– Сейчас устраивается много балов в память жертв террора, – сказала Софи – Я слышала, на них допускаются лишь люди, родственники которых погибли на гильотине. Говорят, туда приходят с красным шнурком на шее, а потом танцуют ночью при свечах прямо на могильных плитах!
Элиана молчала. Шарлотта тоже: из соображений приличия она не решалась ни поддержать разговор, ни прервать его.
– Я бы могла туда пойти, – заметила Софи, – у меня погибло много знакомых, но я, право, считаю, что это несколько кощунственные выходки. А вы помните графа д'Орсея? А баронессу де Сент-Фуа? Какие замечательные были люди!
Она принялась перечислять достоинства покойных, а Элиана подумала: «Почему мы столь охотно зачисляем умерших в разряд прекрасных, умных, добрых, талантливых, гениальных, тогда как живых чаще всего стремимся смешать с грязью и серостью пошлости, обыденности? Очевидно, потому, что ушедшие из жизни уже не могут составить нам конкуренции, нанести вред и при этом не мешают подчеркнуть ныне здравствующим их великодушие, умение помнить хорошее и прощать людям недостатки».
Шарлотта прекрасно все понимала и с усмешкой говорила себе: «Мы окружены тайными соперниками и даже не подозреваем об этом. Если б люди знали, как часто за притворными улыбками, словами приветствия прячутся злоба и ненависть!»
– А как выглядит гильотина? – спросила Софи.
– Не знаю, – натянуто отвечала Элиана, – я никогда не подходила близко.
На самом деле она могла бы кое-что рассказать. Например, о том, как на эшафот поднималась молодая черноволосая женщина, а минуту спустя в корзину падала голова седой старухи – так ужасны были эти последние мгновения!
Внезапно Элиана поняла, что чувствует себя здесь не в своей тарелке. Видимо, отныне она с ее болью, воспоминаниями и мыслями будет служить чем-то вроде дополнения к десерту для любопытствующей публики. Недаром Софи обронила в разговоре: «В Лондоне так скучно! В Париже куда веселее!»
Молодая женщина встала, резко отодвинув стул. Она не хотела больше говорить, вернее, нет, она поговорила бы – с матерью, с отцом, с Бернаром, даже с Этьеном. Или с Эмилем, с Дезире…
Элиана начала догадываться: одиночество не кончилось! Близкие ей люди умерли, а эти, вновь прибывшие, не имеющие понятия о ее жизни, о жизни Франции в эти незабываемо-страшные времена, – чужие для нее.
– Извините, – сказала она, – я оставлю вас. Мне нужно вернуться к сыну.
– У вашей сестры есть ребенок? – с интересом осведомилась Софи, когда Элиана покинула столовую.
– Да, – отвечала Шарлотта, – ведь она вдова.
– Говорят, в Париже полно сирот и подкидышей, – заметила Софи. – А каждый второй ребенок, появившийся на свет в годы Диктатуры, незаконнорожденный. Это все, так сказать, маленькие якобинцы. – И она невесело засмеялась.
– Как здоровье вашего дяди? – спросила Шарлотта. – Он не собирается возвращаться во Францию?
– Сейчас нет. Возможно, позднее… Не знаю, – рассеянно произнесла Софи, размышляя о чем-то постороннем.
– А ваш супруг?
Женщина передернула плечами.
– Не хочу о нем вспоминать. Вряд ли я увижу его до отъезда. Он проиграет последнее, а потом вернется назад в надежде разжалобить родственников. – Она вздохнула. – Мы разорены. Хотя меня волнует вовсе не это.
Шарлотта смотрела ей в глаза.
– Что же?
Софи сделала паузу, словно раздумывая, высказать ли то, что лежит на душе или нет. Потом медленно произнесла:
– Мой брак кажется мне бесконечным. Я зашла в тупик. У меня связаны руки. Да, я приобрела влияние в эмигрантских салонах и завоевала, хотя и с трудом, уважение дяди, но это мне почти ничего не дает. Я одна, совершенно одна. Мой дядя, господин Рюмильи… Я не могу любить его и никогда не доверюсь ему. Слишком долгое время он не желал видеть во мне человека, – она уныло усмехнулась, – я была для него всего лишь бедной родственницей. Мужа я ненавижу, он низок и груб. Дочь еще слишком маленькая…
– Она осталась за границей?
– Да, у родных Робера.
– Не падайте духом, – сказала Шарлотта. – Вы очень изменились, приобрели жизненный опыт, похорошели. И это не предел. Как говорят, мало иметь инструмент, важно научиться на нем играть! Недостаточно обладать умом и красотой, нужно уметь использовать их в своих целях! Ваш дядя – искусный дипломат, рано или поздно он наверняка захочет послужить новому правительству; постарайтесь стать ему полезной в профессиональной деятельности. Поверьте, для женщины в дипломатическом мире много возможностей проявить себя! Вы станете первой в своем кругу, на вас обратят внимание важные люди… Вы сумеете добиться всего, чего пожелаете. И запомните, – добавила она, помолчав, – случается, от бесполезного человека избавиться намного проще, чем завлечь того, в ком действительно нуждаешься… Кстати, вы спрашивали, не найдется ли у меня что-нибудь почитать. Я выбрала книги из библиотеки мужа. Сейчас принесу.
Шарлотта встала, прошла в соседнюю комнату и через минуту вернулась со стопкой книг.
– Тут несколько поэтических произведений, думаю, они вам понравятся, – у Поля хороший вкус. А вот занимательная вещица – история маркизы де Бренвийе, о «порошке наследства». Между прочим, эта повесть основана на реальных фактах. Одно из самых знаменитых дел в истории Франции эпохи Людовика XIV. Почитайте, не пожалеете. Если хотите, я даже подарю ее вам.
– Спасибо, – промолвила Софи.
Она продолжала думать о своем и не вникала в то, что говорила собеседница.
А между тем серые глаза Шарлотты под тяжелыми веками чуть сузились и, не моргая, изучали облик молодой женщины. Да, она красива, но не хватает жизнерадостности и чего-то еще, может быть, искренности, легкости и блеска. Но это придет, едва она сумеет скинуть внешние оковы.
Шарлотта улыбнулась. В данном случае ею двигало уже не желание помочь или напротив – отомстить, скорее просто любопытство. И она чувствовала, что не ошибется в своих предположениях и на этот раз.
Часом позже Шарлотта прошла в спальню к Элиане.
– Извини ее, дорогая, – сказала она, присаживаясь на край кровати, – она не со зла. Просто ей не понять, что ты можешь чувствовать.
– Я не сержусь, – несколько устало отвечала Элиана. Она сидела, обхватив руками плечи, и смотрела куда-то остановившимся взглядом. – Я немного замерзла…
– Возьми вот это, – Шарлотта подала расшитую яркими нитками индийскую шаль. – Может, принести тебе еще кофе?
– Спасибо, не нужно. Просто мне надо немного прийти в себя.
Шарлотта молчала в замешательстве, и, заметив это, Элиана спросила:
– Ты хочешь мне что-то сказать?
– Да, дорогая. Прости, что сразу начинаю такой серьезный разговор, но поверь, это очень важно. Видишь ли, я не совсем поняла насчет твоего сына… Кстати, он спит?
– Да, я покормила его, и он уснул.
– Ты сама кормишь ребенка?
– Конечно. Если б у меня не было молока, он бы умер еще во младенчестве.
Шарлотта слегка поморщилась – она не привыкла называть столь деликатные вещи своими именами.
– Но это вредно для здоровья. Теперь мы сможем нанять кормилицу и няню.
– В этом нет никакой необходимости, – сказала Элиана, – я справлюсь сама. А что касается Ролана, что ж, я расскажу тебе…
Элиана принялась рассказывать, а Шарлотта слушала, очень спокойно, без всяких эмоций, не меняясь в лице, и молодая женщина не могла догадаться, о чем думает старшая сестра, насколько серьезно воспринимает ее повествование.
Шарлотта выслушала Элиану, не проронив ни слова, а когда та закончила, произнесла:
– Это очень трогательно, дорогая, и я сочувствую тебе, но… – И внезапно, сделав паузу, спросила: – Послушай, а родственники Этьена живы?
Элиана покачала головой.
– Я слышала, мадам де Талуэ умерла в тюрьме в конце девяносто третьего, а его отец еще раньше погиб на гильотине.
– Знаешь, – Шарлотта слегка придвинулась к ней, – ты не обидишься, если я дам тебе совет? Никому же точно не известно, когда именно убили Этьена, я имею в виду – неизвестно тем, кто сейчас начнет возвращаться сюда, и потому ты можешь дать мальчику фамилию своего покойного мужа.
– Но я не хочу, – возразила Элиана, пристально глядя на сестру, – это будет нехорошо по отношению и к Этьену, и к отцу моего ребенка, и к самому Ролану.
– И все-таки, по-моему, выход из этой ситуации может быть только один. Пожалуйста, подумай. Уверена, что и Поль скажет тебе то же самое.
Элиана замолчала. Она не понимала реакции Шарлотты на свой рассказ. Казалось, сестру нисколько не удивила ее история, более того, Шарлотта словно бы надеялась услышать именно то, что услышала.
Конечно, раньше их общению мешала разница в жизненном опыте, но теперь, когда они обе были взрослыми женщинами, Элиана надеялась, что им не составит труда понять друг друга.
Вечером вернулся Поль и радушно приветствовал свояченицу. Элиана заметила, что он постарел, в волосах появилась седина, а ведь ему не так уж много лет – тридцать шесть или чуть больше. Впрочем, Поль никогда не отличался особой привлекательностью.
– Может, нам свозить вас куда-нибудь отдохнуть? – предложил он.
– Я была с Францией в самые тяжелые для нее дни и теперь тем более не собираюсь уезжать, – отвечала Элиана. – А когда Ролан подрастет, мы с ним съездим на Корсику.
Поль слегка смутился, приняв ее первые слова за упрек, а Шарлотта бросила на сестру тревожный взгляд.
– Ну, это случится еще нескоро, дорогая, – поспешно произнесла она. – Не стоит торопить время.
На следующее утро, когда супруги де Ла Реньер еще находились в своей спальне, Шарлотта сказала мужу:
– Я хочу поговорить с тобой об Элиане.
– Об Элиане? – переспросил Поль. Он уже встал, оделся и теперь сидел в кресле, читая утренние газеты. – А что с нею?
Шарлотта вздохнула, глядя в зеркало на свое лицо, обрамленное светло-русыми, прямыми волосами, лицо, на котором уже появились первые морщинки. И губы стали еще тоньше, а глаза еще холоднее. Тридцать, ей уже тридцать!
Она взяла румяна и открыла коробочку.
– Я имею в виду ее ребенка и как следствие – ее будущее. Вчера я предложила Элиане дать мальчику фамилию де Талуэ, но она не захотела и слушать.
– Это был бы неплохой вариант, – подтвердил Поль, которому Шарлотта вкратце пересказала историю младшей сестры. – Но вероятно, у нее есть причины упрямиться. Как я понял, она утверждает, что обвенчалась с отцом мальчика?
– Да, хотя что это было за венчание – без свидетелей, без записи в книге прихода?
– Но если бы этого человека удалось найти, они могли бы обвенчаться по-настоящему, – заметил Поль.
– В том-то все и дело, что его невозможно отыскать. Все как-то странно складывается. Элиана говорит, что его мать – корсиканская дворянка, а отец – парижанин, тоже дворянин, но при этом она не знает их фамилии. И еще она упоминала о том, что он окончил Парижскую военную школу.
– Это уже кое-что, – вставил Поль, – хотя королевскую школу упразднили в 1787 году. Документы, конечно, сохранились, но мы же не знаем года выпуска. А искать по одному имени… Кстати, почему она так уверена, что этот человек жив?
– Судя по рассказу Элианы, он мертв. Но она верит в предсказание какой-то цыганки.
Поль удивленно склонил голову.
– Цыганки? Это что – серьезно? Смахивает на ребячество, ты не находишь?
– Да. И вообще, образ ее спасителя, этакого романтического героя – умного, благородного, смелого, красивого… Выдумка в духе Элианы.
– Вот как? – Поль отложил газеты. Шарлотта поняла, что проговорилась.
– Да. Думаю, все намного серьезнее и страшнее. Суди сам: история очень неправдоподобная. Я же тебе рассказывала.
– Пожалуй… Так ты считаешь, Элиана не была в тюрьме?
Шарлотта в раздумье пожала плечами.
– Может, и была, но чем ей пришлось заплатить за свое освобождение? Или она подверглась насилию: я слышала, такие случаи были нередки.
– Но, по-моему, твоя сестра очень любит этого малыша.
– Элиана же осталась одна-одинешенька, неудивительно, что она привязалась к мальчику.
– Знаешь, – сказал Поль, – как только я увидел Элиану, сразу подумал о Максе. До Революции он, кажется, был сильно увлечен ею. Рано или поздно он вернется во Францию и в Париж, и они встретятся…
Шарлотта натянуто улыбнулась.
– Но Элиана очень изменилась, – заметила она. – Когда они расстались, она была еще ребенком.
– Что ж, такие перемены закономерны. А знаешь, я уверен, твоя сестра будет пользоваться большим успехом в обществе. Умна, красива! – в глазах Поля промелькнуло восхищение. – Ее засыплют предложениями! Пусть не дворянин, но какой-нибудь богатый промышленник, банкир…
– Элиана не выйдет замуж ради денег, – сказала Шарлотта. – Я хорошо ее знаю. Ей нужны чувства.
– Но она же вышла за Этьена, – возразил Поль, – ты сама говорила, что не по любви.
– Зато и была с ним несчастна! – Женщина ответила в несвойственной ей резкой манере, но муж не обратил на это внимания.
– По мне, пусть живет у нас сколько угодно, – сказал он, – но Элиана очень гордая, я сразу это понял… Знаешь, не ее вина, что ваша семья все потеряла, поэтому я готов дать твоей сестре приличное приданое.
– Ты очень добр, – промолвила Шарлотта, потом спросила: – Ну, а что о Максимилиане де Месмее?
– Ах, да, так вот, я думал, что Макс сможет жениться на ней, но когда узнал о ребенке… Была бы это девочка, но мальчик… Воспитывать незаконнорожденного в семье невозможно, а если его усыновить, то, как старший сын, он унаследует и титул, и большую часть состояния. А Макс весьма щепетилен в таких вопросах; тебе же известно, как он гордится своим родом. Не сомневаюсь, в конце концов справедливость восторжествует, и титулы будут восстановлены…
– Не думаю, что Максимилиан поверит выдумкам Элианы.
– Он не глупее нас с тобой, – ответил Поль, а потом добавил: – Но я не стану ему ничего говорить, пусть они сами разберутся между собой.
Шарлотта наложила румяна и поднялась из-за туалетного столика. Она знала цену пустому снобизму и в то же время хорошо помнила правила игры, те правила, которые ее сестра, похоже, успела подзабыть.
– Элиана сама не ведает, что творит. В детстве ее очень баловали, ей все позволялось, вот она и выросла такой, чересчур мечтательной, романтичной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63