Мечтает поступить на отделение контрразведки!..
— Романтик, — усмехнулся Шторм. — Что же, такие люди всегда нужны. Подготовьте для него необходимые рекомендации и принесите мне на подпись, — приказал он Каравайцеву. — И пригласите его ко мне.
— А он здесь, Алексей Николаевич, ждет в коридоре.
— Ну так зовите его!..
Каравайцев вышел в коридор и через несколько секунд вернулся с высоким сухощавым солдатиком. Вид будущего негласного сотрудника немного разочаровал Шторма. Лицо парня было настолько юное и розовощекое, что трудно было себе представить, как оно впишется в круг грубых бандитских физиономий.
Предложив ему сесть, Шторм улыбнулся:
— Значит, зовут вас?..
— Светлов Андрей Викторович, — представился парень, видя, что начальник колонии открыл папку с его личным делом.
— Прекрасно, Андрей!.. Значит, хотите поступить в академию Федеральной службы безопасности?
— Так точно! — отчеканил солдат.
— Прекрасно.
На минуту полковник задумался, снова разглядывая парня. Он заметил, что Каравайцев, сидевший позади солдата, смотрит на него неодобрительно, с сожалением.
— А вы представляете, для чего вас вызвали и какое задание вам предстоит выполнить?
Солдат суетливо обернулся назад и, бросив взгляд на Каравайцева, робко ответил:
— В общих чертах мне объяснили, а конкретно не знаю, что мне предстоит сделать.
— Вам, Андрей, предстоит очень опасная работа, — тяжело вздохнул Шторм, — связанная с огромным риском, но если вы ее выполните, то можете считать себя на пятьдесят процентов студентом академии!
Каравайцев неодобрительно хмыкнул.
— Снимите с себя одежду, — не обращая внимания на оперативника, предложил солдату Шторм, — и скажите: вы знакомы с жаргоном заключенных?
— А как же! — ответил Светлов, раздеваясь. — Кто же его здесь не знает? Любой черпак, отслужив год в охране зоны, может говорить на нем с любым зеком!
— Прекрасно. Тогда скажите, Андрей, как уголовники называют наемного убийцу?.. Это я для проверки, — добавил полковник.
— Гладиатор или торпеда! — без запинки ответил солдат.
— А проститутка?
— Бикса.
— Кровать?
— Шконка.
— Лампочка освещения?
— Балдоха.
Слыша, как легко отвечает солдат, Шторм удовлетворенно улыбнулся. Тем временем парнишка скинул с себя одежду и остался в одних трусах. Увидев белоснежную кожу солдата, полковник нахмурился.
— Знаете, Андрей, почему я вас попросил раздеться? — не зная, как приступить к деликатной теме, спросил он.
— Нет, — пожал плечами удивленный парень.
— Видите ли, вам придется некоторое время пожить среди заключенных — таково наше задание.
— Это я понял.
— Хорошо, что вы поняли. Так вот, с таким чистым телом, как у вас, находиться среди заключенных небезопасно. Ясно, что я имею в виду?
Наивный паренек отрицательно покачал головой.
— Мне надо испачкаться? — по-детски спросил он.
— Нет, что вы, Андрей! — непроизвольно прыснул от смеха Шторм. — Чистое тело в плане гигиены, напротив, является одним из показателей высокой нравственности у заключенных, так что здесь вы можете быть спокойны за себя! Я имею в виду совсем другое: на вашем теле нет ни единой татуировки, а такое явление среди заключенных строгого режима крайне редко, — как можно мягче пояснил Шторм. — Я хочу спросить вас, Андрей: готовы вы ради серьезного дела пожертвовать несколькими участками кожи на своем теле для нанесения татуировок? Только поймите меня правильно: я хочу снизить степень риска в вашей предстоящей работе. Все должно выглядеть натурально, чтобы не вызвать подозрений у заключенных.
— Я согласен! — не задумываясь, ответил солдат.
Полковник, видя безрассудную готовность парня броситься в омут головой, усмехнулся.
Он знал, с какой гордостью тот будет рассказывать сослуживцам о том, что руководство исправительно-трудовой колонии именно его выбрало для выполнения специального задания в среде опасных заключенных. Но если бы этот юный солдат Светлов, желающий, отучившись в академии, послужить Отечеству, знал, что ни одного абитуриента с разрисованной татуировками кожей туда не принимают, то не дал бы так необдуманно своего согласия.
— Я очень рад, что вы готовы помочь нам, — мягко улыбаясь, сказал полковник. — Сегодня вы можете отдыхать, а завтра с утра мы займемся вашим телом и начнем проводить инструктаж, как вы должны вести себя в той или иной обстановке, знакомить с законами и понятиями уголовного мира. В этом нам поможет капитан Каравайцев Вячеслав Иннокентьевич, — показал он на сидевшего в конце длинного стола оперативника.
После ухода солдата Каравайцев, все время хранивший молчание, неожиданно взорвался:
— Алексей Николаевич, вы отдаете себе отчет в том, что вы задумали?! Ведь вы посылаете этого мальчика к матерым волкам, они по одному его дыханию вычислят, кто он, откуда и кто его послал!..
— Успокойтесь, товарищ капитан! — резко оборвал оперативника Шторм. — Я проработал в этой системе больше вашего и знаю, что делаю!.. А вы бы лучше приступили к составлению плана подготовки этого парня!
— Для составления плана мне необходимо знать конкретную цель задания и группу лиц, которые будут его окружать, когда выпустим его в зону, — так же резко отреагировал Каравайцев. — А пока я знаю только с ваших слов, что заключенными готовится акция протеста.
Даже какого именно, вы не сказали.
— Вот это и предстоит ему узнать, — Спокойно ответил начальник колонии. — И постарайтесь больше не пререкаться с начальством, Вячеслав Иннокентьевич, а выполнять свою работу оперативника.
— Неужели мало стукачей и наседок, от которых мы и так получаем достаточно информации о том, что делается в среде заключенных? — посетовал Каравайцев, поднимаясь из-за стола и направляясь к выходу из кабинета.
Прежде чем он вышел, за его спиной раздался наставительный голос начальника колонии:
— Вы, Вячеслав Иннокентьевич, забыли одну воровскую поговорку заключенных, что козел козлу — рознь, но даже и они в голодный год сбиваются в стадо. Неужели вы думаете, что если в колонии готовится бунт, то мы получим исчерпывающую информацию от деградированных стукачей, которые за пайку хлеба готовы и мать родную продать?! Не забывайте, что сейчас начинает пахнуть кровью, и никто из этих козлов, опасаясь за собственную шкуру, не проявит инициативы и не придет к нам рассказать о намерениях заключенных!.. В этом нам сможет помочь только не принадлежащий к их среде человек, именно такой, как этот Светлов.
Каравайцев ничего не ответил Шторму и, лишь проглотив слюну, покинул его кабинет.
Глава 7
Смольников, обдумав предположение Тоцкого, что в поселке и его окрестностях промышляет росомаха, приказал экспертам еще раз проверить клок шерсти, обнаруженный в руке одного из убитых.
Разложив перед собой на столб фотографии жертв, он в очередной раз рассматривал их, пытаясь представить себе животное, совершившее такие убийства. Следователь понимал — зверя нельзя упрекнуть в том, что он хочет есть и ищет себе пропитание, но многое ему казалось странным. Прежде всего то, что голова и конечности жертв изъедены, а также выедены внутренности. Складывалось впечатление, будто животное умышленно делает так, чтобы жертва не была опознана. Не менее важным обстоятельством было то, что ни у одного из убитых в карманах не был обнаружен хоть какой-то документ, подтверждающий личность погибшего. Даже личности четырех жителей поселка патологоанатомы с трудом установили по медицинским картам, находящимся в сельской больнице. Каждый из них в свое время получил травмы, переломы, по которым и было проведено окончательное установление личностей, правда, родственники опознали убитых и по одежде.
В дверь постучали, и Смольников оторвался от своих мыслей. В кабинет вошел капитан Крюков, держа в руках папку, в какой он обычно носил важные документы.
— Чем-то хотите меня порадовать, Николай Афанасьевич? — показывая на папку, спросил Смольников.
— Да, есть кое-что!
— Установили личности остальных погибших?!
— Вас трудно чем-то удивить, Петр Алексеевич, — разочарованно сказал Крюков. — Не всех погибших, а всего лишь двух.
— И это уже кое-что! Давайте сюда, посмотрим.
Взяв из рук Крюкова папку, Смольников положил ее на стол и, раскрыв, стал внимательно изучать документы с результатами проведенной экспертизы.
— Эксперты взяли участки уцелевшей кожи с нанесенными на них татуировками с двух убитых. Точнее, сфотографировали, — поправился Крюков. — И я решил сразу проверить их через оперативников колонии. Они ведь перед освобождением каждого заключенного составляют подробный акт осмотра татуировок, а особо яркие фотографируют. Вот я и решил проверить, не освобождался ли кто из зоны с такими рисунками? Вот их фотографии, — вытащил Крюков из вороха бумаг две фотографии, — на обратной стороне их имена и фамилии.
— Кто родственники?.. Круг знакомств ты уже очертил? — разглядывая угловатые физиономии бывших заключенных, спросил Смольников. — Чем они занимались в последнее время?
— Родственников немного, сейчас пытаемся установить с ними связь, а вот круг знакомств уже немного обозначился!
— Кто же они?.. Откуда?.. Род занятий?..
— Оба убитых были приближенными вора в законе Седых Антона Владимировича по кличке Золотой, — ответил Крюков. — В данное время Седых отбывает срок в этой же колонии.
И вот еще одно сообщение, Петр Алексеевич, — показал он на фирменный бланк. — Это результаты повторной экспертизы шерсти, обнаруженной в руке одного из убитых. Оказывается, она не совсем волчья.
— Да ну?! — разинул рот Смольников.
— Вот вам и «ну»! Я сначала сам был обескуражен не меньше вашего. Оказывается, наши эксперты не могут точно установить, какому животному она принадлежит.
— Чего же они нам тогда голову морочат?! — возмутился Смольников.
— Не горячитесь, Петр Алексеевич, — одернул его Крюков. — Дело в том, что, перед тем как проводили первую экспертизу, шерсть была светло-серой по цвету, и проведение примитивного лабораторного анализа, как утверждают эксперты, показало, что она волчья.
— А сейчас что же?!
— А сейчас — вы сами можете в этом убедиться в лаборатории у экспертов — шерсть стала абсолютно черной, и при повторной экспертизе оказалось, что она принадлежит либо гибриду волка и собаки, либо еще какому-то животному. Но это уже сможет установить только областная лаборатория!
У Смольникова от удивления вытянулось лицо. Он еще несколько раз прочитал результаты экспертизы и лишь затем, откинувшись на спинку стула, тяжело вздохнул:
— Неужели Тоцкий прав?
— Что вы сказали, Петр Алексеевич? — переспросил Крюков.
— Да так, ничего, — махнул рукой Смольников. — А когда будут готовы результаты экспертизы в областной лаборатории?
Крюков пожал плечами:
— Это одному богу известно, Петр Алексеевич. Пока материалы дойдут до Иркутска, пока обратно, там еще должны сделать тщательный анализ на цветовой пигмент шерсти. Наши эксперты говорят, что они не сталкивались с таким явлением, чтобы за такой короткий срок волос мог поменять свой цвет.
— За такой короткий срок? — удивился Смольников. — Что, такое явление на самом деле существует?
— Эксперты объяснили мне, что у некоторых животных, например, овец, если шерсть остричь и не пустить в дело и не обработать, то в течение нескольких лет ее цвет может измениться. Измениться, но незначительно, — добавил капитан.
— Незначительно, говорите?! И в течение нескольких лет?!
— Да.
— А в нашем случае она поменяла свой цвет за несколько дней, я правильно понял?
Крюков утвердительно кивнул.
— Это уже становится интересно, — потер Смольников лоб ладонью, — просто мистика какая-то, вы не находите, Николай Афанасьевич?
Крюков опять молча пожал плечами.
— Ну да ладно, — закрывая папку, вздохнул Смольников, — подождем результатов экспертизы, а уж потом будем делать выводы.
* * *
После разговора с Ловчим Тоцкий чувствовал себя отвратительно. У него не укладывалось в голове, как можно осуществить его безрассудную затею, больше похожую на запланированное самоубийство.
В конце концов он успокоился тем, что ему в этом деле отведена не такая уж и большая роль — встретиться в зоне с воровскими авторитетами и рассказать им о замысле Ловчего.
Что же касается чучела медведя, в котором планировалось перенести в зону оружие, то тут придется что-нибудь придумать.
Утром, миновав питомник, ветврач прямиком направился к проходной и, пройдя проверку, пошел к начальнику колонии. Полковника на месте не оказалось, он опаздывал, и Тоцкий решил, не теряя времени, отправиться в санчасть, где за несколько дней его отсутствия набралось достаточно больных. На пороге его встретил санитар из заключенных и доложил об их количестве. Услышав фамилию Седых, врач вздрогнул.
— Как, он здесь? — вырвалось у него.
— Да, и в тяжелом состоянии, — ответил санитар.
Не откладывая ни секунды, Тоцкий переоделся и пошел по палатам делать обход. Осмотрев всех больных, он дал указания санитарам и лишь потом посетил Золотого. Возле кровати вора в законе сидел дежурный прапорщик, а сам Золотой был прикован к ней наручниками и равнодушно взирал на окружающий мир. Палата была рассчитана на одного человека, поэтому посторонних больных в ней не было. Прочитав в больничной карте заключение врача, специально вызванного в его отсутствие из поселковой больницы, о травмах Золотого, Тоцкий попросил дежурного прапорщика покинуть палату и оставить его наедине с больным;
— Вот это хорошо! — обрадовался прапорщик. — Я хоть покурить схожу, а то как проклятый привязан к одному месту!.
После его ухода Тоцкий пристально посмотрел в глаза вора в законе. В них чувствовалось полное безразличие к жизни, и создавалось впечатление, что он вовсе не видит. Не зная, с чего начать, ветврач стал мучительно подыскивать слова, но Золотой вдруг заговорил сам.
— Что нового, костолом? — едва слышно сказал он.
— Есть неплохие новости, — отозвался Тоцкий, — только вот не знаю, стоит ли о них говорить, когда ты в таком состоянии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35