https://wodolei.ru/catalog/dushevie_poddony/mramor/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

В этой связи значение для России территории Республики Беларусь, возможно, придется переоценить.
К сожалению, сама Белоруссия не является и в ближайшее время не станет субъектом проектирования мирового пространства. Поэтому Минск не может самостоятельно сконструировать такую международную обстановку, в которой Россия будет отчаянно нуждаться в белорусских коммуникациях. Но, насколько можно судить, эта обстановка сложится естественно – в силу уже сформировавшейся политической инерции. Белорусское руководство обязано грамотно распорядиться этим шансом.
Следует еще раз подчеркнуть: военные аналогии используются здесь только для наглядности построений. Современная стратегия подразумевает торговую экспансию, информационное давление, семантическую блокаду, юридическую дискриминацию. Война XXI столетия есть столкновение проектов, а не армий.
Но если информационно-проектное взаимодействие есть «сознание» современной стратегии, то «вещественная война» – танковые рейды, воздушные удары, пехотные прорывы – образует ее подсознание. Необходимо в обязательном порядке учитывать, что «географическое место точек»: плацдарм, пригодный для физического развертывания материальных армий, всегда можно использовать для виртуального развертывания информационных армий.
Таким образом, геополитический ресурс Республики Беларусь есть в то же время и ее информационный ресурс.
Мы пришли к выводу, что основой стратегического планирования за Белоруссию, СГ или за те круги в России, которые заинтересованы не только в самом союзе с Белоруссией, но и в тех шагах, которые логически вытекают из такого союза (а речь может идти только о создании русского цивилизационного проекта как альтернативы ЕС и включении Польши в орбиту этого проекта), должна быть концепция виртуальной геополитики.
Эта концепция использует такие семантические конструкты, как «собирание русских земель», «новая Империя», «естественные границы России», «возрождение сверхдержавы», но лишь в качестве информационного прикрытия подлинной русской проектно-сти. Разворачивая в мировом проектном пространстве виртуальные геополитические смыслы, Россия отвлекает внимание Запада от своих действий по конструированию на евразийском континенте новой геоэкономической и геокультурной общности, имея в виду в подходящий момент «обменять» согласие дезавуировать свои «имперские амбиции» в Европе на признание де-юре сложившего положения вещей в Азии.
Стратегия «виртуализации геополитики» требует от Минска быстро насытить свое информационное пространство новыми смыслами. Поскольку русский (наряду с белорусским) является государственным языком Белоруссии, эта задача не вызывает трудностей. Более того, она позволяет придать Беларуси государственную уникальность и определить место страны в мировом/федеральном разделении труда.
Белоруссия должна приобрести статус страны – испытателя социальных технологий. Прежде всего речь идет о российских социальных технологиях. Для подобных экспериментов государство с небольшой плотностью и значительной однородностью населения, с полностью зависимой экономикой и централизованной политической системой подходит как нельзя лучше.
Практически речь идет об использовании Белоруссии как «вынесенной площадки» социальных (постиндустриальных) производств. Аналогичным образом Индия и страны Юго-Восточной Азии использовались как площадка индустриальных производств. При всей опасности соответствующих предприятий для природной и культурной среды такая политика привела к быстрому экономическому подъему и превратила Индию в третью военную державу мира, а азиатских «тигров» – в самые динамически развивающиеся страны Ойкумены.
Предоставив свою территорию для российского социального экспериментирования, Белоруссия извлечет тройную прибыль:
• во-первых, подобные эксперименты, разумеется, оплачиваются, если не в мировой валюте, то в форме тех или иных преференций;
• во-вторых, Белоруссия займет определенное место на формирующемся рынке социальных (постиндустриальных) технологий;
• в-третьих, те технологии, которые окажутся успешными, будут бесплатно развернуты на территории республики.
Следует также учесть, что подобная «концессионная практика» насыщает белорусское информационное пространство русскими смыслами, притом – инновационными смыслами, а также «привязывает» Россию к Белоруссии, что является, как отмечалось выше, основной целью любой разумной стратегии за Беларусь.
Заметим в заключение, что предложенная «постиндустриальная концессионная схема» допускает интересное и довольно неожиданное развитие.
Территория Белоруссии может быть использована для физического размещения тех российских структур, функционирование которых на территории РФ нежелательно по внешнеполитическим соображениям или невозможно ввиду прогнозируемой негативной реакции российской или мировой общественности.

Глава 6
«Большая стратегия» как продолжение геополитики иными средствами
Эта длинная глава является завершающей иллюстрацией к краткому курсу игры на мировой шахматной доске. Военную стратегию можно рассматривать как предельное упрощение геополитического дискурса: вместо всех возможных путей к цели – единственный военный путь. Трехмерный мир вырождается в плоскую карту, экономическая география упрощается до физической, этика мира опускается до логики войны. Но именно в такой примитивной форме геополитические законы наиболее понятны, а приемы работы с ними наиболее прозрачны.
Аналитическая стратегия
Аналитическая стратегия адекватно описывается в формализме классической теории систем Л. фон Берталанфи.
Под системой понимается любая совокупность элементов с положительной энергией связи и/или положительной корреляцией движения. Государство, оперативная обстановка, линия фронта, танковая дивизия, совокупность проектов истребителей одного класса (реализованных и нереализованных), военная операция, рассматриваемая как совокупность ситуаций и связей между ними, – примеры систем.
В общей теории систем известно несколько сотен определений структуры (в целом семиотически эквивалентных). До последнего времени большинство специалистов придерживалось взгляда на структуру как на совокупность связей, отношений между элементами. Альтернативная формулировка, выдвигающая на первый взгляд динамическое понятие взаимодействия, была предложена в начале 60-х годов В. Свидерским [Свидерский,1962], Желание связать теорию систем с классической (марксистской и домарксистской) диалектикой заставляет переписать определение В. Свидерского в терминах противоречий: будем называть структурой системы совокупность противоречий, как внутри нее, так и между системой и окружающей средой.
Структура системы подразделяется на внутреннюю и внешнюю. И та и другая зависит от уровня исследования, на котором мы рассматриваем систему (так, «человек» есть совокупность атомов на физическом уровне, молекул на химическом, органов на биологическом и т. д.). Заметим, что, если речь идет об оперативной обстановке или позиции, система коммуникаций всегда представляет собой важнейший элемент структуры (коммуникации есть первичный структурный фактор позиции).
Поведение систем подчиняется трем законам структуро-динамики: наличие у системы структуры на определенном уровне исследования представляет собой необходимое и достаточное условие ее движения на том же уровне; размерность пространства структур не убывает в процессе динамики; структура системы устойчива «почти всегда».
Последнее утверждение обозначает, что время жизни каждого структурного фактора сравнимо со временем жизни системы.
Смена структуры системы называется бифуркацией. Математически показано, что вблизи точки бифуркации сколь угодно малые воздействия могут сколь угодно сильно изменить состояние системы и ее динамику.
Назовем сложностью системы размерность пространства структуры. При малой сложности (структурных факторов единицы) единственными бифуркациями системы являются рождение и смерть. Такие системы принято называть примитивными. Более сложными являются аналитические системы, проходящие за свою жизнь конечный ряд бифуркаций. Наконец, системы, сложность которых высока настолько, что в каждый момент меняется хотя бы один структурный фактор, назовем хаотическими. В рамках современной науки динамика хаотических систем не может ни предсказываться, ни управляться.
Начиная с промышленной революции социум и все его подсистемы (государства, социальные группы, армии) обладают чертами как аналитических, так и хаотических систем.
Во все времена армии стремились к максимальной аналитичности своих структур, в то время как структура социума в целом приобретала все больше хаотических черт.
Законы структуродинамики постулируют существование двух основных форм развития системы (во всяком случае, до-хаотической). Как правило, в ответ на любое изменение своего состояния система ведет себя таким образом, чтобы скомпенсировать эффект этого изменения. (Данный закон известен в химии, как правило Ле Шателье, в физике – как правило Ленца. Клаузевиц – в применении к динамическим структурам военных операций – называет его законом трения [Клаузевиц, 1941].) В целом закон статического гомеостаза отвечает за устойчивость систем и, в частности, приводит к чрезвычайно широкому распространению в природе, общественной жизни и на поле брани классических колебательных решений.
Альтернативное поведение возникает при взаимодействии систем с разной структурностью. Показано, что в этом случае менее структурная система с неизбежностью приобретает структуру более структурной (закон индукции). К индуктивному поведению относятся все виды автокатализа (в физике, химии, биологии), а также обучение и все формы центростремительных процессов в социальных системах.
Повторяемость организующих структур вооруженных сил – следствие индуктивных процессов. Вообще индукция отвечает за изменчивость систем.
Все поведение системы определяется, таким образом, диалектикой статического и динамического гомеостаза – Ле Шателье-процессов и индукции. Суть стратегического руководства войсками мы можем выразить в простейшей форме: командующий индуцирует оперативную структуру, существующую первоначально в его воображении, в реальность.
Это требует, по крайней мере, чтобы психика командующего была системой более структурной, нежели реальная оперативная ситуация. Выполнить это непременное условие почти невозможно, собственно, вся военная история полна восхищения немногими гениальными полководцами, отвечающими граничному условию теоремы об индукции.
X. Мольтке нашел альтернативное решение, препоручив руководство войной композитной психике Генерального штаба. К сожалению, его племянник оказался столь далек от «современного Александра», что ему не помогли ни гениальные разработки А. Шлиффена, ни «интеллектуальное усиление», обеспеченное надежной работой аппарата Генштаба.
После Первой Мировой войны ни один Генеральный штаб (в том числе – и германский при Беке и Гальдере) чертами Личности не обладал. Тем самым он был обречен оставаться лишь рабочим органом пользователя, от которого вновь требовалась индивидуальная гениальность.
Другим по существу негативным способом обеспечить действенность руководства была примитивизация реальности: социум редуцировался до государства, государство сводилось к армии, армия к нумерованным полкам, и на всех структурных этажах всячески преследовалась любая индивидуальная активность, поскольку она при любых обстоятельствах усложняла управляемую структуру и снижала надежность управления.
Таким образом, гротескные черты армейской и государственной бюрократии обретают определенный смысл: полководец, если это не Сунь-цзы, Велизарий или Наполеон, с большей вероятностью выиграет войну, если под его началом будут тупые исполнители, а не яркие творческие личности, знатоки стратегии и военного дела.
С усложнением армии, появлением новых родов войск, наконец, тривиальным ростом численности должна была проявиться (и проявилась) тенденция к примитивизации организующих структур вооруженных сил. Это неизбежное обстоятельство резко снижало размерность пространства решений и должно было рано или поздно привести к структурному кризису, завязанному на неадекватность управления войсками.
(Пространство решений может быть определено чисто математически – как формальное векторное пространство, в котором могут быть зафиксированы компоненты любого мыслимого состояния системы. Проще, однако, пользоваться интуитивным подходом: зафиксируем исходное и конечное – желательное – состояние системы. Рассмотрим пути, связывающие первое состояние со вторым. Чем больше независимых путей может быть найдено, тем выше размерность пространства решений. Если в какой-то ситуации решение единственно, пространство решений называется вырожденным. Если решения нет вообще, пространство называется сингулярным. Класс решений, при котором пространство решений с каждым следующем шагом уменьшает размерность, носит название воронки. Если пространство решений на дне воронки сингулярно, воронка является фатальной.)
Всякое действие, которое уменьшает размерность пространства решений, является формальной ошибкой командующего.
Назовем ситуацию, при которой все возможные решения обладают свойством эргодичности (то есть с неизбежностью возвращают нас к исходной позиции), структурным кризисом. Первая теорема о структурном кризисе постулирует невозможность выйти из него за счет естественной динамики систем, то есть опираясь лишь на внутрисистемные ресурсы. Вторая теорема о структурном кризисе утверждает, что всякая неудачная попытка разрешить его провоцирует фатальную воронку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74


А-П

П-Я