Стук в дверь нарушил повисшее в комнате тягостное молчание. Норт подошел к двери, поскольку Элизабет была не в силах пошевелиться. Он взял поднос у миссис Уоллес и отпустил ее, отказавшись от ее услуг.Вручив чашку с чаем Элизабет, он вернулся в свое кресло.— Письмо, которое я получил, было от аптекаря, — продолжил он. — Чистая формальность, по правде говоря. Я понял, что в этом сосуде, как только нашел его в платяном шкафу. Ты ведь там его обычно держишь?Ее губы шевельнулись, артикулируя беззвучное «да».— Я взял самую малость, чтобы отправить аптекарю. Не хотел лишать тебя этого снадобья. И вытащил его только сейчас, когда пришло письмо от мистера Гудолла. — Он в упор взглянул на жену. Лицо его было бледным, тон натянутым. — Ты не хочешь именно моего ребенка, Элизабет, или ребенка любого мужчины?Элизабет вскинула голову. Странно, но ее глаза оставались сухими. Однако боль, притаившаяся за ними, была почти невыносимой.— Я скажу это только один раз, милорд. Никакого другого мужчины нет и не будет.Норт знал, что это правда, знал уже тогда, когда задавал свой вопрос. Но от этого ему не стало легче. Горечь, обида, разочарование, досада — все слилось в яростной вспышке, и он прошипел, глядя ей прямо в глаза:— Значит, дело не в том, что ты боялась наградить меня ублюдком?Элизабет просто смотрела на него, не говоря ни слова в свою защиту.Рука Норта взметнулась, смахнув со стола бренди и стакан.— Оставь! — рявкнул Норт, увидев, что жена его сделала попытку встать. Он помолчал и устало повторил: — Оставь.От запаха впитавшегося в ковер бренди Элизабет стало дурно, и такое простое действие, как поднести чашку к губам, казалось ей сейчас непосильным.— Значит, ты не хочешь иметь ребенка, — заключил Норт бесцветным тоном.— Не хочу.Удар был такой силы, что Норт даже удивился, что устоял на ногах.— У меня как-то была любовница, которая пользовалась этим снадобьем. Она пропитывала им губку и вставляла ее внутрь себя. Ты делаешь то же самое?— Да.— Ну, конечно. Глупый вопрос. — Он скривил губы в насмешке над самим собой. — Даже не знаю, что тебе сказать. Наверное, я слишком пьян, чтобы справиться с этим.— Мне стоит уехать.Он кивнул:— Пожалуй, так будет лучше.Элизабет поставила чашку с блюдцем на поднос и встала. Она сделала неуверенный шаг в сторону Норта, но он поспешно отвернулся. Однако не это действие, а выражение его глаз заставило ее застыть на месте. Она прижала ко рту побелевшие пальцы, чтобы заглушить рыдание, и выскочила из комнаты.Элизабет страшилась визита в дом Уэста, где должна была состояться панихида по его отцу. Ей казалось, что это событие приближает ее к тому моменту, когда Нортхэм укажет ей за дверь. Хотя он больше не упоминал о ее отъезде в Хэмптон-Кросс или Роузмонт, Элизабет знала, что он не передумал. После стычки в библиотеке он почти не разговаривал с Ней и провел вторую половину дня и вечер в клубе, в компании Саутертона и Истлина. Там же, надо полагать, они встретились с новоиспеченным герцогом Вестфальским.Норт пришел домой все в том же настроении — молчаливый и задумчивый. Элизабет вдруг обнаружила, что предпочитая бы, чтобы он вернулся, напившись в стельку и пропитавшись запахами продажной любви. Но он молча поставил коричневый флакон на ее туалетный столик и так же молча скрылся в гардеробной. Когда он, переодевшись на ночь, вышел оттуда и лег в постель, Элизабет притворилась спящей. Он сделал вид, что поверил ей.На следующее утро под глазами Элизабет появились круги, а цвет лица Норта приобрел сероватый оттенок. Оба были одеты в черное, что полностью соответствовало как печальному событию, ожидавшему их, так и их собственному настроению. На Элизабет было платье из плотного бомбазина, а на Норте двубортный шерстяной сюртук. Похолодало, и им Пришлось надеть теплую одежду. Пальто Норта и подбитая мехом накидка Элизабет защищали их от ледяного дождя, но не могли прогнать холод из их сердец.Полковник Блэквуд не присутствовал на церемонии прощания со старым герцогом, но появился в доме Уэста, когда Друзья собрались там после погребения. Элизабет следовало бы догадаться, что она увидит полковника в тот же день. Тот факт, что такая очевидная мысль даже не пришла ей в голову, лишний раз свидетельствовал о плачевном состоянии ее рассудка.Она воспользовалась первой же возможностью, чтобы поговорить с ним наедине. Выкатив его кресло в коридор, она направилась в кабинет Уэста.— Это похищение? — хмыкнул Блэквуд.Нет — особенно если учесть, что она попросила полковника уделить ей пару минут в присутствии Норта и увезла его у всех на глазах.— Ну, если вам угодно это так называть.— Ах, Элизабет, узнаю твой острый язычок. — Он подъехал к камину. — Подай мне, пожалуйста, плед. Здесь прохладно.Элизабет взяла шерстяной плед, переброшенный через подлокотник массивного кресла, и накрыла им колени полковника. Затем, быстро отступив в сторону, повернулась лицом к огню и протянула к нему руки.— Тебе больно смотреть на мои бедные конечности? — спросил он.— Да.— Похоже, больнее, чем мне. Я уже привык. Не нужно жалеть меня, Элизабет. Что есть, то есть, и ничего тут не поделаешь. — Он помолчал, изучая ее профиль, позолоченный отблесками неяркого пламени. — Ладно. Не стой там с таким видом. Раз уж ты выпросила две минуты моего времени, то изволь хотя бы смотреть на меня.Элизабет знала, что если она хочет поговорить с Блэкву-дом, то лучше не испытывать его терпения. Смирившись, она повернулась к нему лицом.Болезнь и годы наложили отпечаток на внешность полковника. Первое, что бросилось в глаза, — это перемены, внесенные временем: некогда густые черные волосы поредели и подернулись серебром, в уголках глаз пролегли глубокие морщины, линия рта изогнулась книзу, придавая ему хмурый вид, даже если он был спокоен, на ястребином носу поблескивали очки в золотой оправе. Но никакие невзгоды не смогли изменить цвет его ясных темно-карих глаз и их пытливого взора. Неизменным оставалось и его отношение к одежде. Полковник, хотя и был бы искренне удивлен, услышь он о себе подобный отзыв, был так же привередлив в одежде, как Баттен-берн, и едва ли стал бы терпеть добродушное подшучивание на эту тему, как это делал Саутертон.Более пугающие изменения являлись следствием болезни. Самыми очевидными были исхудавшие, безжизненные ноги, которые приковали Блэквуда к инвалидному креслу, что было для него тем ужаснее, что он был энергичной и деятельной натурой. Его плечи и грудь уже не казались мощными Вынужденных упражнений, которые требовались для передвижения в кресле, не хватало, чтобы поддерживать их в форме. Лицо полковника приобрело желтоватый оттенок, давно лишившись здоровых красок, полученных за долгие годы, проведенные на свежем воздухе. Руки его дрожали, движения замедлились и выглядели неуверенными.Он был всего лишь на четыре года старше матери Элизабет и олицетворял собой последнюю связь с той, кого она горячо любила. Между ним и Кэтрин Блэквуд Пенроуз существовало неуловимое сходство, проявлявшееся в том, как он склонял голову набок, в проницательности взгляда и нежной улыбке.— А знаешь, ты очень похожа на свою мать, — заметил он.Элизабет вздрогнула, услышав собственную мысль, вы сказанную вслух.— То же самое я подумала о вас.— Обо мне? — пренебрежительно фыркнул Блэквуд. — У меня никогда не было ничего общего с Кэтрин.— Вы фыркаете так же, как она.— Твоя мать никогда в жизни не издала бы подобного звука.Элизабет демонстративно фыркнула. Полковник улыбнулся — это явно произвело на него впечатление.— Скажи мне вот что. Твой отец и Изабел.. как они поживают?— У них все хорошо.— А юный Селден?— Тоже хорошо.Элизабет рассказала полковнику о поездке в Роузмонт. Она уже писала ему об этом, да и Норт, насколько ей было известно, тоже, но интерес Блэквуда казался искренним, и Элизабет, отвечая на его вопросы, немного расслабилась. Она наконец села, сначала пристроившись на краешке кресла, но постепенно съехала назад, прижавшись спиной к мягкой кожаной обивке.— Как насчет стаканчика мадеры? — спросил он, когда Элизабет закончила свой рассказ. — Я знаю, где Уэст его держит.— Нет, спасибо. Налить вам?— Нет.Как вскоре выяснилось, полковник отказывался от ее помощи, а не от выпивки. Он подкатил кресло к буфету, налил себе вина и только тогда понял, что не сможет вернуться к камину, не пролив ни капли. Элизабет поднялась с кресла и без лишних слов доставила полковника на прежнее место.— Вы же не хотите залить вином свой прекрасный галстук? — укорила она его. — Саут замучил бы вас насмешками.Полковник улыбнулся:— Могу себе представить. — Он сделал глоток. — Итак, чем я обязан этой беседе с глазу на глаз?— А вы не догадываетесь, сэр?— Наверное, ты хотела бы обсудить некоторые пробелы в нашей переписке.— Вы не ответили ни на один мой вопрос.— Я и сейчас не стану отвечать на них.Элизабет, не ожидавшая столь решительного отказа, вспыхнула.— Я… не понимаю.— Разве?Элизабет крепче вцепилась в изогнутые ручки кресла.— Я действительно ничего не понимаю. Почему вы не сказали мне, что руководите действиями Нортхэма по поимке вора?Полковник хранил молчание.— Они действуют по вашему приказу? — не отставала Элизабет. — Эта четверка из Компас-клуба? Да?— Элизабет, — спокойно произнес полковник, — этот раз говор ни к чему не приведет.— Но вы ведь не отрицаете!— Я вообще ничего не говорю.Элизабет встала. Повинуясь безотчетному порыву, она подошла к креслу полковника и опустилась перед ним на колени. Он попытался протестовать, но она остановила его, накрыв ладонями его руку.— Посмотрите на меня, — проговорила она требовательным и вместе с тем умоляющим тоном. — Скажите ему, пусть он остановится. Заставьте его остановиться. Я знаю, это в ваших силах.Несколько долгих мгновений они молча смотрели друг на друга.— Даже если это так, Элизабет, зачем мне это делать?— Потому что я никогда ни о чем вас не просила.Он удивленно взглянул на нее.— Я могу назвать множество людей, никогда не обращавшихся ко мне с просьбами. Выходит, теперь я должен делать все, что они пожелают?— Но я небезразлична вам.— Конечно, я люблю тебя.Элизабет почувствовала, что ее глаза защипало от слез. Она крепче сжала его руку.— Тогда, может, вы выполните мою просьбу, чтобы сделать мне приятное?— Нет.— А чтобы сделать меня счастливой?Он ласково улыбнулся:— Счастливой, Элизабет? Неужели, чтобы сделать тебя счастливой, достаточно остановить Норта?— Да.— Почему?Элизабет открыла рот, но не произнесла ни звука. Она медленно закрыла его и поднялась на ноги. Вопрос Блэквуда застал ее врасплох. Зная, что такой ответ вряд ли удовлетворит полковника, но не имея никакого другого наготове, она сказала:— Он мой муж.— Конечно.— Я не хочу, чтобы он пострадал.— Пострадал? Ты что, вообразила, будто вор может сделать тебя вдовой?— Да… нет. Но он может пострадать. Вы же знаете, какой он храбрый. Какой преданный и самоотверженный. Он высоко ценит вас, потому что убежден, что вы боретесь за правое дело.Блэквуд оперся подбородком о свой кулак.— Я знаю, что представляет собой Норт и почему он делает то, что делает. Гораздо меньше я уверен в тебе, Элизабет. Впервые я усомнился в том, что знаю тебя, шесть лет назад. Ты тогда отправилась путешествовать по Европе. С Изабел и отцом. Я надеялся, что ты завалишь меня письмами о своих приключениях… Но ты писала очень редко. А потом и того реже. Селден родился в Италии, не так ли? Я припоминаю одно письмо, где ты высказывала беспокойство о здоровье Изабел и опасалась, что она не переживет рождения ребенка, как и твоя мать. Ты очень боялась потерять ее. Обратиться к Роузмонту ты не могла: он был слишком поглощен собственными страхами за здоровье жены, а Изабел уверяла, что все будет хорошо, — обычная банальность, которую говорят в подобных случаях. И ты поведала мне, дорогая Элизабет, все, что было у тебя на сердце. Почему бы тебе не сделать то же самое сейчас?Элизабет невольно отступила на шаг. Ничто в начале монолога полковника не предвещало подобного конца. Сцепив руки, она смотрела на него, чувствуя, как обида уступает место гневу.— Я пришла к вам, полковник, и вы отвергли меня. А что касается моего сердца, то я открыла вам его, но вы мне не поверили.Блэквуд нахмурился.— Но ты ничего мне не открыла.— Я открыла вам все. — Не дожидаясь ответа, Элизабет выскочила из комнаты.«Лгунья», — мысленно обругала себя Элизабет. Она опять солгала. Еще одна ложь. Еще одно звено в длинной цепочке лжи. Лгунья! Вряд ли найдется слово, более точно определяющее то, в кого она превратилась. А теперь она лжет самой себе.«Я открыла вам все». Она имела в виду, что в ее сердце пусто. И в тот момент она была совершенно искренней. И только когда слова уже были произнесены, Элизабет поняла, что кое-что изменилось и это «кое-что» — в ней рамой.Она не вернулась в гостиную, где находились Норт и остальные гости, и никакая сила не могла заставить ее снова предстать перед полковником и признаться во лжи. Она прошла в заднюю часть дома, не обращая внимания на косые взгляды кухарки и ее помощниц, и продолжала идти, пока не оказалась на заднем крыльце.Было слишком холодно, чтобы выходить на улицу без верхней одежды, но Элизабет потеряла чувство реальности. Прислонившись к мокрой стене, она закрыла глаза, не замечая, что ветер треплет подол ее платья, а ледяные струи дождя хлещут по обнаженным рукам.Так ли уж важно, как и когда это случилось? Она любит его. Любит Норта. Она любит Брендана Дэвида Хэмптона, шестого графа Нортхэма.Это было не слишком приятное открытие. Оно не улучшило ее настроения и не сняло тяжести с ее души. Скорее наоборот. Осознание этого факта оказалось для нее тяжким бременем и повергло в панику. Грудь ее теснило, и каждый вздох давался с трудом.Ничего подобного она не испытывала, когда любовь пришла к ней в первый раз, но теперь обстоятельства изменились. Она сама изменилась. И сейчас страшилась того, что много лет назад встретила с распростертыми объятиями.— Элизабет?Голос доносился как будто издалека, не проникая в ее сознание.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47