Кэл не знал, что делать. У него больше не было сил бороться с собой. Он наконец понял, что топчется на месте и только тянет время, откладывая встречу со своим прошлым и могилой Бонни…И еще одна мысль не давала ему покоя. Кто и зачем написал ему это странное письмо?Взрыв смеха вывел Кэла из задумчивости, и он, подняв голову, бросил взгляд на стоявшего у стойки бара бравого ковбоя, развлекавшего приятелей рассказами о своих любовных похождениях.– Эта дурочка ничего не смыслит в фермерском деле! Ей в хозяйстве необходим крепкий мужик, а она не желает этого понимать! – сплюнув на пол, заявил он. – Ранчо досталось ей в наследство от одного старого чудака, который, прежде чем отбросить копыта, развалил все хозяйство. Я не знаю, о чем она думала, когда решила перебраться сюда с Востока. На нее просто смешно смотреть! Худая как щепка… Но я не растерялся, когда она наняла меня. Я сразу же понял, чего хочет от меня эта истосковавшаяся по ласке молодая баба, и она была на седьмом небе от счастья, когда получила то, о чем так долго мечтала. – Ковбой усмехнулся. – Но в следующий раз я научу ее щенка уважать старших! Этот пострел действует мне на нервы!Громкие голоса ковбоя и его подвыпивших приятелей мешали Кэлу сосредоточиться на своих мыслях. Осушив залпом стакан, он хотел встать и уйти, но тут в салун ворвалась разъяренная женщина. Высокая и тонкая в кости, она была с головы до ног одета в черное. Кэл сразу понял, что перед ним вдова, о которой говорил ковбой. Женщина решительным шагом направилась к хвастуну. Подойдя к нему так близко, насколько это позволяла ее широкополая шляпа с вуалью, она долго сверлила ковбоя злым взглядом, а потом громко заявила в воцарившейся тишине: – Вы уволены!Посетители бара разразились гомерическим хохотом. Женщина повернулась и с гордым видом вышла из салуна. Ковбой и его приятели продолжали хохотать. Одному Кэлу было не смешно. Вся эта сцена не вызвала у него даже тени улыбки.Проходя мимо стойки бара, он окинул болтливого ковбоя презрительным взглядом и вышел на улицу. Глубоко вздохнув, Кэл направился к коновязи, но не успел он сделать и двух шагов, как почувствовал, что ему в спину ударил камешек. Не придав этому значения, Кэл продолжил свой путь и снова ощутил легкий удар в спину. Быть может, галька летела из-под колес проехавшего мимо фургона? Остановившись, он посмотрел вслед удалявшейся повозке. Но тут пущенный меткой рукой камешек попал прямо в шляпу, надвинув ее Кэлу на глаза.Поправив головной убор, ковбой прищурился и внимательно огляделся по сторонам. На противоположной стороне улицы он заметил мальчика лет пяти. Увидев, что на него, смотрят, ребенок спрятался за бочку, стоявшую у входа в центральный магазин города, а затем, выглянув из-за нее, прицелился в Кэла из рогатки.Стиснув зубы, Кэл направился к проказнику. Однако не успел он перейти разделявшую их проезжую часть улицы, как из магазина вышла мать мальчика, та самая молодая вдова, которую Кэл несколько минут назад видел в салуне. Посадив сына в повозку, она заняла место впереди и хлестнула лошадь вожжами. Прежде чем повозка скрылась из виду, мальчик обернулся и показал Кэлу язык. Кэл кипел от ярости, он с удовольствием надрал бы этому сорванцу уши. «В следующий раз я научу ее щенка уважать старших! Этот пострел действует мне на нервы!» – вспомнил он слова болтливого ковбоя. Повернувшись, Кэл направился к коновязи. Да, этот мальчишка действительно мог вывести из себя кого угодно…Едва сдерживая гнев, Пруденс Рейнолдс хлестала лошадь вожжами, заставляя ее бежать еще быстрее. Ей хотелось поскорее покинуть ненавистный Лоуэлл. Повозка раскачивалась и подпрыгивала на ухабах разъезженной дороги, и в такт ее движениям трепетала тяжелая черная шляпа на голове вдовы. В конце концов это начало раздражать Пруденс, и она, сняв неудобный головной убор, бросила его на лежавшие у нее за спиной свертки и пакеты с покупками.Бивший в лицо свежий ветер немного успокоил раздосадованную женщину, и, обернувшись, она взглянула на сына. Его карие глаза горели от возбуждения, на щеках играл румянец.– Гони, мама! Давай еще быстрее! – воскликнул мальчик. Он был в восторге от быстрой езды.Чтобы доставить сыну удовольствие, Пруденс, щелкнув вожжами, пустила лошадь галопом.– Йеху! – закричал Джереми.Но тут два колеса повозки попали в глубокую колею, и она чуть не перевернулась на полном ходу. Пруденс затормозила, натянув вожжи. Она понимала, что должна вести себя более благоразумно.– Я не хочу так медленно ехать, – захныкал Джереми, но Пруденс не обращала внимания на его капризы.– Тише едешь – дальше будешь, Джереми, – нравоучительным тоном заявила она и тут же удивилась, что не задумываясь произнесла такую банальность.Пруденс считала, что в последнее время она изменилась в худшую сторону и превратилась в настоящую посредственность. В двадцать три года она не только выглядела, но и рассуждала как вдова.– Дорога слишком ухабистая, здесь нельзя гнать лошадь, – вздохнув, объяснила она мальчику. – Вот выедем на ровный участок, и я снова пущу Блэки во всю прыть.Джереми кивнул, и Пруденс сосредоточила все свое внимание на дороге. Гнев еще не утих в ее душе. Она мысленно осыпала проклятиями Джека Грейта. Пруденс сама не понимала, как ее угораздило нанять для работы на ранчо этого негодяя! Впрочем, как она могла забыть? Джека Грейта ей настоятельно рекомендовали как отличного работника.Постепенно дыхание Пруденс стало ровным и размеренным. Успокоившись, она погрузилась в воспоминания. Вскоре после свадьбы Брюс, ее муж, узнал, что неизлечимо болен. Это известие привело Пруденс в отчаяние. Через несколько дней после рождения сына доктор сказал ей, что Брюсу недолго осталось жить. А когда муж умер, на Пруденс обрушились новые беды. Оказалось, что в завещании ее свекра содержалась оговорка, в соответствии с которой после смерти Брюса родовое имение Рейнолдсов должно было вернуться под опеку адвоката семьи. У Пруденс не осталось средств к существованию. Для нее была невыносима мысль о том, что ей придется обращаться за каждым центом к прижимистому господину, ставшему опекуном имения. Кроме того, ее консервативно настроенный свекор вставил в свое завещание пункт, согласно которому «вдовы семейства Рейнолдс должны носить траур не менее пяти лет после смерти своего супруга и только в случае соблюдения этого условия могут претендовать на получение каких-либо средств из завещанного состояния».Однако Пруденс не досталось даже тех крох от этого наследства, на которые она была вправе рассчитывать. Когда она явилась в адвокатскую контору, ей сообщили, что имение будет продано с молотка за долги, а они с Джереми оказались не только без гроша за душой, но и без крыши над головой и должны покинуть свой дом в тридцатидневный срок.Женщину охватила паника, и в этом состоянии, совершенно потеряв голову, она решила переехать в Техас, на ранчо, доставшееся ей по наследству от дальнего родственника. Все деньги, которые еще оставались у Пруденс, она потратила на переезд. Ей не на что было купить одежду, и она продолжала ходить в трауре.Добравшись через несколько месяцев до Лоуэлла и увидев ранчо, Пруденс пришла в отчаяние. Усадьба находилась в полном запустении. Не зная, что делать, она обратилась за советом к единственному адвокату в городе, Уильяму Лидсу. Впоследствии Пруденс пожалела об этом.Лидс посоветовал ей нанять на ранчо работника, который помог бы восстановить хозяйство, и порекомендовал Джека Грейта.Очень скоро Пруденс убедилась, что Грейт был лодырем, неряхой и грубияном. Со временем выяснилось, что к тому же он был нечист на руку. Грейт наделал долгов, приобретая материалы якобы для ранчо вдове. Получив счета за товары, которые она в глаза не видела, Пруденс с ужасом поняла, что ей не расплатиться с поставщиками и в течение двенадцати лет!– Что с тобой, мама? – спросил Джереми, заметив, что мать нахмурилась.Взглянув на сына, она улыбнулась, стараясь скрыть свое беспокойство. Пруденс трудилась ради сына не покладая рук. Она пыталась восстановить хозяйство, чтобы иметь средства на воспитание Джереми и оставить ему хоть какое-нибудь наследство. Однако, как оказалось, она тратила свои силы впустую, каждый день совершая все новые и новые ошибки.Джереми терпеливо ждал ответа на свой вопрос. Пруденс хотелось снова увидеть улыбку на лице ребенка, поэтому она не стала делиться с ним своими тревогами.– Со мной все в порядке, дорогой. Могу обрадовать тебя, мистер Грейт никогда больше не появится на нашем ранчо.– Я не любил его, мама, – признался не по годам смышленый мальчик. – Мне казалось, что Джек смеется над нами, и это меня бесило.– Он больше не будет смеяться над нами, дорогой, – сказала Пруденс.Однако Джереми почувствовал, что она сама не верит в то, что говорит.– Не беспокойся, мама, – промолвил мальчик, стараясь приободрить мать. – Я возьму на себя ту работу по хозяйству, которую выполнял он, и у нас все будет хорошо.– Да, милый, у нас все будет хорошо, – повторила Пруденс, чувствуя, как комок подкатывает у нее к горлу.Да, конечно, у них все будет хорошо, несмотря на то что жилой дом на ранчо скорее походил на лачугу, крыша сарая протекала, а поголовье скота постоянно уменьшалось из-за краж и плохого ухода…Кэл, прищурившись, взглянул на послеполуденное солнце. Вскоре на горизонте должно было показаться ранчо «Техасская звезда». Он уже целый час ехал по земле, принадлежавшей его отцу. Эти края были с детства знакомы Кэлу и будили в его памяти мучительные воспоминания.Пересекая сегодня северную границу земель Бака, Кэл невольно вспомнил тот день, когда он вместе с отцом забивал здесь межевые столбы и ставил табличку с названием ранчо. Проезжая вдоль извилистого русла реки, где весной в пору паводка обычно поили скот, он бросил взгляд на рощу пеканов. В годы беззаботного детства, когда еще была жива его мать, он собирал здесь под ее присмотром упавшие на землю зрелые орехи. Повернув голову в другую сторону, Кэл увидел пустой загон для скота. Сюда он вместе с Тейлором когда-то загонял телят для клеймения.Кэл был неприятно поражен переменами, произошедшими на ранчо за последние годы. Хозяйство постепенно приходило в запустение. Заборы обветшали, ветряные мельницы развалились, чистые когда-то источники и колодцы были загрязнены. Но особенно Кэла встревожил жалкий вид пасущихся стад. Поголовье скота катастрофически уменьшилось.Когда на горизонте наконец появилась усадьба ранчо «Техасская звезда», у Кэла затрепетало сердце. Подъехав ближе, он заметил, что краска на жилом доме, которым всегда гордилась его мать, облупилась, открытая веранда, на которой она частенько сиживала вечерами после работы, отдыхая и любуясь закатом, покосилась, а затянутая москитной сеткой дверь криво висела на ржавых петлях. Огород, за которым Эмма Стар всегда тщательно ухаживала, зарос сорной травой. Надворные постройки, сарай и загоны тоже находились в плачевном состоянии. Все свидетельствовало об упадке и разорении.Однако больше всего Кэла поразил вид отца. Остановившись у крыльца, он увидел жалкого старика и не сразу узнал в нем Бака.– По-моему, это мой старший сын, – холодно произнес Бак, и его губы скривились в усмешке. – Впрочем, я могу ошибаться. Мы слишком долго не виделись. Эй, парень, ты действительно Колдуэлл Стар?Кэл изумленно смотрел на отца. Его глубокий сильный голос, как и прежде, звучал насмешливо, но внешне Бак сильно изменился. Его некогда густые темные волосы поредели и стали совершенно седыми. Лицо осунулось и покрылось пигментными пятнами, под глазами залегли глубокие тени. Одежда свободно висела на исхудавшем теле. И лишь взгляд голубых глаз был все таким же цепким и колючим.– В чем дело, Кэл? Ты что, язык проглотил? – недовольным тоном спросил Бак, однако потрясенный Кэл не мог произнести ни слова. – Что привело тебя в наши края? Если ты попал в беду, говорю сразу, что я не смогу помочь тебе. А если тебе нужны деньги… ты, думаю, и сам видишь, что здесь тебе нечего ловить.Взяв себя в руки, Кэл спешился.– Что произошло, папа? – озабоченным тоном спросил он.Бак нахмурился:– А ты думаешь, у тебя есть право задавать подобные вопросы?– Мама никогда не допустила бы…– Твоя мать давно умерла!Кэл бросил на отца сердитый взгляд.– Знаю, – процедил он сквозь зубы. – Но похоже, ты не желаешь ничего делать, чтобы сохранить память о ней.– Значит, ты вернулся, чтобы прочитать мне мораль? Не смей меня учить, щенок, – сжав кулаки, сказал Бак. – Не забывай, что ты по собственной воле уехал отсюда, бросив хозяйство на произвол судьбы. Тогда тебя не волновала память о матери.– Я никогда не забывал ее.– Надеюсь, о Бонни ты тоже помнил все это время, – едва сдерживая себя, произнес Бак и вдруг, выпучив глаза, закричал на сына: – Да тебе всегда было плевать на мать и сестру!– Это ты так считаешь.– Да, считаю! А ты, наверное, ждал другого приема? Ты думал, что я встречу тебя с распростертыми объятиями? – Бак зло рассмеялся. – Ты ошибался, Кэл! Я не люблю трусов. А ты, как трус, бежал из дома под покровом ночи.Кэл промолчал, стараясь не терять самообладания. Если бы он сейчас открыл рот, то наговорил бы отцу много гадостей. Он высказал бы ему все накопившиеся за это время обиды и претензии. Однако Кэл понимал, что этого не следовало делать.– Чего молчишь? – сердито спросил Бак. – Или тебе нечего сказать? А вот я давно ждал этой встречи, чтобы наконец выговориться. – Лицо Бака побагровело от гнева. – Я не забыл, как погибла твоя сестра, и никогда не забуду это. Ты не оправдал моего доверия! Твоя мать всегда говорила, что на тебя можно положиться, и поэтому я оставил Бонни на твое попечение. Я думал, что все будет в порядке.– Это был несчастный случай.– Значит, твоя мать ошибалась? – словно не слыша Кэла, спросил Бак.– Я же сказал, что это был…– Ты погубил Бонни, а потом убежал из дома, доказав тем самым, что твоя мать ошибалась… а вместе с ней ошибался и я, считая своего сына надежным человеком, который никогда не подведет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36