— А не связано ли это дело с женщиной, утверждающей, будто она леди Даглас? — спросил он.
Генри на мгновение застыл, а потом опустился в свое кресло.
— Ты должен понять. Я вел дела твоего отца.
Ястреб ничего не сказал, лишь продолжал внимательно смотреть на адвоката. Генри схватил со стола карандаш, но через секунду раздался треск, и сломанный карандаш полетел в мусорную корзину.
— Я предупреждал его: не стоит связываться с доверенностями, ни к чему хорошему это не приведет.
— Ты составлял для него доверенности?
— Составлял.
— Генри, черт возьми…
— Прости, Ястреб, хоть я и составлял документы, но ведь подписывал-то их ты.
— Потому что меня никогда не интересовали земли отца! Все принадлежало ему, он и должен был ими распоряжаться! Слава Богу, был в здравом уме и, казалось, ни на что не жаловался.
— А сколько ему было лет, помнишь? — осторожно прервал его Генри. — Я хотел связаться с тобой и дать знать, что он решительно настроен женить тебя, но Дэвид, повторяю, был моим клиентом, и я выполнял его волю. Ну разумеется, сейчас ты лорд Даглас, а значит, и мой клиент.
— Дэвид был знаком с этой женщиной до того, как уехал на восток?
Генри покачал головой:
— Нет. Понятия не имею, где он ее отыскал… — Он замолчал, пораженно глядя на Ястреба. — А тебе откуда это известно? Его письма и копии документов пришли совсем недавно, с последней почтой. Дама, должно быть, еще не успела приехать…
— Успела, успела, — пробормотал Ястреб. Он нагнулся через стол, пристально глядя на адвоката. — Только скажи мне: неужели это законно?
— Ну не беспокойся так, можно сразу подать на аннуляцию, если обе стороны согласны…
— Еще раз спрашиваю: этот брак законный? — требовательно проговорил Ястреб.
— Он… ну… в общем, да, — запинаясь, ответил Генри. Ястреб тяжело вздохнул.
— Не могу поверить, что отец так поступил со мной.
Генри осторожно прочистил горло.
— Боюсь, это еще не самое страшное.
— Не самое страшное?
Генри с трудом сглотнул и снова прочистил горло.
— Если она первая подаст прошение о том, чтобы брак был признан недействительным, то не получит ничего, кроме регулярно выплачиваемой небольшой суммы денег, даже в случае, если пожелает уехать обратно домой. Если останется жить здесь в качестве твоей жены, половина дома соответственно будет принадлежать ей. — Генри, чувствуя, что тугой крахмальный воротничок давит на горло, расстегнул верхнюю пуговичку.
— Продолжай.
— Если первым подашь прошение ты…
Ястреб усмехнулся и встал.
— Отец лишит меня наследства?
— Не совсем так. Речь шла о поместье Мэйфэйр и прилегающих к нему землях.
Тысячи акров в районе Блэк-Хиллз, подаренные Дэвиду либо приобретенные им за деньги, но так и оставшиеся во владении индейцев сиу. Дэвид даже не пытался как-то использовать их, он оставил все как есть, потому что земли эти принадлежали семье его жены, семье его сына. Земли, которые он должен был охранять.
Ястреб рос среди индейцев, набрался их мудрости. Его учили, что благородный человек должен делиться всем, что у него есть, с другими, а потому накапливать богатства — грех. Но сейчас Ястребу эти земли были жизненно необходимы. Особенно когда война грозила разразиться в любой момент.
Он снова сел, качая головой. Отец очень хорошо знал его, знал все его слабые и сильные стороны и умел повлиять на него. Он отлично помнил, что владения в Шотландии сына нисколько не интересуют, равно как и земли на восточном побережье Америки. Если б можно было ради того, чтобы избавиться от нежеланной жены, отдать их, Ястреб сделал бы это не задумываясь. Но когда речь заходила о землях индейцев сиу… Острая боль сжала сердце.
— Я так любил его, — тихо проговорил он.
— Дэвид… он тоже любил тебя. Уверен, все, что он сделал, ради твоего же блага. Не исключено, конечно, что он был очарован той молодой особой, которую встретил, раз решил включить ее в свое завещание.
— Да уж, должно быть, слишком был очарован.
— Так, значит, ты уже встретился со своей… хм… женой?
— Да, я столкнулся с ее дилижансом. По правде сказать, произошло это чисто случайно. Я ехал как раз к Рили, выяснить, как там и что.
— Ну и какая она? Ничего?
— В каком смысле?
Генри заерзал в кресле, явно нервничая.
— Я имел в виду… ну… черт тебя дери, Ястреб. Она хорошенькая? Или она, о Боже… с ней ничего, надеюсь, такого?
Ястреб усмехнулся:
— Она само очарование. Но скажи мне: ты уверен, что брак действителен? Все же церемония совершалась по доверенности.
— Половина браков в половине шахтерских поселений совершается по доверенности, — устало проговорил Генри. — Как, по-твоему, все здешние парни обзавелись женами? Какая честная молодая женщина потащится в такую даль, не будучи чьей-то законной супругой?
— Какая честная молодая женщина… — начал было Ястреб, но не договорил.
— В любом случае знай: я всегда сделаю для тебя все, что нужно, — сказал Генри. — Помни, отец твой был в совершенно здравом уме, когда решил все это устроить. Что я мог поделать? Я был связан по рукам и ногам.
Ястреб опустил голову. Так и вертелось на языке: «А что, если она соблазнила, окрутила старика, а потом взяла и убила?» Ничего вслух он, конечно же, говорить не стал. Еще надо доказать, что она как-то причастна к смерти отца. Он не мог даже объяснить Генри, что Скайлар Конор вообще ничего не знала и была убеждена, что вышла замуж за отца Ястреба, а теперь соответственно является его вдовой. Вдовой, жаждущей как можно скорее вступить во владение всеми его богатствами.
— Какое бы решение ты ни принял… — начал Генри.
— Мои земли она не получит. Можешь не сомневаться! — воскликнул Ястреб, вставая с кресла. Ярость его была настолько сильна, что, выходя из кабинета Генри, он едва не сорвал дверь с петель.
Ястреб направился прямиком к привязанной у входа лошади, но не успел вскочить в седло, как чей-то голос окликнул его по имени. Это был Черное Перо, старый друг Ястреба из племени хункпапа, который торговал шкурами, несмотря ни на какие запреты белых. Высокий, прекрасно сложенный человек с резкими чертами лица и грубой обветренной кожей подошел к Ястребу, и тому ничего не оставалось, как только постараться умерить свой пыл и обменяться с другом крепкими рукопожатиями.
— Здравствуй, Черное Перо. Как охота?
— Охота плохая. Белые убивают целые стада бизонов из окон своих поездов. Для них это игра. Кровавая игра. — Он передернул плечами. — Я хороший охотник. Торгую шкурами в обмен на порох. — Он заговорил тише. — Приходи в деревню своего деда. Много друзей, кто не может подойти близко к селению белых, хотят попрощаться с тобой, потому что скоро переберутся на север.
— Собираются присоединиться к Мудрому Быку? — спросил Ястреб.
Черное Перо кивнул.
— У нас есть только два пути. Позволить белым согнать нас всех вместе, как скотину, или бороться за то, чтобы жить, как мы хотим. С этим не поспоришь.
— Я согласен. Обязательно приду, и очень скоро.
— Твой дед будет очень доволен. — Черное Перо помолчал. — Мы слышали о смерти твоего отца. Мое сердце скорбит вместе с твоим. Он был великим человеком.
— Спасибо.
— Нам всем его будет не хватать.
— Да, очень.
Ястреб вскочил в седло, поднял руку, прощаясь, и пришпорил лошадь. Пока ехал, ему казалось, что душа его разрывается на части, будто все ветры разом вселились в его грудь и рвутся наружу, каждый в свою сторону. Он злился на своего отца и скорбел оттого, что потерял его, что никогда больше не сможет поговорить по душам, пытаясь выяснить, зачем он так поступил с ним. Ястреб гадал, что же так повлияло на отца, какая болезнь сломила его волю, как он мог поддаться чарам женщины и позволить ей манипулировать собой. И именно сейчас, когда Ястреб был разбит горем, судьба страны, неудержимо скатывающейся на путь насилия и жестокости, казалась ему более трагичной.
Чем ближе он подъезжал к своим владениям, тем большей решимостью наполнялось его сердце. Он готов был драться.
Скайлар часто снились сны о том, что произошло когда-то очень давно. Не сказать, чтобы они снились ей регулярно, так, от случая к случаю. И всегда эти сны начинались одинаково. Перед глазами вдруг все начинало кружиться в бешеном темпе, затягиваясь в гигантский водоворот.
Вот и теперь она снова увидела тот самый серый водоворот, как когда-то, много лет назад.
С наступлением сумерек на землю спустился туман — тяжелый, густой. Прохожих, спешащих по улицам в этот час, только и можно было различить, что по торопливому звуку шагов, увидеть же человека можно было, лишь столкнувшись с ним нос к носу. Идеальный вечер для нелегальных сборищ. Ночь тайн. А тайн в Мэриленде хоть отбавляй.
Пограничный штат Мэриленд кишел всякого рода шпионами и представителями тайных организаций. Одни открыто симпатизировали конфедератам, другие не скрывали, что являются сторонниками Севера. Кто-то притворялся, что сочувствует южанам, а сам шпионил для северян. Кто-то открыто помогал северянам, но на самом деле шпионил в пользу Юга.
Но были и такие, кто не мог решить, к какому лагерю примкнуть.
Роберт Конор жил в Уильямсберге. До того как развязали войну, он был адвокатом, а потом, с началом военных действий, его призвали в армию. После сражения под Геттисбергом попал в тюрьму северян в округе Колумбия. Однако ему удалось бежать и послать брату Ричарду весточку, что ему необходима помощь.
Ричард Конор жил в Балтиморе с семьей — женой Джил и двумя дочерьми, Скайлар и Сабриной, — в большом добротном доме. В 1862 году он был серьезно ранен, и его отослали домой с покалеченной ногой. Надежды на то, что хромота когда-нибудь пройдет, не было. Ричард радовался возвращению. Хотя он и был убежден в правоте унионистов, убийство сторонников южных штатов не одобрил. А когда брат попросил о помощи, бросился к нему не раздумывая.
Теперь Роберт жил в их доме, скрывался на чердаке. Дни свои коротал в играх с маленькими племянницами. Скайлар успела полюбить его не меньше, чем отца. И вот пришло известие, что он должен тайно встретиться с южанами и они отправят его на Юг, где он будет в безопасности. На землю спустился туман…
Скайлар отослали спать, но она знала: ночью что-то должно произойти. Отцу вместе с его лучшим другом Брэдом Дилманом предстояло проводить Роберта на встречу с южанами. Они должны были изобразить напившихся в стельку приятелей, затем Роберт незаметно исчезнет, а Ричард и Брэд возвратятся домой картинно вымаливать на коленях прощение у Джил и девочек, уверять, что больше напиваться не станут, клясться, что исправятся.
Скайлар не могла объяснить, что подстегнуло ее выбраться из кровати в ту ночь, натянуть на себя рубашку и брюки и побежать следом за мужчинами. Возможно, ей просто передалось всеобщее возбуждение.
А может, была какая-то смутная тревога, закравшееся в душу страшное предчувствие.
Осторожно, так, чтобы ее не заметили, Скайлар перебежками следовала за мужчинами. Лицо она предусмотрительно закрыла шарфом, а на глаза низко надвинула шляпу. Негромко переговариваясь, они шли по направлению к пристани, где уже поджидало небольшое судно. Туман все сгущался.
Внезапно она услышала, как кто-то вскрикнул. Скайлар увидела, что судно снялось с якоря и отчалило от пристани. Она припустилась бегом, потеряв из виду мужчин, но вдруг обо что-то споткнулась и едва не упала. Нагнулась взглянуть… О Боже!
— Отец! — прошептала она. — Отец! Скайлар пыталась привести его в чувство, приподнять и, прикоснувшись к спине, вдруг с ужасом отдернула руку. Пальцы были в чем-то теплом, липком… Кровь! Кровь ее отца!
— Отец! — снова и снова звала Скайлар.
Ричард Конор очнулся, голос его был слабый, тихий, почти шепот. Но все же он был жив! Скорее поддержать, помочь, остановить хлещущую из спины кровь! Внезапно она почувствовала, как отец сжал ее руку окровавленными пальцами.
— Люблю тебя… Осторожно, детка, осторожно, будь храброй девочкой. Я… предали…
— Я никогда не предам тебя!
— Нет, меня…
— Тише, папа, успокойся, сейчас я найду кого-нибудь, тебе помогут. Только не умирай, слышишь? Не оставляй меня…
Его пальцы выскользнули из ее руки. Ричард смотрел в небо широко раскрытыми и уже ничего не видящими глазами. Скайлар истерически зарыдала.
Ее нашел патрульный солдат и привел в участок. Там ее терзали вопросами, совсем не думая о том, что перед ними ребенок, только что переживший страшную трагедию. Скайлар не могла вымолвить ни слова, чувствуя себя так, словно нож в спину воткнули ей самой. На все расспросы о том, что произошло на пристани, Скайлар отвечала молчанием. «Будь храброй», — велел ей отец. Она никогда не предаст его, никогда…
Ее продержали в участке всю ночь. Утром пришла мать с посеревшим от горя лицом, но настроенная решительно. Тут же потребовала немедленно отпустить одиннадцатилетнюю дочь домой. Доказательств тому, что Ричард Конор шпионил для армии южан, не было, а Джил подняла такой шум, что офицерам не оставалось ничего иного, как выпустить Скайлар, так и не выяснив, что же произошло на самом деле.
В тот вечер, когда гроб с телом отца был выставлен в гостиной для прощания, Скайлар стояла вместе с матерью на кухне и слушала сбивчивый рассказ Брэда Дилмана, как грязные конфедераты отплатили Ричарду за поддержку, убили его. Голос Брэда дрожал, срывался. Мать тихонько всхлипывала.
И в этот вечер снова был туман. Рваными клочьями он стелился по земле, принимая причудливые формы. Скайлар хотелось убежать, вырваться из давящей духоты дома. Она вышла на порог, нырнула в туман и побежала, не разбирая дороги. А когда почувствовала, что бежать больше не в силах, повернула обратно. Но ей по-прежнему не хотелось никого видеть, единственное ее желание было — побыть одной.
По чистой случайности девочка оказалась у конюшен. Прямо из тумана перед ней возникла высокая фигура Брэда Дилмана, чьи широкие плечи столь располагали к тому, чтобы выплакать на них свое горе. Верный Брэд! А теперь он стоял и украдкой стирал засохшую кровь с длинного, в двенадцать дюймов, ножа, который достал только что из чехла, укрепленного на лодыжке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49