьева облачилась в белую шелковую ночную рубашку, Мэри причесала ее волосы, а затем позвала слуг. Они быстро унесли лохань и прибрали в спальне. Затем пришел Гэйлорд и повел служанку за собой, чтобы показать ее комнату в том крыле замка, где жила челядь. Женевьева осталась одна.Она посмотрела на свою дочь, мирно спавшую на постели, и с досадой прикусила губу, как жаль, что ей не пришло в голову спросить Гейлорда, ни кого-либо другого из прислуги, о колыбели для девочки.В комнате еще была одна дверь, и Женевьева посмотрела на нее, спрашивая себя, не ведет ли она в детскую. В другое время она бы охотно спала вместе с Кэтрин, но сегодня она хотела, чтобы ее ничто не могло отвлечь от Тристана.Женевьева взяла на руки дочь и направилась к двери в предполагаемую детскую, но в это время кто-то негромко постучал, и она поспешила ко входной двери, открыла ее и увидела, что на пороге стоит Томас, держа в руках поднос, уставленный бокалами с вином и несколько мрачновато улыбаясь.– Я подумал, что тебе нужно чем-то заняться во время ожидания, – сказал он, и Женевьева с благодарностью улыбнулась.– Спасибо, Томас, спасибо, входи, мне нужна твоя помощь! – прошептала Женевьева.Томас последовал за ней. Он поставил поднос на туалетный столик. Женевьева подвела его ко второй двери, и он остановился, не в силах сделать ни одного шага.– Томас, там детская?Он не ответил, и Женевьева, нахмурившись, толкнула дверь, та бесшумно распахнулась.– Захвати, пожалуйста, свечу.Женевьева переступила порог и оказавшись в полумраке подумала, пойдет ли он за ней или нет. Томас вошел внутрь, держа канделябр одной рукой.– Женевьева…Она увидела колыбель и негромко вскрикнула от восхищения. Кто-то позаботился о Кэтрин, Женевьева чувствовала запах свежих простыней, постеленных в новой деревянной колыбели. Рядом стояли маленькие креслица и столик.Она осторожно опустила дочку в колыбель. И затем, обернувшись, посмотрела на Томаса, При свете свечей было заметно, как он побледнел.– Что случилось?– Отойди, Женевьева, – он кивнул головой, указывая на пол у самых ее ног.Молодая женщина отступила и увидела большое темное пятно прямо рядом с колыбелью.– Она умерла тут, – глухо произнес Томас. – Здесь ее и нашел Тристан. Полагаю, что кто-то сегодня приготовил колыбель для Кэтрин, но я не знаю, возможно, тебе не следует…Ощутив внезапную слабость в ногах, она невольно коснулась рукой пола, чувствуя острую боль за женщину, некогда жившую здесь, умершую у самой колыбели, где должен был лежать ее ребенок. Она взглянула на Томаса, должно быть у нее был такой несчастный вид, что он быстро наклонился к ней, затем опустился на колени и коснулся рукой ее подбородка.– Женевьева, я не знаю, что сказать, чтобы облегчить…– Возможно, Томас, ты должен был заранее подумать над этим.Со стороны раздался властный голос, Женевьева обернулась и увидела Тристана.На нем были бриджи и высокие сапоги, поверх свободной белой рубашки кожаная безрукавка. Он стоял на пороге, прислонившись к дверному косяку. Никогда прежде Женевьева не видела в его глазах такого гнева. Тристан положил руку на рукоять меча и направился к Томасу.Тот встал и посмотрел прямо в глаза графу де ла Теру.– Вынимайте свой меч, милорд. Я служил вам верой и правдой все эти долгие годы, и ваши сомнения для меня оскорбительны. Вы прекрасно знаете, что никто здесь не пытается вас обмануть.Тристан остановился в центре комнаты, и его взгляд упал на Женевьеву. Затем он сел в одно из больших кресел, не сводя с них глаз, в которых сверкал адский огонь. Небрежным жестом он показал на ночную рубашку Женевьевы.– Вы обычно посещаете мою жену, когда она в таком виде?– Нет! – горячо ответил Томас. – Я только пришел, чтобы объяснить…– И тебе нет необходимости защищать ее передо мной, – перебил его Тристан.Женевьеве захотелось закричать, она чувствовала как между ними нарастает напряжение, но не могла поверить, что Тристан может обратить свой гнев против Томаса.– Если милорд… – холодно начал Томас.– Прекрати! – вскричала Женевьева, не обращая внимания на Тристана. Ее сердце бешено колотилось, ей нужно было что-то срочно предпринять, чтобы они не схватились между собой.– Разве ты не видишь, что он зол вовсе не на тебя, что он не может простить мне того, что я не Лизетта!– Женевьева! – произнес Тристан, сузив глаза.Она подошла к нему и остановилась на расстоянии вытянутой руки.– Я сожалею, Тристан, но Господь ведает…Он неожиданно встал, сильно сжав кулаки за спиной, и Женевьева попятилась от него. Теперь его гнев был направлен на нее, а не на Томаса. Тристан посмотрел на своего друга и коротко спросил:– Почему здесь эта женщина?– Она – твоя жена, и потребовала, чтобы я привез ее сюда, что мне еще оставалось делать?Тристан снова посмотрел на Женевьеву. Она кивнула в сторону колыбели, стараясь тщательно подбирать слова.– Ты потерял своего первенца, но у тебя теперь есть дочь. И если она родилась для тебя нежеланной, то все равно ты должен… должен принимать это во внимание.Женевьева вдруг поняла, что Тристан не заметил Кэтрин, до того, как она ему это сказала. Неожиданно он подошел к колыбели, и без колебаний взяв ребенка на руки, развернулся и вышел вон.– Тристан, она устала, она спит! – быстро глянув на Томаса, Женевьева поспешила вслед за мужем. Она остановилась на пороге, вонзив ногти в ладони, когда увидела, что он стоит у окна, держа на руках мирно посапывающую во сне девочку.– Томас, если ты простишь нас… – не оборачиваясь, холодно бросил он через плечо.Томас заколебался, бросив неуверенный взгляд на Женевьеву, но у него не было права оставаться и дальше в супружеской спальне. Он повернулся и вышел.– Что ты здесь делаешь? – спросил Тристан, как только дверь закрылась.Женевьева посмотрела на его спину и опустила глаза. Ей хотелось и плакать, и смеяться одновременно.– Я не знаю, – с горечью ответила она. Женевьева попыталась справиться с душившими ее слезами и подошла к столику, на котором стояли бокалы с вином, принесенные Томасом. Пока она пила, в комнате царила гнетущая тишина. Женевьева боялась раздавить между пальцев хрупкое стекло. Она допила вино и, поставив бокал обратно на поднос, посмотрела на Тристана.– Во имя Господа, Тристан! Пожалей свою дочь! Колыбель не запятнана! Пожалуйста!Секунду он стоял неподвижно, затем повернулся и направился в сторону детской, Женевьева ощутила озноб и подошла к камину, чтобы немного согреться. Она потерла руки, вытянув их к огню и обернувшись, увидела, что Тристан уже вернулся и смотрит на нее с таким выражением лица, что ей внезапно захотелось убежать от него.Он, не отводя от нее взгляда, подошел к столу и подняв один из бокалов, одним глотком осушил его.– Что ты здесь делаешь? – снова хрипло спросил он.Она не ответила, Тристан видел, как бился пульс на нежной шее Женевьевы. Он опустил взгляд на ее высокую округлую грудь, видневшуюся сквозь тонкую полупрозрачную ткань ночной рубашки.Огонь камина отражался от ее волос и заставлял их ослепительно сверкать, они окутывали ее, как дорогое парчовое одеяние.Ему были видны каждая линия ее стройного молодого, женственного тела. Тристан ощутил, как внутри него нарастает желание.Она не должна была быть здесь. Здесь, в этом доме, где все было пронизано памятью, он не мог освободиться от прошлого, и не мог сдерживать переполнявшее его чувство.Он не верил, что можно вернуть Лизетту, если бы это было так, то он прошел бы через все круги ада ради нее.Он не верил также, что в Бэдфорд Хит появились «привидения», но он не мог позволить Женевьеве оставаться здесь, возможно потому, что боялся за нее.Он поклялся перед Богом, что больше не применит к ней силу, но не мог устоять перед ее очарованием. Душа его была в смятении: Женевьева здесь, в этой комнате, где все было пронизано светлой памятью о Лизетте, а его пожирает непреодолимая страсть, он желает эту златокудрую женщину. С горькой улыбкой он поставил бокал на столик и заговорил:– Я спрашиваю, что ты здесь делаешь? – он шагнул к ней, заметив, как сверкнули ее глаза. И внезапно Тристан бросился на нее, обхватил ее руками и; сжав в объятиях, впился в ее губы. Его совершенно не заботило то, что она может сопротивляться, его пьянил ее свежий чистый запах, он почти потерял голову от прикосновения к ее теплому мягкому телу. – Мне кажется, что ты появилась здесь лишь с одной целью, и я не могу отказать тебе в этом удовольствии.– Тристан! – воскликнула Женевьева.Он поднял ее на руки и, большими шагами понес к кровати и бросил на нее. Женевьева содрогнулась от ужаса. Она уже и забыла, когда он был таким… таким грубым… таким… Она хотела нежности, ласки, слов любви, и вместо этого…– Тристан! – она попыталась подняться, но он прижал ее всем телом, задрав ее рубашку до самой талии. На ее глазах Тристан превращался в грубое безжалостное животное.– Ты ведь за этим приехала сюда? – хрипло спросил он. – Я не могу себе представить никакой другой цели.– Тристан, нет! Ты не прав! Ты не понимаешь…Казалось, что он совершенно не слышал ее, возможно так и было на самом деле. Женевьева видела по его глазам, что в него словно вселился какой-то демон. Она пыталась сопротивляться, но без особого успеха. Он грубо мял ее груди, и внезапно Женевьева почувствовала, как он проник в нее, и вскрикнула от неожиданной боли.Наконец он опомнился. Тристан желал ее каждой частицей своего тела, но он не хотел причинять ей боль.В следующее мгновение он оставил ее. Женевьева лежала неподвижно, тяжело дыша, как раненая лань, ее грудь высоко вздымалась.Но вот Женевьева соскочила с кровати и, подойдя к камину, уселась перед ним прямо на пол, прижав колени к груди. Ее плечи затряслись от рыданий. Для Тристана это было непереносимо.– Женевьева, зачем ты приехала сюда?В его голосе было столько страдания, он эхом отозвался в ее ушах, эхом ее собственной боли.– Потому что ты так долго ненавидел меня… – прошептала она в ответ и, внезапно запрокинув голову, негромко рассмеялась, но слезы катились из ее глаз, и в ее смехе звучали истерические нотки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62