— Правда-правда. — Она потерлась носом о его подбородок. — Неужели никто не говорил тебе об этом?Конечно, говорил, но у Норта хватило ума промолчать. К тому же он не возражал против шутливого поддразнивания Элизабет.Она молча прижалась губами к его пальцам, затем потянула его руку вниз, к своей груди. Повернувшись к прикроватному столику, она задула свечу.Норт приподнялся ровно настолько, чтобы избавиться от сюртука и рубашки. Элизабет, изображая служанку, сняла с него башмаки и чулки и расстегнула брюки. Когда ее рука скользнула ниже, он тихо застонал. Он не думал, что может быть еще тверже и больше, но случайное прикосновение ее ногтей к его самому чувствительному месту сотворило невозможное.Элизабет ловко избавила его от остатков одежды.— Ты смеешься? — прошептала она, заметив, что его губы изогнулись. — Почему?Нортхэм перекатился на середину кровати и приподнялся на локте, нависнув над ней.— Просто я подумал, что ты все еще одета, а я… — Он прижался чреслами к ее животу. — А я — нет.Она провела ладонью по его спине, от плеч до ягодиц. Кожа его была гладкой, теплой и упругой.— Верно, — отозвалась Элизабет.На секунду она пожалела, что погасила свет. Ей хотелось видеть его черты, линию рта, игру мускулов. Но глаза Нортхэма, такие темные, что казались черными, в свою очередь, наблюдали за ней. Темнота давала Элизабет ощущение безопасности, защищая от его проницательного взгляда.Было что-то необыкновенно эротичное в том, чтобы лежать под ним одетой, пусть даже в ночной рубашке. Подол задрался вверх, а лиф спустился вниз, к талии.Нортхэм поцеловал ее обнаженную грудь. Элизабет согнула колени, почувствовав, что готова его принять. Но при первых признаках вторжения прикусила губу и судорожно выдохнула. Хотя она не была девственницей, прошло слишком много времени с тех пор, как она в последний раз была с мужчиной. И даже недавняя близость с Нортом оказалась недостаточной, чтобы она могла чувствовать себя уверенно.Норт помедлил, давая ей время привыкнуть к себе. Ее прерывистое дыхание замедлилось, и, хотя она лежала неподвижно, ее внутренние мышцы непроизвольно расслабились, заставив его сделать движение. Элизабет ахнула.Он заглушил ее возглас, прижавшись к ее губам в требовательном поцелуе.— Ты должен… — Она задохнулась, когда он начал двигаться. — Ты не должен…Ее лоно продолжало растягиваться, приспосабливаясь к нему. Элизабет судорожно вцепилась в его плечи.— Обещай… — выдохнула она. — Обещай, что не оставишь во мне свое семя.Она скорее ощутила, чем увидела перемену, вызванную ее словами. Плечи Нортхэма напряглись. Он не ударил ее, хотя она подозревала, что у него возникло такое желание. Вместо этого он воспользовался своим телом, чтобы ее наказать. Он двигался глубоко и мощно, больше не заботясь о ее наслаждении. Закрыв глаза и прикусив губу, Элизабет молча принимала его удары. И когда он в очередной раз вонзился в нее, почувствовала вкус своей крови.Элизабет усмотрела в этом некую справедливость. Пусть она не смогла отдать ему свою девственность, но эта боль и кровь порождены им. Она обхватила ладонями его голову и притянула его рот к своим губам, давая ему почувствовать, что сотворил его гнев.Нортхэм замер, ощутив вкус ее крови, и медленно поднял голову. Дыхание с шумом вырвалось из его груди.— Прости, — прошептал он. — Я не хотел… — Он замолчал, когда Элизабет покачала головой, отказываясь принять его извинения.— Это не имеет значения, — ответила она.Норт никогда не думал, что способен причинить боль женщине, а тем более проделать это таким способом… Он не мог оправдать себя даже тем, что все произошло помимо его воли. Он хотел сделать ей больно.Он начал выходить из нее, но она сжала ноги и обхватила его бедра. Норт не стал противиться этому сладкому плену.Элизабет коснулась его лица, убрав со лба прядь волос.— Ты забыл, да? Забыл, что ты не первый. — Она погладила его по щеке. — Я не могу стать ради тебя девственницей. — Ее рука скользнула ему на шею и удержала, когда он попытался отстраниться. — Нет. Не покидай меня. Пожалуйста.Нортхэм склонил голову, почти касаясь ее губ.— Это не должно было превращаться в наказание, — покаянно проговорил он.— Некоторые вещи сильнее нас, милорд. — Она положила руку ему на плечо. — Тут уж ничего не поделаешь.Низкое рычание вырвалось из его горла. Он жадно поцеловал ее, а затем начал двигаться, мощно и уверенно, поощряемый ее тихими стонами.И лишь в последнее мгновение он вспомнил о ее просьбе. Он не давал обещаний, но знал, что исполнит желание Элизабет. И все же чуть не пропустил тот самый момент. С хриплым криком и усилием, потребовавшим от него напряжения всех сил, он вышел из нее, оставив свое семя на сбившихся простынях.Элизабет молча лежала под ним, слушая, как успокаивается его дыхание. Когда Нортхэм откатился в сторону, она не стала удерживать его.Молча она поднялась с постели и поправила ночную рубашку, подтянув лиф и одернув подол. Затем, бесшумно ступая босыми ногами по ковру, направилась в гардеробную.Норт повернулся на бок, глядя ей вслед. Дверь за ней закрылась. Он слышал, как Элизабет налила воду в тазик, затем послышался плеск. Представив себе, как она охлаждает разгоряченное лицо, он задумался о том, какие чувства она испытывает, глядя на себя в зеркало.Удовлетворение? Недовольство?Наверное, она испытывает не больше желания размышлять о том, что произошло между ними, чем он сам, и, что более важно, о чувствах, которые связаны с этим.В соседней комнате наступила тишина. Норт предположил, что Элизабет смывает с себя остатки его семени. Однажды он уже проделал подобное с полковой потаскушкой, напуганный мыслью, что он может наградить ее ребенком. Его любовницы никогда не выдвигали подобных требований. Видимо, они умели предохраняться, и за многие годы ни одна из них не подарила ему ребенка.Ему следовало бы радоваться, но его начали одолевать мрачные мысли, способен ли он вообще стать отцом. К тому же его мать все более нетерпеливо требовала, чтобы он наконец обзавелся наследниками. Похоже, ее перестало волновать, будут ли они законнорожденными, но она утверждала, что одного сына недостаточно. Последнее требование было излишним. Нортхэм и сам понимал, что второй сын необходим как гарантия от трагических случайностей.Элизабет вышла из гардеробной со свечой в руке. Нортхэм лежал в непринужденной позе поверх одеяла. Огонек свечи осветил мощный изгиб его бедра и мускулистую ногу, согнутую в колене.Подойдя ближе, Элизабет зажгла вторую свечу, стоявшую на прикроватном столике. Во сне красивое лицо Нортхэма казалось совсем юным. Элизабет не была уверена, что выглядит такой же умиротворенной, когда спит. Слишком велик груз, лежащий на ее совести, чтобы наслаждаться безмятежным сном.Она поставила свечу на столик и принесла из гардеробной тазик с водой и салфетку. Присев на краешек постели, она увидела, что глаза Норта открыты. Он улыбнулся, словно угадав ее мысли, потом взял ее руку, поднес к губам и поцеловал костяшки пальцев. Нежность этого жеста растрогала ее до слез, но она дала себе слово, что плакать не будет.— Я думала, ты спишь.Он положил ее руку себе на грудь, так и не выпустив из своей ладони.— А ты бы предпочла, чтобы я спал?— Только если ты этого хочешь.— Он выгнул бровь.— Как любезно. А что, если я хочу снова заняться с тобой любовью?Она молчала, и Норт подумал, что ей не понравилась эта формулировка. Но взгляд Элизабет переместился на спрятанное в тени соединение его бедер, где покоилось его расслабленное естество, и на лице ее отразилось такое сомнение, что он рассмеялся.— Я понимаю твое недоверие, — ухмыльнулся он. — Может, чуть позже.Его беззаботная улыбка, полная искреннего веселья, заворожила ее.— Как пожелаешь, — вымолвила она, едва ли сознавая, что говорит.— О чем ты думаешь?— Элизабет покачала головой:— Так, ни о чем. Просто…— Знаешь, Элизабет, порой мне кажется, что твое «ни о чем» куда интереснее, чем глубочайшие умозаключения большинства людей. — Он слегка сжал ее руку. — Скажи мне.Она помедлила в нерешительности.— Это ужасно глупо. Я думала о том, что в твоей улыбке нет ни капли горечи. — Она на секунду отвернулась, а когда снова взглянула на Норта, увидела, что его улыбка исчезла. Что ж, возможно, именно этого она и добивалась. По крайней мере ей удалось избавиться от его чар. — Ну и о том, насколько легкой была твоя жизнь.Он не отрывал пристального взгляда от ее лица.— Полагаю, легче, чем твоя.Элизабет не ожидала, что ответ ударит рикошетом по ней самой. Она попробовала вытащить свою руку из его хватки, но Нортхэм не позволил и крепче стиснул ее пальцы.— Не хочешь послушать? — мягко спросил он.Элизабет сама не знала, чего она хочет. Она избрала трусливый путь и промолчала, предоставив решать ему самому.— Свои детские годы я провел — как это принято говорить? — ах да, в лоне любящей семьи.Уголок ее рта приподнялся в улыбке.— В лице отца, пятого графа Нортхэма, матери, старшего брата Гордона, названного в честь отца, старшей сестры Летиции и двух младших сестер, Памелы и Регины. Как я понял, ты единственный ребенок?Элизабет кивнула, но вдруг вспомнила, что теперь обстоятельства изменились.— Сначала так и было. Но теперь у меня есть сводный брат Адам. Виконт Селден.— Ах да, я совсем забыл. — Помолчав, он продолжил: — Как и все дети, мы часто ссорились, выясняя, кому водить в прятках, кто разрежет торт, кто будет предводителем пиратов. Гордон был достаточно великодушен, чтобы держаться на равных, не злоупотребляя правами старшего брата. Сложнее было с Летицией — как это часто бывает с девочками, — и мы с Гордоном всегда радовались, когда она играла с младшими сестрами. Памела и Регги ничуть не возражали, когда она командовала ими. — Он снова помолчал. — Мой отец увлекался политикой, как и твой.Элизабет кивнула, хотя и не думала, что между ее отцом и Гордоном Хэмптоном имелось какое-либо сходство, даже в политических устремлениях.Норт улыбнулся и начал рассказывать о своих родителях:— При всей своей строгости, они не скупились на похвалу, и мы всегда знали, когда они довольны кем-нибудь из нас. Определенно я провел больше времени с моими родителями, чем, скажем, Саут со своими. Или Ист. Ну а Марчмен, так тот вообще не знал своего отца.Элизабет помолчала, задумавшись о своей семье.— Как бы ни прошло наше детство, нам кажется, что оно самое обычное. И что такое детство у всех. — Она еле слышно вздохнула и добавила: — Но как я понимаю, в Хэмбрике ты понял, что это не так.Когда Гордону исполнилось семь лет, его отослали в школу. В Итон, где учился мой отец. Я ужасно скучал по брату и в той же мере завидовал ему. К тому времени, когда подошла моя очередь постигать науки, к нам переехал жить мой дед со стороны матери, окончивший в свое время Хэмбрик. Он был решительно настроен направить меня в свою альма-матер, хотя отец настаивал на Итоне. Дед победил, как всегда и бывало, когда он пускал в ход свои аргументы.— Ты был разочарован?— Не слишком Я был достаточно взрослым, чтобы понимать, что, пребывая в Итоне одновременно с братом, окажусь в его тени. Нас будут постоянно сравнивать, чего никогда не случалось дома, поскольку родители с самого начала поощряли наше развитие в разных направлениях. Думаю, отец это прекрасно понимал, и если возражал против Хэмбрика, то в основном потому, что предложение исходило от моего деда. Они расходились во мнениях по всем вопросам, начиная с женитьбы отца на моей матери.Элизабет слушала его с улыбкой.— Но, как я понимаю, в конце концов твой дед согласился, и твои родители поженились.— Они сбежали, — сообщил Норт драматическим шепотом, напустив на себя таинственный вид, с каким в их семье обсуждалось это событие. — В Гретна-Грин.— Неужели?Он торжественно кивнул:— Был ужасный скандал.Элизабет рассмеялась. Нортхэм выпустил ее руку и, обмотав вокруг талии простыню, сел на постели. Затем похлопал по матрасу рядом с собой и, когда Элизабет подвинулась ближе, притянул ее к себе.— Так на чем я остановился?— На скандале.— Нет, это другая история. Я начал говорить о Хэмбрике.— Лорд Саутертон рассказал мне о Компас-клубе. Будто вы были заклятыми врагами Рыцарей или что-то в этом роде.— Точно.— Он также сказал, что это был закрытый клуб.— Он так сказал?Элизабет попыталась вспомнить точные слова Саута.— Ну, он говорил мне, что вы никого туда не принимали.— Он забыл упомянуть, что туда никто и не просился. Нет, Элизабет, мы не были закрытыми. Мы были отверженными.Элизабет нахмурилась, не в состоянии представить себе подобную вещь. Она вспомнила, как беззаботно они веселились на пикнике. Кто бы отказался к ним присоединиться? Уж точно не она. Даже ничего не зная о них, Элизабет завидовала их дружбе и веселью.— Как это?— Проще всего было бы свалить все на Уэста, — ответил Норт. — Но это только часть правды.— А что такое с мистером Марчменом?— Он незаконнорожденный.— Бастард, — тихо произнесла Элизабет и почувствовала, как Нортхэм рядом с ней напрягся. — Я не хотела никого оскорбить. Просто… просто я подумала о том, как жестоки могут быть мальчишки к… такому, как он.— Такому, как он, — повторил Нортхэм, поморщившись от неприятного привкуса, который это выражение оставило у него во рту. — Я не стал бы утверждать, что он чем-то отличается от тебя или от меня.— Конечно же, отличается.Нортхэм убрал руку с ее плеча.— Чем же?Его внезапное отчуждение было очевидным, но Элизабет не собиралась отказываться от своих слов. Лучше ему сразу понять, что их взгляды не всегда совпадают.— Конечно, сам факт незаконного происхождения не может повлиять на человека, — пояснила она. — Во всяком случае, вначале. Но потом все меняется. Это может произойти из-за того, что мать стыдится своего ребенка, или из-за равнодушия отца. Или потому, что никто не спешит откликнуться на его плач или утешить, когда он ушибся или обижен. Как бы то ни было, но постепенно ребенок начинает понимать, что он не такой, как другие. — Она помолчала, прежде чем продолжить: — Я ничего не знаю о вашем мистере Марчмене, но, познакомившись с некоторыми из членов Компас-клуба, могу предположить, что он для вас был не тем, кого можно безнаказанно унижать, и вы стали его друзьями потому, что он скорее позволил бы убить себя, чем превратиться в мальчика для битья.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47