Периферия выключалась уже не только из товарного, но и из информационного оборота, ослабляя информационные потоки в Империи и опять-таки уменьшая связность.
На следующей стадии Империя раскололась на Восточную и Западную. Это прежде всего ударило по Христианской церкви, идеологической основе Империи. Отдаленные последствия мы ощущаем до сих пор.
Раздел, уменьшив размеры подлежащих управлению областей, на короткое время понизил транспортное сопротивление. Однако сокращение налоговых поступлений подорвало мощь флота. Усилилось пиратство. Это привело к сокращению торговли.
Опять начал падать уровень жизни, сокращаться информационный и материальный обмен. Попытки централизации привели лишь к усилению бюрократии, то есть к увеличению транспортного сопротивления. Попытки компенсировать нехватку денег за счет порчи монеты обернулись глобальным финансовым кризисом и полным расстройством денежного обращения.
Речь шла уже не об автаркии регионов, а о натуральном хозяйстве отдельных деревень.
Между тем войны – от границ на Дунае и Рейне, от берегов Британии, от африканских пустынь – пришли в сердце Империи. Начался третий, последний период– варварское нашествие.
Крушение Западной Римской Империи сопровождалось глубокой деградацией военного искусства. Невероятное техническое и организационное превосходство римлян над варварами до поры до времени спасало положение. Но со временем римское оружие распространилось по периферии, а чего-то принципиально нового Империя была уже не в состоянии изобрести. Преимущество в вооружении становилось все более и более эфемерным. Численное же превосходство варваров оставалось.
Результат – культурная катастрофа. Первая в истории «гибель Европы».
Рассмотренный выше механизм, разумеется, работал и во многих других случаях. Точно таким же образом умирали Британская, Французская, Российско-советская Империи.
Географическая связность: теорема о естественных границах
Назовем геополитической позицией систему взаимодействия региональных экономик (локальный рынок) вместе со средствами инфраструктурного обеспечения.
Задачей геополитической стратегии является анализ позиции и определение методов ее преобразования в желательную для Пользователя сторону.
Позиции называются эквивалентными, если при переходе между ними структура региональной экономики не меняется. Позиция является выигрышной, если она эквивалентна конечной позиции, в которой реализуется поставленная Пользователем текущая цель. Позиция оказывается проигрышной, если любое ее преобразование приводит к фатальной воронке. Поскольку геополитика есть игра с ненулевой суммой, позиция, выигрышная для одной из сторон, не обязательно является проигрышной для другой.
Позиции, не принадлежащие к классу выигрышных или проигрышных, называются неопределенными. Неопределенная позиция является равной, если для нескольких конфликтующих сторон мощности пространства решений, не ухудшающих позицию, совпадают. В противном случае можно говорить о преимуществе одного или нескольких участников конфликта.
При оценке позиции исходным фактором является сравнение геополитических потенциалов взаимодействующих регионов. Следует иметь в виду, что, во-первых, мир пока еще остается индустриальным и материальным: тем самым речь идет о контактном трансграничном взаимодействии, и, во-вторых, что учитывается потенциал региона, а не всей стоящей за ним государственной системы.
Геополитическое взаимодействие носит характер близкодействия.
Следующим по важности фактором является связность геополитического региона s. Позиция является тем более связной, чем выше отношение стоимостного эквивалента грузовых/информационных/пассажирских потоков внутри региона к стоимостному эквиваленту произведенных товаров/услуг/информации/рабочей силы внутри региона. (Иными словами, связность определяется отношением перемещаемого внутри региона геополитического потенциала к производимому).
Степень открытости региона w вычисляется через отношение геополитического потенциала, переносимого через границу региона, к внутрирегиональным трансакциям. Разумеется, может быть измерена дифференциальная открытость – вдоль того или иного пространственного вектора.
Конкретный региональный геополитический анализ включает прежде всего вычисление внутренней связности региона и его степени открытости. Далее следует изменить масштаб стратегирования, имея в виду построение новой региональной карты. Понятны требования к этой карте, изображающей геополитически преобразованный регион:
• степень открытости w стремится к единице;
• открытость анизотропна, она максимальна в направлении на центр государства и минимальна в направлении зарубежных стран;
• связность s максимальна при условии соблюдения предыдущих правил.
Если перейти от регионального к национальному уровню, третье требование сохранит свою форму, а первые два редуцируются: всякое государство стремится к позиции, при которой его геополитическая связность максимальна, а открытость минимальна.
Данная геополитическая теорема служит идеологической основой стратегии борьбы за «естественные экономические границы». На практике указанная стратегия весьма агрессивна: ни этнические, ни государственные границы, как правило, не совпадают с естественными, что порождает понятное желание их исправить.
Вопреки установившемуся мнению, глобализация (неважно, понимаем ли мы этот термин как обозначение проекта или явления) не отменяет «теоремы о естественных границах». Просто с развитием индустриализма «естественные границы» некоторых держав расширились до пределов земного шара и этим империям удалось навязать мировому сообществу свою концепцию ограничения государственных суверенитетов.
Поскольку, несмотря на развитие различных эфирных сетей, мир остается индустриальным и материальным, геополитические связности, подобно топологическим, в значительной мере определяются инфраструктурной насыщенностью территорий. В этой связи можно говорить об «узлах геополитической позиции», владение которыми резко меняет связность территории.
Для сугубо сухопутных трансакций общий оборот геополитического потенциала внутри региона может быть представлен в виде суммы оборота узлов. Тогда общая (интегральная) связность региона аддитивна и определяется только конфигурацией узлов.
Некоторые области лишь уменьшают связность территории, заставляя государство прикладывать огромные и (в средне– и долгосрочной перспективе) бесполезные усилия для того, чтобы включить эти области в общий экономический оборот. В большинстве случаев выгодно избавляться от таких геополитических «черных дыр». Совершенно не обяза тельно, однако, делать это, во-первых, быстро, и, во-вторых, бесплатно.
В этой связи представляет интерес проблема Калининградской области.
Исторически земли бывшей Восточной Пруссии никогда не принадлежали России. Они были присоединены к СССР в 1945 году – по праву завоевания и в качестве компенсации за вероломное нападение гитлеровской Германии. Статус Калининградской области как российской территории был подтвержден Потсдамской конференцией и окончательно урегулирован совещанием в Хельсинки, провозгласившим принцип нерушимости послевоенных границ.
Права России на Восточную Пруссию представляются вполне легитимными, хотя не следует забывать, что распад СССР перечеркнул Потсдамские и Хельсинские соглашения, что привело в 1990-е годы к переформатированию европейского континента и появлению на его карте нескольких новых независимых государств. В сущности, Германия в любой момент может поставить вопрос о возвращении области – в порядке реституции или на основании того или иного правильно организованного референдума.
Эта политическая опасность будет постоянно висеть над Россией.
В рамке региональной геополитики Восточная Пруссия определена как часть Северо-Западного Федерального округа. Однако область отделена от остальных земель России территорией прибалтийских государств, настроенных по отношению к своей бывшей метрополии весьма недружественно. Тяготение Литвы, Латвии и Эстонии к Европейскому союзу и НАТО резко повышает транспортное сопротивление их магистралей в отношении российских товаров и пассажиров. Понятно, что компромисс здесь возможен, однако в обмен на «особый статус» российских транзитных перевозок через Прибалтику, Запад, несомненно, потребует – и получит – соответствующие уступки в какой-либо другой сфере. При этом сухопутная блокада Восточной Пруссии будет оставаться перманентной угрозой.
Морские коммуникации с эксклавом, к сожалению, тоже не вполне надежны – как по причине сезонного характера судоходства на Балтике, так и в связи с неудобством Калининградского (да и Санкт-Петербургского) морского порта.
Таким образом, Восточная Пруссия не может быть удержана Россией – по крайней мере, в рамках позиционной игры на «мировой шахматной доске». Опыт истории показывает, что любые попытки сохранить за собой географически изолированный эксклав чреваты национальной катастрофой. Примером тому – судьба Германии и Пакистана.
Это, разумеется, не значит, что Калининградская область должна быть немедленно ассоциирована с Германией или другими странами ЕС. Ее можно и должно удерживать тактически, за счет тех или иных международных комбинаций, принимая на себя всю экономическую нерентабельность владения этим изолированным «плацдармом». Причины, заставляющие вести столь сложную игру, заключены в геополитическом потенциале региона, пусть и не очень большом, но для России существенном, и прежде всего в его высокой внешней открытости. Восточная Пруссия, представляя собой статическую геополитическую слабость, вместе с тем образует динамический геокультурный ресурс. Иными словами, контроль над этой землей принесет России пользу, и именно в тот момент, когда страна перейдет от тотальной обороны к активному обмену смыслами с окружающим миром и затем к экспансии своих смыслов.
Кроме этих «высоких материй» следует также учитывать простой геополитический фактор: Прибалтийские государства, разумеется, блокируют Восточную Пруссию. Но со своей стороны и Восточная Пруссия блокирует Прибалтийские государства, нарушая их связи с ЕС.
«На земле, в небесах и на море…»: Теорема Мэхена
На поверхности материка транспортные операции осуществляются только по дорогам, соединяющим транспортные узлы, что позволяет точно считать инфраструктурное сопротивление и рассматривать позицию как конечную сумму узлов. На море практически через любую точку поверхности можно провести коммуникационную линию. При этом средняя скорость движения грузов на море обычно выше, чем на суше.
Таким образом, море следует понимать как «континуум узлов»: инфраструктурную сеть с пренебрежимо малым транспортным сопротивлением. В рамках геополитического «близкодействия» страны, разделенные судоходным морем, должны рассматриваться в качестве региональных соседей.
Соответственно геополитическая позиция, опирающаяся на морские коммуникации, всегда имеет преимущество над чисто материковой позицией. Это утверждение было обосновано А. Мэхеном в его трудах: «Влияние морской силы на историю (1660–1783)» [Мэхен, 2003] и «Влияние морской силы на французскую революцию и империю».
«Океаническая стратегия» является слишком привлекательной, чтобы не быть соответственно очень дорогой. Морские позиции тоже имеют свои центры связности, потеря или блокада которых обесценивает всю систему коммуникаций. Создание подобных инфраструктурных узлов и их содержание очень ресурсоемко, да и не в любом месте побережья может быть создан коммерческий порт или военно-морская база.
Кроме портов «океаническая стратегия» требует флота, причем не только гражданского, который всегда рентабелен, но и сугубо затратного – военного. Практически затраты на постройку и содержание боевых кораблей и средств их базирования необходимо включать в оценку коммерческой эффективности морской торговли.
Россия/Советский Союз никогда не имели экономических или географических предпосылок для перехода к «океанической стратегии». Единственная попытка, предпринятая при Николае II, закончилась, как упоминалось выше, национальной катастрофой. Однако определенное давление на мировые торговые пути Россия, с ее традиционно высоким геополитическим потенциалом, оказывала, оказывает и должна оказывать в будущем.
На сегодняшний день страна не может ставить перед собой задачи борьбы за атлантические коммуникации (ни на коммерческом, ни тем более на военном уровне). Но во всяком случае Россия может и должна контролировать торговлю по Каспию и в системе речных транспортных коридоров «Север-Юг».
Второй геополитической задачей нашей страны в области морской силы является конкурентная борьба на дальневосточных морских коммуникациях, что подразумевает строительство современных грузовых судов и возобновление Тихоокеанского военного флота.
Наконец, Россия должна сосредоточиться на Полярных морях, образующих Северный Морской Путь (СМП).
Понятно, что океан, практически круглый год закрытый льдом, обладает высоким транспортным сопротивлением: движение судов возможно только караванами, следующими под ледокольной проводкой. Но СМП является кратчайшим путем на российский Дальний Восток, что обусловливает его стратегическое значение. Велик и экономический потенциал Пути – если иметь в виду перспективы освоения северных месторождений газа, нефти, цветных металлов.
Как отмечалось выше, средняя температура северного полушария в течение ближайшего столетия будет медленно повышаться, пока не достигнет уровня малого климатического оптимума (+1,2 градуса к современному значению, +2,5 градуса к отметкам температур, характерных для малого ледникового периода XVI–XVII столетий).
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74