Имеются в виду, конечно, планеты земной группы – прежде всего Марс и Венера, затем Меркурий, Луна и другие крупные спутники.
Отрицательный ответ на этот вопрос станет новым – и принципиальным – свидетельством уникальности Земли. Трудно переоценить влияние, которое данная информация окажет на развитие науки и философии. Во всяком случае, речь идет о мировоззренческом перевороте, сравнимом с коперниковским.
Положительный ответ, который представляется мне более вероятным, даст возможность построить сравнительную геотектонику и придать модели литосферных плит статус всеобщего геологического закона. Возможно, сопоставление разных геотектоник приведет к пониманию природы физических сил, перемещающих материки, и созданию последовательной математической геологии. Это, в свою очередь, послужит основой точной геологической прогностики – как в отношении землетрясений и вулканических извержений, так и в отношении месторождений полезных ископаемых.
Здесь следует подчеркнуть, что некоторые важные для понимания законов движения земной коры эксперименты нельзя поставить на Земле, поскольку они могут сопровождаться катастрофическими (притом непредсказуемыми по месту, времени, масштабу) разрушениями. К таким экспериментам относится, например, «прозвонка» литосферы мощными подземными ядерными взрывами в определенных «критических точках» плит.
Важнейшее научное значение будет иметь геологическое исследование пояса астероидов Представляется, что сравнительный анализ их состава позволит сделать далеко идущие выводы о генезисе Солнечной системы и, может быть, внести некоторые коррективы в представления о распределении в космосе химических элементов.
Представляет интерес и практическая космическая геология. Никто и, видимо, никогда не станет доставлять нефть с Марса, но если вдруг выяснится, что она там есть, это заметно повлияет на прогнозы относительно совокупных объемов земных запасов углеводородов. Что, между прочим, прямо отразится на ценах на нефть и опосредованно на политической ситуации вокруг Персидского залива.
То же самое касается расщепляющихся веществ и, в меньшей степени, рудных ископаемых.
Мы приходим выводу, что с научной и практической точек зрения стратегически важно расширить предметную область, изучаемую геологией, до «малой системы». Для этого необходимо доставить геологов и соответствующую аппаратуру на Луну, Марс, Фобос и Деймос, имея в виду перспективные исследования пояса астероидов и «галилеевых лун». Причем использование автоматов для таких исследований практически бесперспективно – и именно в силу того, что на сегодняшний день геология не является наукой, в достаточной степени математизированной. Сугубо теоретически можно создать геологоразведывательную межпланетную станцию, но она обойдется много дороже пилотируемого полета (хотя цена последнего и заоблачна).
Следующая группа задач связана с теорией хаотических систем. Важность этой темы стала очевидной после работ И. Пригожина по неравновесной термодинамике. Сейчас есть все основания полагать, что хаотические системы играют ключевую роль в теоретической физике, биологии, социальных науках и, возможно, даже в медицине.
Самой наблюдаемой и простой для изучения хаотической системой является атмосфера Земли. К сожалению, здесь мы, как и в геологии, имеем дело с уникальной системой, вследствие чего результаты исследования обретают черты случайности. (Во всяком случае, не приходится настаивать на их всеобщности.) Поэтому физика атмосферы не в меньшей степени, нежели геология, нуждается в расширении предмета изучения.
Наибольший интерес представляет, естественно, Венера с ее «классической бешеной атмосферой». Поскольку высадка на ее поверхность лежит вне пределов человеческих возможностей, речь идет о создании долговременной обитаемой станции на низкой венероцентрической орбите. Станция должна располагать возможностями для запуска к Венере исследовательских шаров-зондов. В перспективе следует обдумать вопрос о пилотируемых полетах в нижние слои атмосферы Венеры и даже о дрейфующей станции на границе тропосферы.
Основной задачей исследования Утренней звезды будет сравнение характера атмосферных процессов на Земле и Венере, имея в виду формальное описание этих атмосфер как хаотических систем. Конечно, экипаж ДОС (долговременной орбитальной станции) будет заниматься и другими научными проблемами, включая и геологические (поскольку разместить сейсмические станции на поверхности планеты, равно как и доставить туда квалифицированных геологов, не представляется возможным, весь упор придется делать на прямых измерениях рельефа Венеры при помощи радиолокаторов).
Опыт, полученный при исследовании атмосферы Венеры, будет использован на следующей стадии космической экспансии для изучения атмосферы больших планет – Юпитера, Сатурна, Урана, Нептуна.
В развитие медицины и биологии космические исследования могут внести вклад даже более весомый, чем в геологию и физику атмосферы. Дело в том, что для наук о живом Космосе – это не только планетарное «зеркало» Земли, но и среда обитания (вернее, совокупность таких сред) с совершенно особыми свойствами.
Видимо, не надо никому объяснять, какое значение для науки имело бы обнаружение в космосе иных форм жизни (пусть даже в виде окаменелостей). Но, может быть, еще интереснее было бы получить свидетельства земной уникальности и в этом отношении. Очень трудно доказать, что чего-то нет – тем более в космических масштабах, но вряд ли перед земной наукой может быть поставлена более важная и перспективная задача. Найдем мы жизнь в Космосе или нет, мы очень много узнаем о жизни на Земле. В частности, поймем границы устойчивости глобальной экосистемы Земли.
Не менее значительные результаты сулят сравнительно простые эксперименты, некоторые из которых можно провести на уже существующей МКС. Вообще говоря, космические программы уделяли серьезное внимание биологическим исследованиям (например, уже на «Скайлэбе» изучали способность пауков плести сети в условиях невесомости). Однако, как правило, космонавты работали с отдельными организмами. Настало время изучить поведение в условиях долговременного космического полета биологических сообществ – прежде всего коллективных насекомых – пчел, муравьев, затем общественных животных, таких как крысы. Вряд ли можно предсказать результаты таких опытов, тем более очевидна их небезопасность для космической станции. Но рано или поздно в Космосе придется создавать биоценозы, и собирать соответствующую информацию нужно уже сейчас.
Заметим в этой связи, что долговременные (то есть позволяющие многократно прослеживать процесс смены поколений) наблюдения за колонией крыс, замкнутой в пространстве космической станции, весьма интересны как с этологической точки зрения, так и в рамках развития наших представлений о генезисе социальности.
Понятно, что сколь ни важны для нас исследования высших животных, наиболее важным направлением космической биологии является исследование физиологии человека в условиях долговременного пребывания в Космосе. В этой области уже накоплен огромный объем данных (в основном благодаря работе советских исследователей на станциях «Салют-6» и «Мир»). Однако практически вся статистика касается только взрослых физически здоровых мужчин. Полностью отсутствует информация о поведении детского организма в условиях невесомости.
Здесь мы подходим к области исследований, которая вызывает сильнейшее сопротивление даже у рационально мыслящих специалистов. Тем более она смущает СМИ и так называемую общественность. Представляется, что даже простое упоминание ее здесь вызовет возмущение у многих читателей. Но либо в Космосе будут зачинаться и рождаться дети, либо глобальная система «Человечество» навсегда останется социально замкнутой.
Необходимость сексуальных отношений в длительных космических экспедициях вполне очевидна, тем более что секс в невесомости (при всей крайней технической сложности его) имеет все шансы стать частью общечеловеческой когнитивной культуры. Еще более велико научное и цивилизационное значение вынашивания и рождения ребенка в условиях космического полета.
Такие опыты считаются крайне опасными, но, может быть, без достаточно серьезных к тому оснований. Во всяком случае, роды в Космосе менее рискованны для матери и ребенка, чем в ряде мест на Земле.
Такие опыты считаются безнравственными, и, может быть, они и на самом деле являются таковыми – с позиции индустриальной морали. Но ведь характерно, что более всего настаивают на их безнравственности именно те люди, которые с легкостью оправдывают бомбардировки Югославии, Афганистана, Ирака. По-видимому, они считают, что матерей и детей гуманнее и нравственнее просто убивать.
Во всяком случае, я не вижу никаких принципиальных этических, медицинских и логических возражений против напрашивающегося эксперимента: «Семья в космосе».
К уже рассмотренным направлениям космической стратегии примыкают психофизиологические и когнитивные исследования.
Космический полет сам по себе способен вызывать измененное состояние сознания (ИСС). Представляет понятный интерес исследование кумулятивных эффектов сочетания космических факторов (невесомости, облучения космическими лучами и пр.) с обычными, используемыми на поверхности Земли психотропными средствами и психологическими техниками. Речь идет о контролируемом приеме ЛСД, мескалина и других психоактивных соединений, о космическом повторении безопасной и отработанной техники С. Грофа с ребефингом, о классических опытах с управляемым сном, наконец, об экспериментах с биологической обратной связью.
На следующем уровне, доступном после накопления соответствующей статистики по первому этапу исследования ИСС в Космосе, можно повторить опыты Дж. Лилли с полной изоляцией мозга от внешних раздражителей [Лилли, 1993].
В условиях Земли такие эксперименты требуют весьма сложной техники, которая тем не менее не обеспечивает абсолютной изоляции. В космическом пространстве можно добиться полного отсутствия звуковых и световых раздражителей, невесомость же там задана аппаратно. Тем самым окажется достигнут физический предел информационной изоляции, то есть опыты Лилли будут повторены в ультимативной форме.
В экспериментах с изолирующей ванной, проведенных на Земле, наблюдался эффект потери тела и перемещения сознания в другие пространственные области. Есть основания считать, что в Космосе данный эффект будет проявлен гораздо сильнее. В этой связи можно говорить о расширении фронта исследований с чисто научной психофизиологии до вненаучной экстрасенсорики. Во всяком случае, можно с уверенностью сказать, что если экстрасенсорные способности не проявятся у человека в условиях абсолютной космической изоляции, значит, их вообще бесполезно искать. Тот редкий случай, когда отрицательный результат – действительно результат.
В рамках этой же группы исследований представляет значительный интерес изучение высшей когнитивной деятельности в условиях космического полета. Речь идет о командировках на орбиту лиц, профессионально занятых творческой деятельностью – музыкантов, художников, писателей, философов, ученых-теоретиков и т. п. Основной задачей является поиск «механизма озарения» и, возможно, стимуляция этого механизма непривычными условиями деятельности.
Наконец, очень перспективными являются трансцендентные и метафорические исследования в Космосе. Конечно, запуск первого спутника и полет Юрия Гагарина пришлись на эпоху расцвета позитивистской науки, но и это не может служить оправданием позиции, занятой в отношении Космоса ведущими христианскими церквями. Откровенно говоря, я не могу понять, как могло случиться, что по сей день ни один серьезный богослов, никто из иерархов Римской Католической (хотя бы и Русской Православной) церкви не побывал за пределами Земли. Да, похоже, никто из них и не стремится туда… Что здесь можно сказать? И для атеистов, и для христиански мыслящих людей станет большим разочарованием, если первым теологом, побывавшим в Космосе, станет один из теоретиков политического ислама.
Речь идет о реинтерпретации в духовных и трансцендентных координатах такого принципиального события, как выход Человечества за пределы земного шара. Как бы то ни было, Космос – далеко не только среда обитания, когнитивное зеркало, обширная область исследования. Космос – это иное пространство мысли, это – перспектива расширения Ойкумены до размеров Вселенной и соответствующего расширения человеческого сознания и самой бессмертной души.
Поэтому Человек, а не автомат должен увидеть своими глазами тени лунных кратеров, склоны горы Олимп на Марсе, восход Юпитера с Амальтеи, кольца Сатурна с Титана. Это «увидение», прагматически бесполезное, не имеющее никакого отношения к сбору образцов горных пород, дисциплинированным наблюдениям, более или менее ценным научным экспериментам, станет самым ценным подарком Космоса.
Просто потому, что эти эмоциональные ощущения невозможно ни придумать, ни смоделировать. Их нет на Земле, и не может здесь быть.
В значительной мере современный кризис НТР и связанный с ним кризис вненаучных форм познания – искусства и религии – связан с исчерпанием пространства новых смыслов. Постмодерн не создает ничего нового, он лишь перемешивает уже сотворенные кем-то сущности, он предсказуем. Чтобы прекратить игру в конструирование художественных и философских миров из одних и тех же, давно надоевших кубиков, нужны другие смыслы и иные эмоции. Должно произойти столкновение с подлинной инаковостью, не имеющей семантически привычных эквивалентов. Необходима новая эпоха Великих Географических Открытий, то есть сам Космос, читаемый нами как «Pax incognita».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74