— Он поцеловал Кенну в макушку. — Ты что-нибудь слышала о Поле Ревире?
— Нет. Он один из тех, с кем тебе предстоит вести дела?
Рис закатил глаза и, указав на старую церковь, преподал Кенне импровизированный урок американской истории. Он рассказал, что помнил, о ранних колонистах — бывших горожанах, пожелавших стать цивилизованными фермерами, но плохо представлявших, как возделывать землю. Он объяснил, что колонисты не смогли прокормиться на неосвоенных землях и были вынуждены заняться рыбной ловлей. Сначала поселенцы ловили треску и этим спаслись от голода. Потом стали строить корабли для доставки рыбы на продажу другим поселенцам. Когда Новая Англия освоила мореплавание, Бостон стал центром прибрежной торговли.
Кенна ловила каждое слово, стараясь узнать как можно больше о родине своего мужа. К тому моменту когда «Морской дракон» причалил к пристани, она почувствовала, что частичка гордости американцев за свою страну, которая должна стать теперь ее второй родиной, передалась и ей.
Пока багаж Риса и Кенны грузили в коляску, к ним подошел капитан Джонсон.
— Буду рад лично сопроводить вас домой, — предложил он.
— Нет, — возразил Рис. — У вас слишком много других дел. Вы и так проявили любезность, наняв для нас экипаж. Дайте нам пару человек помочь довезти вещи.
На это Джонсон только усмехнулся:
— Я вряд ли могу вам кого-нибудь дать. Но вы можете нанять их.
Теперь усмехнулся Рис:
— Нам еще предстоит к этому привыкнуть.
— Спасибо, капитан, за вашу помощь, — искренне поблагодарила Джонсона Кенна. — Вы сделали наше путешествие замечательным. Как только мы устроимся, я буду рада видеть вас первым гостем.
— С удовольствием, мэм. С огромным удовольствием. — Внезапно улыбка исчезла с лица капитана. Он взглянул поверх голов Риса и Кенны и задумчиво потер подбородок.
Кенна и Рис обернулись, чтобы посмотреть, что привлекло внимание Джонсона. К пристани быстро приближалась трехмачтовая красно-белая элегантная шхуна. Судно выглядело безупречно.
— Какая прелесть! — восхищенно прошептала Кенна. — Как бы я хотела, чтобы у нас была такая же. Посмотрите, как она летит!
— Это ваши конкуренты, миссис Каннинг, — мрачно сказал Джонсон, хотя по его голосу чувствовалось, что и он восхищен прекрасным судном. — Это шхуна Гарнета. Простите меня за эти слова, мистер Каннинг, но ваш отец мало хорошего сказал бы об этом семействе. Говорят, они самые настоящие пираты. Между компаниями порваны всякие отношения.
— Мой муж не такой, как его отец, — сказала Кенна, не зная, что произнесла вслух мысли Риса. — И Гарнеты скоро убедятся в этом.
Джонсон закашлялся, чтобы скрыть изумление. Надо же, как решительно миссис Каннинг бросилась на защиту своего мужа!
— Гарнетов нет уже лет восемьдесят, мэм, хотя и сейчас это семейное предприятие. Теперь делами управляет Тэннер Клауд. У его жены и сестры с мужем тоже доля в этой компании. Кстати, жена Тэннера происходит из рода средиземноморских корабельщиков. Вы слышали когда-нибудь о семействе Квинтон?
— Я слышал, — сказал Рис. — Оно упоминается в записках отца.
— Судоходная компания Квинтонов — это миссис Клауд. Тэннер оказался не промах. Только, благодаря женитьбе на Алексис Клинтон Гарнетам удалось удержаться на плаву, когда во время войны дела пошли неважно.
Позже, когда они проезжали через центр Бостона, Кенна спросила Риса о том, что занимало ее мысли задолго до того, как капитан Джонсон рассказал об Алексис Квинтон-Клауд.
— Ты расстроен, что у меня нет приданого?
— Так вот почему ты все молчишь? — буркнул он. — Собиралась с силами, чтобы задать этот дурацкий вопрос?
Кенна действительно почти не слушала Риса, когда он показывал достопримечательности Бостона. Этот вопрос ее мучил настолько, что она не могла радоваться ароматному весеннему воздуху и первой зелени, покрывшей землю. Для нее этот вопрос не был дурацким, и она так ему и сказала:
— Если бы все случилось по-другому, то и я могла бы иметь наследство. Но вышло так, что я не могу предложить тебе даже весельную лодку.
— Мне не нужна ни лодка, ни самый быстроходный корабль. Мне кажется, я выразился ясно. Мне нужна ты.
Это немного успокоило Кенну.
Рис откинулся на спинку сиденья и прикрыл глаза.
Карета остановилась перед большим трехэтажным деревянным домом, расположенным в пригороде Бостона. Черные ставни, закрывавшие окна, подчеркивали нетронутую белизну здания и придавали ему величественный вид, который усугубляли четыре белые колонны перед главным входом, поддерживающие балкон второго этажа.
Рису нравился этот дом, но он молчал, ожидая, какой будет реакция Кенны. В конце концов, она ведь выросла в роскошном особняке.
— О, Рис, какая красота! Почему ты не сказал мне? — Она потянула его за рукав пальто к выложенной булыжником дорожке.
— Это не Даннелли. — Кенна остановилась как вкопанная и с любопытством осмотрела на Риса:
— Я и сама вижу. Несмотря на то что я люблю Даннелли, это всего лишь гробница! А твой дом теплый и живой. Бьюсь об заклад, здесь не найдется ни одного коридора, где бы пахло плесенью. Когда его построили?
— Примерно шестьдесят лет назад. Я знаю, что это всего лишь мгновение в масштабе времени, если сравнивать с Дан…
— Я не думала, что мне так быстро придется пожалеть о той фразе. Надеюсь, ты не собираешься повторять мне ее до конца жизни? Ты боялся, что мне может не понравиться твой дом?
— Да, приходила такая мысль, — робко признался он. — Самый маленький дом, которым владела твоя семья в Брайтоне, и то больше этого.
— Какое значение имеет размер? Я уверена, что этот дом вместит и нас, и слуг, и полдюжины детей и там не придется жить друг у друга на головах.
Рис открыл рот, словно собирался что-то сказать, но промолчал. Упоминание о детях лишило его дара речи. Увидев его смущение, Кенна рассмеялась:
— Успокойся. Их точное количество мы обсудим позже. — Дворецкий открыл перед ними дверь, и Кенна сразу ощутила некоторую холодность в его поведении. Рис послал слугам уведомление о приезде, но выражение их лиц говорило, что они не рады внезапному нарушению привычного уклада их жизни.
Слуги собрались в прихожей, одетые как на парад, и первое, что заметила Кенна, были черные нарукавные повязки. Ни в ее одежде, ни в одежде Риса не было и намека на траур по Роланду и Ричарду, и это вряд ли укрылось от глаз слуг, потому что под рединготом на ней было платье персикового цвета. Кенна посмотрела на Риса в надежде, что он скажет, как поступить, но Рис оставался невозмутим. Он отдал дворецкому свое пальто и помог Кенне снять редингот.
Позади них терпеливо стояли два матроса с «Морского дракона», ожидая, пока им скажут, куда отнести чемоданы. Рис велел им все оставить в холле, хотя дворецкий попытался отправить их ко входу для прислуги. Матросы послушались Риса, и чемоданы плюхнулись на паркетный пол.
Дворецкий, тучный мужчина с красными щеками, которые придавали ему встревоженный вид, нахмурился.
— Добро пожаловать домой, сэр, — сдержанно произнес он. — Мадам, — он кивнул Кенне, — я Алькотт, старший над прислугой. — Затем он снова обратился к Рису: — Позвольте выразить вам наши соболезнования по поводу кончины вашего отца и мистера Ричарда.
— Спасибо, — холодно ответил Рис. Алькотт откашлялся.
— Позвольте, я представлю вас прислуге.
— Пожалуйста.
Только сейчас Кенна сообразила, что Рис не знает никого здесь, и у нее сжалось сердце. Каково ему выслушивать слова сочувствия от незнакомых людей, которым явно не по душе его появление?
— Николас такого бы не потерпел, — сказала она ему позже, когда они сели обедать. Столовая довольно приятная, подумала Кенна. Она была оклеена бледно-голубыми обоями в мелкие белые цветы. Над круглым, орехового дерева столом висела хрустальная люстра, освещавшая комнату неярким теплым светом. С высоких окон свисали золотистые портьеры, а стеклянная дверь вела на террасу. В теплое время она, наверное, была открыта, и ароматы сада наполняли комнату.
— Чего бы не потерпел Николас? — спокойно спросил Рис, разрезая мясо.
— Их высокомерия, — прошептала она, быстро оглянувшись, чтобы удостовериться, что никто из слуг внезапно не появился в дверях. — Он бы их сразу разогнал.
— И остался бы без прислуги. Здесь все иначе, чем в Англии, Кенна. Работников по дому найти непросто. Если я позволю этим людям уйти, их расхватают раньше, чем они соберут чемоданы.
— Откуда ты все это знаешь? Если бы я не была уверена наверняка, то подумала бы, что ты никогда не уезжал из Соединенных Штатов.
— Знаю, так как я неоднократно расспрашивал американцев о стране, прежде чем покинуть Лондон, и потому имел представление о том, какой прием ждет меня здесь.
— Ты хочешь сказать, что мы должны оставить их, даже если они нас ненавидят?
— Думаю, пока это самое лучшее, — сказал он. — Кроме того, я сомневаюсь, что они действительно нас ненавидят.
— Ну уж кухарка точно, — убежденно произнесла Кенна, отставляя тарелку. — Мясо словно тряпка, картофель переварен, а все овощи выглядят так, что не поймешь, какого они цвета. Сейчас мне кажется, что, если бы пришлось выбирать, я скорее бы примирилась с характером месье Рэйе.
— Во всяком случае, пока нам можно не беспокоиться, что в еде окажется мышьяк, — заметил Рис.
Кенна посмотрела в тарелку.
— Прости, но позволю усомниться в справедливости твоих слов, — сухо ответила она.
Рис рассмеялся, и так заразительно, что Кенна скоро присоединилась к нему. Они хохотали до слез и не могли остановиться, даже когда мрачного вида девушка унесла почти нетронутую еду, предоставив им возможность перейти к десерту. Оставшись наедине, они посмотрели на пудинг, стоявший на столе, который и цветом, и консистенцией напоминал ил со дна болота, и снова рассмеялись.
Кенна вытерла выступившие от смеха слезинки уголком носового платка и предложила Рису попробовать пудинг первым.
Он покачал головой и отодвинул стул, царапнув ножками по тщательно отполированному паркету.
— Попробуй сама.
— Давай вместе. Если мы не попробуем его, — настаивала Кенна, — кухарка решит, что мы были не голодны, и приготовит его снова. А если мы съедим хоть по ложке — да-да, только по одной ложке, — она будет удовлетворена.
Рис недоверчиво посмотрел на нее:
— Ты первая.
— Вместе, — твердо возразила Кенна. Внимательно следя друг за другом, чтобы никто не уклонился от опасного испытания, они одновременно запустили ложки в пудинг и, обмениваясь последними подозрительными взглядами, откусили по маленькому кусочку и быстро проглотили. Их глаза расширились от изумления.
— Если тебе не нравится, я могу взять твою порцию, — сказал Рис, пытаясь придвинуть к себе ее тарелку.
Кенна схватила ее обеими руками и поставила на место.
— Рис, есть некоторые вещи, которые я не смогу для тебя сделать. И отказаться вот от этого… что бы это ни было, — одна из них.
После обеда супруги зашли в музыкальную комнату, где Кенна села за клавикорды, а Рис устроился в кресле, положив ноги на оттоманку. Кенна взяла несколько аккордов, и он вздрогнул, посмотрев поверх бостонской газеты.
Кенна скорчила гримасу.
— Инструмент ужасно расстроен, — попыталась она оправдаться.
— А я ничего не сказал, — с невинным видом ответил Рис и поднял газету, чтобы скрыть улыбку.
— Животное! — Кенна в сердцах стукнула по клавишам, поднялась со скамейки и, отодвинув его ноги в сторону, села на оттоманку. — Рис, все слуги носят траур.
— Я не слепой.
— Им может показаться странным, что мы не в трауре. — Рис опустил газету. Глаза его были холодны.
— Я уже оказал отцу и брату столько уважения после смерти, сколько они не оказали мне при жизни. То, что они умерли, еще не означает, что я должен простить их и забыть прошлое. Может, если бы они как-то попытались восстановить отношения, когда жили в Лондоне, я чувствовал бы себя иначе. Но они этого не сделали. Я не буду носить траур ради приличия. Я достаточно уважаю своего отца и себя, чтобы не выставлять на посмешище нас обоих.
Его ответ ошарашил Кенну.
— Я не знала, что ты так переживаешь, — тихо сказала она.
Он сложил газету и положил ее на колени.
— Надеюсь, ты не собираешься меня перевоспитывать?
— Нет, это мне никогда не приходило в голову!
— Отлично. А сейчас вернемся к разговору о слугах. Если с кем-нибудь из них у тебя возникнут недоразумения, а их упрямство доставит тебе хоть малейшее неудобство или тебя не устроит качество их работы, скажи мне, и мы решим, что делать. Не возражаешь?
— Нет. — Она вскинула подбородок. — Я не боюсь их, ты же знаешь.
Рис с иронией скривил губы:
— Я и не думал, что ты испугаешься. Я ведь женился не на чахлой английской мисс. Кроме того, слуг у нас всего восемь. У тебя в саду работало больше.
— Действительно, — согласилась Кенна. — Она сжала его колено и рассеянно провела ладонью по упругому бедру. — Ты собираешься завтра в контору?
— Да. И к адвокату. Хочешь пойти со мной?
— Пожалуй, нет. Не завтра. Это, конечно, очень интересно, но и дома найдется много дел. Не возражаешь, если я упакую вещи отца и Ричарда и проветрю комнаты? Я уже заходила туда. Там ничего не тронуто.
— Делай что хочешь. Здесь, вероятно, есть благотворительные организации, которые с радостью возьмут старые вещи.
— Есть какие-нибудь поручения по дому?
— Вроде нет. Что ты делала в комнатах отца и брата? — Кенна пожала плечами:
— Миссис Алькотт показала их мне, когда знакомила с домом. Наверное, я слишком любопытна. Но я ведь никогда не видела твоих родных.
Рис удержался от горького упрека и положил руку ей на плечо.
— В комнате отца есть портрет. Портрет очень красивой женщины. Она похожа на… Это твоя мать?
Рис кивнул:
— Ее звали Элизабет.
— У тебя ее глаза. Такого же цвета.
— Я знаю. Именно поэтому меня отослали из дома. Отец не мог смотреть на меня. Знаешь, однажды я попытался испортить портрет. Я думал, что, если перекрашу волосы или изменю цвет глаз, отец не будет вспоминать о ней всякий раз, когда видит меня. Даже ребенком я понимал, почему он чувствует ко мне неприязнь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50