…Приблизительно через час после всего случившегося Элиана стояла возле окна в спальне Армана и слушала, как он выкладывает условия их отвратительной сделки.
Она все еще надеялась его отговорить и потому не теряла самообладания.
Арман обещал отпустить Максимилиана и Софи завтра утром, после того, как Элиана проведет с ним ночь.
– Послушайте, – говорила она, – повторяю: я замужем. Я ехала в Булонский лагерь к мужу. Вы требуете невозможного!
Лицо Армана приняло жесткое выражение.
– Я не стану с вами торговаться! Если вы откажетесь, утром ваш бывший любовник будет расстрелян безо всяких разговоров. А что до мужа, – он криво усмехнулся, – его вовсе не обязательно посвящать в наш маленький секрет.
– Но я не смогу солгать!
Арман принужденно рассмеялся.
– Тогда скажите ему, что спасли жизнь важного государственного чиновника и таким образом послужили отечеству, – он вас простит!
– Но я не хочу этого с вами! – Ее голос звенел, словно оборванная струна. – Понимаете, не хочу!
– Перестаньте, Элиана! Каждую ночь тысячи женщин – жен, любовниц – отдаются мужчинам, не имея на то ни малейшего желания, и кого это волнует? Их мужей, любовников? Да ничуть! Возможно, они настолько слепы, что не замечают этого, а если и видят, то все равно получают удовольствие. Я давно желаю заключить вас в свои объятия, а теперь у меня наконец появился шанс исполнить свой каприз. И вы думаете, я его упущу? Вспомните, когда-то я предлагал вам деньги, помощь – вы отказались. А зря.
– Между тем тогда вы казались мне куда менее бессовестным и грубым.
– Разве я груб с вами? – вкрадчиво произнес Арман – Нет, я не был с вами груб и не буду.
Он протянул к ней руки, и Элиана смотрела на него полными слез, гневно-беспомощными глазами.
– Дорогая моя, надеюсь, вы сполна вознаградите меня за столь долгое ожидание!
Этот жадный взгляд и приторный тон… Элиана отвернулась, пронзенная неприятным чувством, а через мгновение ощутила, как пальцы Армана властно легли ей на плечи.
Женщине показалось, что в эти минуты с ней происходит то, что зовется страшным словом саморазрушение. Элиана почти физически ощущала, как от вынужденного бездействия, от покорности, к которой она принуждала себя, что-то внутри ее существа распадается на множество острых, нестерпимо ранящих душу осколков.
Гнев пожирал ее изнутри, отравлял смертельным ядом ненависти к самой себе, к своему слабому, чувствительному сердцу.
И она старалась не думать… Самое главное, не думать об одном – о Бернаре.
Бернар открыл глаза и понял, что уже рассвело. Погода стояла пасмурная, за окном повисла зыбкая сетка утреннего тумана.
Он быстро поднялся и спустя несколько минут вышел в соседнее помещение.
Здесь, в условиях военного лагеря, Бернар не позволял себе расслабиться. Он шутил с Элианой, утверждая, что с ним ничего не может случиться, поскольку он заговорен от пуль. Заговорен одной единственной фразой, прозвучавшей из ее уст: «Я тебя люблю!» Но в действительности дело было в том, что он приобрел способность чувствовать опасность и научился реагировать почти мгновенно. Он слишком долго прожил среди свиста пуль и знал: в борьбе со всесильной смертью жизнь должна уметь использовать каждую мелочь, малейший шанс.
Бернар поздоровался с сослуживцами, а потом спустился вниз вслед за Антуаном Торелем – им предстояло вместе ехать в штаб.
Со стороны пролива надвигался туман; там сгущались темные облака. На палубах стоящих на якоре судов пронзительно ярко горели сигнальные огни. Волны накатывали на берег с размеренным шумом, извергая грязновато-белую пену. В глубине огромных просторов что-то клокотало и бурлило – море работало, как гигантский природный двигатель.
– Похоже, будет шторм! – крикнул Антуан Торель, когда они скакали верхом вдоль берега. – Вы почему такой хмурый, Бернар? Плохо спали?
– Да, наверное…
…В штабе было людно. Офицеры входили и выходили – бряцало оружие, шуршали перья, мелькали какие-то бумажки.
– Наверное, заложников уже привезли, – сказал Торель. – Бастье ездил за ними на рассвете с отрядом.
Они прошли через несколько помещений и вошли в комнату, где находились освобожденные пленники.
Измученная, бледная дама сидела в кресле в сломленной позе; казалось, она находится на грани обморока. Один из офицеров подал ей воду, и она взяла стакан бессильной, тонкой рукой.
Высокий мужчина в дорогом черном пальто на алой шелковой подкладке, под которым виднелся белый шарф и фрак из тонкого сукна, что-то вполголоса объяснял присутствующим. Он показался Бернару странно знакомым. Прекрасной формы лоб, правильные черты лица… Привлекательность его внешности великолепно сочеталась с достоинством манер.
Хотя он старался держаться спокойно, его жесты и взгляд выдавали крайнее волнение.
– Я повторяю: в плену у шуанов осталась женщина. Я очень прошу ей помочь!
– Вы пытались сказать об этом на дороге, – вставил стоящий рядом Жозеф Бастье, – но шуаны заявили, что дама сама пожелала остаться погостить.
Светлые глаза незнакомца сверкнули гневом.
– Это ложь! Ее задержали насильно. Я хорошо знаю эту даму! Она дворянка. Ее имя Элиана де Мельян.
– Как вы сказали?
Мужчина обернулся и встретил горящий смертельной тревогой взгляд Бернара.
– Максимилиан Монлозье де Месмей, – представился он – Я сказал, что эту женщину зовут Элиана де Мельян. Она ехала в лагерь к мужу.
Выражение лица Бернара почти не изменилось, но взгляд стал тяжелым и мрачным.
– Вы можете поехать со мной и показать, где приблизительно находится убежище шуанов? – тихо спросил он.
В лице Максимилиана промелькнуло смятение. Потом он сжал губы и чуть заметно покачал головой.
– Нет. – Далее прозвучала избитая фраза: – В данном случае я не располагаю собой. К тому же моя супруга, – он кивнул на Софи, – в плохом состоянии. И по правде говоря, – добавил он в качестве оправдания, – я совершенно не помню, где именно это произошло.
Похоже, Бернар нисколько не удивился. Он мрачно кивнул, потом провел ладонью по лбу. Максимилиан обратил внимание на его руки, смуглые, с узкой и длинной кистью, загрубевшей кожей, по-видимому, очень цепкие и сильные.
И Максимилиан невольно подумал о том, что если он сам спокойно плыл по светлой реке жизни навстречу своей звезде, то этот человек мчался по пыльным дорогам судьбы в открытой колеснице, с трудом удерживая вожжи, подставив лицо ветру, не ослепленный ничем и верящий только собственному сердцу.
Бернар отошел от Максимилиана и словно бы позабыл о его существовании. Он впился взглядом в Антуана Тореля; было заметно, как сильно напряжены его нервы.
– Я должен взять людей и немедленно ехать в лес. Торель пожал плечами.
– Это бессмысленно. Я не могу получить разрешение на такой приказ – мы не занимаемся заговорщиками. К тому же вы все равно ничего не найдете. Остается ждать, пока к нам в руки не попадет какой-нибудь шуан и мы не сможем получить от него необходимые сведения.
С этими словами Торель покинул комнату. Бернар следовал за ним, как неумолимая тень.
– Послушайте, – с интересом произнес Виктор Гайар, присоединяясь к сослуживцам, – а ведь, кажется, Элиана де Мельян и есть та дама, о которой я вчера рассказывал. Значит, она ехала в карете вместе с Монлозье и его женой? Вот уж воистину капризы судьбы!
– А вы откуда знаете эту женщину, Флери? – спросил Торель.
И его удивил не столько ответ, сколько то многое, что Бернар вложил в негромко произнесенные слова:
– Она моя жена.
На щеках стоявшего рядом Виктора Гайара вспыхнул румянец.
– Не может быть! И вы молчали? Хотя, впрочем…
Но Бернар его не слушал.
– Если вы не позволите мне, – сказал он Торелю, – я сделаю это без разрешения.
– И попадете под суд. Остудите свою голову, Бернар! Я вам сочувствую, но поймите: ничего нельзя сделать! Я не могу организовать охоту на шуанов без разрешения свыше. И то, что у них в плену женщина, пусть и ваша жена, не может служить серьезным поводом. У командования свои соображения на этот счет.
Пока они говорили, в соседней комнате собралась компания офицеров; они что-то оживленно обсуждали. По-видимому, история уже получила огласку.
При появлении Бернара все замолчали и посмотрели на него: большинство – сочувственно, некоторые – с любопытством.
Жозеф Бастье выступил из круга и, слегка рисуясь, произнес, обращаясь к собравшимся:
– Вся беда в том, что офицеру нельзя иметь красивую жену. Он половину жизни проводит на бивуаках, а жена вынуждена мириться с положением соломенной вдовы. Не каждая женщина на это способна. Большинство из них стремится украсить голову мужа этой самой штукой, которая, по мнению многих дам, столь великолепно гармонирует с обликом благоверного супруга!
В следующий момент Жозеф Бастье пошатнулся от нанесенного Бернаром удара и схватился за скулу. Его лицо перекосилось от боли, в глазах появились растерянность и гнев.
– Я бы не советовал вам поднимать руку на своих сослуживцев, – сказал наблюдавший эту сцену Антуан Торель.
Бернар стремительно обернулся к нему.
– Я ударю каждого, кто посмеет произнести что-то подобное, будь это даже сам главнокомандующий! – вымолвил он, потом обратился к Бастье: – Я вызвал бы вас на дуэль, но, к сожалению, у меня слишком мало времени. Я должен ехать.
И, ни на кого не глядя, направился к выходу.
– Я предупреждал вас, Флери! – крикнул вслед Торель. А Виктор Гайар догнал Бернара и промолвил, коснувшись его плеча:
– Я поступил бы так же, Бернар! Не слушайте никого, берите людей и не медлите ни минуты!
Бернар посмотрел ему в глаза долгим и пристальным взглядом, потом молча кивнул и быстро вышел за дверь.
ГЛАВА IX
Прошли сутки, вторые, третьи – Бернар почти не слезал с седла. И люди, и лошади были измучены, но он не давал им отдыха, стремясь все вперед и вперед, вслед за призрачной надеждой.
Их окружал полный торжественной печали лес, тишина которого время от времени нарушалась шелковистым шелестом листьев, жалобным треском сломанных ветвей, величавым гулом ветра вдали.
То и дело в глубине чащи вспыхивали золотые огни падающей на землю листвы, а навстречу плыли волны запахов: терпкий аромат сосен, запах прели и мокрого мха.
Бернар старался обнаружить приметы, указывающие на близкое присутствие человеческого жилья. Он постоянно посылал разведку то в одну, то в другую сторону, и вот наконец ему доложили, что найдена едва заметная глазу тропинка. Бернар приказал осторожно исследовать округу и вскоре убедился, что напал на след того, что искал.
– Что будем делать, капитан? – услышал он вопрос из уст усталых людей, когда они решили устроить небольшой привал.
Бернар на мгновение стиснул зубы. Он слишком хорошо знал, какой ценой иной раз покупается мимолетное везение.
– Подождем, пока немного стемнеет. Тем временем постараемся разузнать, сколько их там. Возможно, удастся окружить дом.
Он прислонился спиной к стволу дерева и закрыл глаза. Иногда ему так хотелось ощутить – душой, сердцем, умом, всем телом – безмятежное течение жизни, окунуться в этот тихий прозрачный поток и бездумно плыть в светлую даль. Но ему было суждено другое: существование, похожее на вечное преодоление чего-то в самом себе и в окружающем мире, где радость свидания с мгновениями счастья была подобна вспышке молнии в ненастную ночь.
Порой Бернару снилось, будто он мчится верхом на быстром коне, один, по широкому полю, навстречу восходящему солнцу, но чаще представлялось, что его место – среди тысяч серых, безмолвных, безликих фигур, что тащат во мгле ненастного дня в никуда гигантскую, бесформенную глыбу, очертания которой скрываются в промозглом тумане. Ему выпала судьба возводить фундамент будущей Великой Империи, и он не был уверен в том, что не будет погребен, бездыханный и безымянный, в безвестных просторах чужой земли.
Элиана сидела возле окна, за которым раскинулся лес – фантастические золотые россыпи горящей в лучах вечернего солнца осенней листвы.
На плечи молодой женщины была накинута шаль, поверх которой спадала волна мягких, шелковистых, как луговая трава, волос. Ее лицо как-то странно потемнело, и взор погас; могло показаться, что от прежней Элианы осталась лишь призрачная, тленная оболочка, прикрывавшая изменившуюся сущность. Сломив свою волю, она уже не хотела ничего чувствовать, не желала ни о чем размышлять. И хотя ее сердце по-прежнему болело, словно проткнутое кинжалом, взгляд выдавал царившую в душе опустошенность.
Арман Бонклер подошел сзади и прикоснулся к ней. Элиана содрогнулась.
И тем не менее она заставила себя заговорить.
– Я выполнила все ваши требования, – глухо произнесла она, – теперь ваша очередь.
Он улыбнулся, и женщина, к счастью, не видела этой улыбки.
– Я тоже сдержал слово. Софи и ваш обожаемый Максимилиан, должно быть, давно добрались до места. Вам нечего опасаться за них – они уехали в сопровождении охраны. Их обменяли на наших людей.
Элиана обернулась и уставилась на него беспомощно-отчаянным взором. До нее начала доходить истина. Арман Бонклер блефовал. Максимилиану с самого начала ничего не угрожало, и он это понимал, а вот она… Его холодный, трезвый ум все проанализировал, а ее слабое, чувствительное сердце обманулось.
Элиана занесла было руку, чтобы ударить Армана, но тут же бессильно опустила. Потом приложила ладони к горящему лицу. Ее бил озноб; похоже, началась лихорадка, возможно, вызванная невероятным напряжением, в котором женщина пребывала последние сутки.
– Отпустите меня, – прошептала она, – мне нужно вернуться в Париж.
– В Париж? По-моему, вы направлялись в Булонский лагерь?
Женщина покачала головой.
– Теперь у меня не достанет сил поехать туда.
– Полно, Элиана! Надеюсь, теперь мы можем говорить друг другу «ты»? – в его голосе зазвучали интимные нотки.
Он попытался обнять ее, но женщина отпрянула.
– Оставьте меня! Не смейте прикасаться ко мне!
Арман рассмеялся.
– После того, что было? Бросьте, Элиана, я прекрасно понял, что вы за женщина!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63