Я знаю тех, в чьих руках весь этот бизнес, этот импорт-экспорт женщин. Экспорта, правда, не слишком много: только фильмы. Пусть я не знаю всех имен, этого вполне достаточно.— Кто они такие? — спросил Брунетти, уже представляя себе усатых мафиози с южным акцентом.Но она назвала мэра одного большого города в Ломбардии и президента крупной фармацевтической компании. Пораженный Гвидо резко повернул голову и уставился на собеседницу. Заметив его реакцию, она грустно улыбнулась и назвала еще одно имя — одного из помощников министра юстиции.— Комиссар, это же международный бизнес. Речь идет не о двух старичках, что сидят в баре, попивают дешевое вино и треплются о шлюхах; речь идет о завсегдатаях залов заседаний совета директоров, о тех, кто владеет яхтами и летает на частных самолетах, кто отправляет и получает заказы по факсу и не расстается с мобильником. Это люди, у которых есть власть. А иначе как, по-вашему, они смогли бы избавиться от результатов вскрытия Фаверо?— Откуда вам это известно?— Лотто рассказал. Они не хотели, чтобы кто-то копался в смерти Фаверо. Слишком много важных господ были с ним тайно связаны. Всех я не назову, но знаю достаточно. — Улыбка исчезла с ее губ. — Вот поэтому они меня и убьют.— Вы будете под нашей особой защитой, — пообещал Брунетти, жадно вслушиваясь в каждое слово синьоры Черони, надеясь узнать подробности.— Это как Синдона? — саркастически уточнила она. — Сколько к нему было приставлено охранников, помните? Да еще видеонаблюдение круглые сутки. И тем не менее кто-то умудрился подсыпать ему яд в кофе. Сколько, как вы считаете, я протяну?— С вами такого не случится! — выпалил Брунетти. И тут ему пришло в голову, что у него нет особо веских причин во все это верить. Ему известно только, что сидящая рядом с ним женщина убила троих бизнесменов; а все остальное пока только голословные утверждения, в особенности эти истории об угрожающей ей опасности и возможном убийстве.Она, похоже, уловила перемену в его настроении и замолчала. Они ехали в полной тишине; Брунетти смотрел направо, на мелькающие в воде канала отблески фонарей.Он проснулся оттого, что почувствовал, как синьора Черони трясет его за плечо, распахнул глаза и увидел прямо перед собой стену. Он инстинктивно закрыл лицо руками и прижал голову к груди, ожидая удара. Ни удара, ни резкого звука не последовало. Машина стояла на месте. Двигатель был уже выключен.— Мы в Венеции, — сказала она.Он опустил руки и огляделся. Перед ним действительно была стена — стена гаража; слева и справа стояли припаркованные машины.Она просунула руку между сиденьями и отстегнула ремень безопасности.— Теперь, как я понимаю, вы отведете меня в квестуру.Они дошли до пристани. Нужный им катер первого маршрута только-только отчалил. Брунетти посмотрел на часы и с изумлением обнаружил, что уже четвертый час. Он не позвонил Паоле. Не позвонил в квестуру, чтобы сообщить, чем он занимается.Синьора Черони подошла к расписанию движения катеров, но разглядеть ничего не смогла. Тогда она достала из сумки очки и надела их.— Следующий только через сорок минут, — сказала она, оглянувшись на Брунетти.— Может, пешком? — предложил он. Сидеть на открытой пристани слишком холодно, а движение их согреет. Он, конечно, мог позвонить в квестуру, и за ними тут же прислали бы катер — но они, наверное, быстрее доберутся своим ходом.— Я с удовольствием пройдусь. Взгляну в последний раз на город.Брунетти показалось, что это прозвучало как-то слишком театрально, но он промолчал. Они свернули направо и пошли по набережной. Когда они добрались до первого моста, она спросила:— Вы не будете возражать, если мы пройдемся по Риальто? Мне никогда не нравилась Страда-Нуова.Брунетти молча следовал за ней до моста, который вел к Толентини, откуда потом, дворами, можно было дойти до Риальто. Она шла не торопясь и, казалось, не обращала никакого внимания на здания, мимо которых пролегал их путь. Временами Гвидо обгонял свою спутницу и останавливался на повороте или у подножия очередного мостика, поджидая ее. Они прошли мимо рыбного рынка, спустились к Риальто. На середине старинного моста она замерла на мгновенье — посмотрела налево, потом направо и на Большой канал, не забитый в этот поздний час разнокалиберными лодками. Они перешли Риальто и двинулись через Кампо-Сан-Бартоломео. Мимо прошел патрульный с овчаркой на поводке. Они молчали.Когда они добрались до квестуры, было уже почти четыре. Брунетти постучал в тяжелую застекленную дверь. В комнате дежурного, справа от двери, зажегся свет. Дежурный, протирая глаза, подошел к двери и, узнав Брунетти, открыл ее и отдал честь.— Здравствуйте, комиссар, — сказал он и покосился на женщину, стоявшую подле его начальника.Брунетти поздоровался и спросил, нет ли среди дежурных офицеров женщины. Тот ответил, что нет. Тогда комиссар велел ему взять список сотрудников, позвонить первой по списку женщине и передать, что ее срочно вызывают в квестуру. Отдав это распоряжение, он отпустил молодого человека и повел синьору Черони через вестибюль, вверх по лестнице в свой кабинет. Отопление на ночь выключили, так что в здании было холодно и сыро. На площадке пятого этажа Брунетти остановился, открыл дверь кабинета и пропустил вперед синьору.— Я бы хотела воспользоваться уборной.— Извините! С этим придется подождать. Пока не появится женщина-офицер.Она улыбнулась.— Комиссар, вы что же, боитесь, что я покончу с собой? — Он промолчал. — Поверьте, это не мой вариант.Он предложил ей сесть, а сам подошел к столу и, уставившись на его гладкую поверхность, стал перебирать какие-то бумажки. Никто из них не произнес ни слова за все пятнадцать минут, пока не появилась женщина-полицейский, средних лет дама, уже много лет служившая в полиции.Как только коллега Брунетти вошла в его кабинет, он взглянул на Черони и сказал:— Если хотите, можете сделать заявление. Офицер ди Чензо будет вашим свидетелем.Черони отрицательно покачала головой.— Вы хотели бы пригласить своего адвоката?Опять молчаливый отказ.Брунетти выждал несколько минут, потом обернулся к подчиненной и проговорил:— Офицер, отведите, пожалуйста, синьору Черони в камеру. Если она захочет, может позвонить семье и адвокату. — Произнося это, он снова взглянул на Черони, но она еще раз мотнула головой.Тогда комиссар снова обратился к коллеге:— Эта женщина не должна ни с кем контактировать, ни из квестуры, ни откуда бы то ни было еще. Это ясно?— Да, синьор, — отозвалась офицер ди Чензо. — Я должна оставаться с ней, синьор?— Да, пока кто-нибудь вас не сменит, — ответил Брунетти и добавил, обращаясь к Черони:— А с вами, синьора, мы еще пообщаемся попозже, сегодня утром.Та кивнула, но ничего не сказала. Она встала и вышла вслед за ди Чензо, а он остался сидеть в своем кабинете, прислушиваясь к походке двух женщин: ровному и твердому шагу офицера и цокающему звуку каблуков синьоры Черони, звуку, за которым он следовал до Пьяццале Рома, звуку, который привел его к убийце троих человек.Он написал краткий отчет: изложил суть своего разговора с синьорой Черони, отметил, что она отказалась вызывать своего адвоката и делать официальное признание. Этот документ он оставил дежурному с просьбой передать его лично вице-квесторе Патте или лейтенанту Скарпе — тому из них, кто первым появится на работе.Дома Гвидо оказался часов в пять и сразу нырнул под одеяло рядышком с Паолой. Она пошевелилась, повернулась, уронила руку ему на лицо и пробормотала что-то невнятное. Уже засыпая, он вспомнил не лицо умирающей женщины, а Кьяру в обнимку с собачкой по имени «Гав». «Дурацкая кличка», — подумал он и уснул. Глава 28 Проснувшись, Брунетти обнаружил, что Паола уже ушла и оставила ему записку, где сообщалось, что Кьяра вроде бы пришла в себя и спокойно отправилась в школу. Это послужило ему некоторым утешением, но чувство вины и жалости к дочке все еще не оставляло его. Он выпил кофе, долго стоял под душем и снова пил кофе, не в силах стряхнуть тяжелую пелену, сковавшую и душу и тело после вчерашней ночи. Ему вспомнилось время, когда он мог мгновенно включиться в работу после бессонной ночи или пережитого потрясения и трудиться дни напролет, не зная отдыха, если понимал, что делает это во имя истины или справедливости. Больше он так не мог. Нет, духом он вовсе не ослаб, даже наоборот, а вот тело уже подводило, ничего не попишешь.Он заставил себя не думать об этом и вышел на улицу. Он шел и радовался колючему холодному воздуху и толпам спешащих по своим делам людей. Проходя мимо газетного киоска, он не удержался и глянул на заголовки, нет ли информации о вчерашнем ночном аресте, — хотя прекрасно понимал, что это невозможно.Было уже почти одиннадцать, когда он добрался до квестуры. Коллеги приветствовали его как обычно: кто кивал, кто отдавал честь; если Гвидо и задело, что ни один из них не подошел к нему и не поздравил его с тем, что он, Брунетти, в одиночку задержал убийцу Тревизана, Фаверо и Лотто, он, понятное дело, не подал виду.На столе в кабинете его ждали две записки от синьорины Элеттры. В обеих говорилось, что с ним желает поговорить вице-квесторе Патта. Он тут же спустился и обнаружил синьорину Элеттру на рабочем месте.— Он у себя?— Да. — Она подняла на него глаза, но не улыбнулась, как обычно, и добавила: — Он в плохом настроении.Брунетти удержался от замечания, что это его обычное состояние, и спросил:— Из-за чего?— Из-за перевода.— Чего-чего? — Брунетти не слишком интересовало, что там еще за перевод, но ему просто всегда хотелось оттянуть разговор с Паттой, а недолгая беседа с синьориной Элеттрой была на данный момент самым приятным способом сделать это.— Перевод заключенной, которую вы арестовали сегодня ночью. — Она отвернулась от комиссара, чтобы ответить на телефонный звонок. — Да? — сказала она и, выслушав собеседника, ответила: — Нет, не могу.Положив трубку, она снова посмотрела на Брунетти.— Что произошло? — тихо спросил Брунетти. Интересно, слышит ли синьорина Элеттра, как бешено колотится его сердце?— Сегодня утром, очень рано, позвонили из министерства юстиции. Сказали, что ее следует перевести в Падую. Немедленно.Брунетти навалился на стол, опираясь на него обеими руками.— А кто принял звонок?— Не знаю. Кто-то из дежуривших внизу. Это случилось еще до того, как я пришла на работу. Потом, часов в восемь, пришли люди из Особого отдела с какими-то бумагами.— И они ее забрали?— Да. Увезли в Падую.Элеттра с испугом заметила, как руки комиссара сжимаются в кулаки и на отполированной поверхности ее стола остаются восемь светлых дорожек от его ногтей.— Что с вами, комиссар?— Она добралась до Падуи?— Я не знаю, — сказала она и посмотрела на часы. — Прошло уже три часа. Наверное, они уже там.— Позвоните им, — проговорил Брунетти хриплым голосом.Поскольку она не шевельнулась, оторопело глядя на него, он повторил чуть громче:— Позвоните им. Позвоните делла Корте. — Она и глазом моргнуть не успела, как Гвидо схватил ее телефон и стал яростно нажимать на кнопки.Делла Корте снял трубку на третий звонок.— Это Гвидо. Она у вас? — выпалил Брунетти без всяких объяснений.— Чао, Гвидо. Вы о ком? Я не понял вопроса?— Я вчера арестовал женщину. Она убила всех троих.— Она призналась в этом? — спросил делла Корте.— Да. Призналась во всех трех убийствах.Делла Корте восхищенно присвистнул:— Я ничего об этом не знаю. А почему, собственно, вы звоните мне? Вы где ее взяли?— Здесь. В Венеции. Но сегодня с утра пришли какие-то люди из Особого отдела и забрали ее. Их прислал кто-то из министерства юстиции. Им приказали перевести арестованную в Падую.— Это же полный бред! — воскликнул делла Корте. — Задержанный содержится в том городе, где был произведен арест, вплоть до предъявления официального обвинения. Это каждый знает. — Он перевел дух. — Ей было предъявлено обвинение?— Я не знаю. Думаю, что нет. Прошло ведь так мало времени.— Погоди, я попробую выяснить. Перезвоню, как только что-нибудь узнаю. Как ее зовут?— Черони. Регина Черони, — только и успел сказать Брунетти. Делла Корте повесил трубку.— Что-то не так? — спросила синьорина Элеттра встревоженно.— Не знаю, — сказал Брунетти. Ни слова больше не говоря, он шагнул к двери Патты и постучал.— Войдите.Брунетти толкнул дверь и быстро вошел. Он заставил себя не говорить ни слова, надеясь уловить настроение шефа до того, как придется что-то ему объяснять.— Что это за история с переводом арестованной в Падую? — спросил Патта требовательным тоном.— Мне об этом ничего не известно. Я задержал ее вчера ночью. Она призналась в убийстве всех троих: Тревизана, Фаверо и Лотто.— Где призналась?Брунетти смутила такая постановка вопроса.— В машине.— Ее машине?— Я проследил за ней, довел от дома до Пьяццале Рома. Я провел с ней несколько часов, а потом привез обратно, в Венецию. Она рассказала мне, как убивала. И почему.Патту, похоже, это вовсе не интересовало.— Она сделала официальное признание? При свидетелях?Брунетти покачал головой:— Мы оказались здесь в четыре утра. Я спросил, не хочет ли она пригласить своего адвоката. Она отказалась. Я спросил, не хочет ли она сделать заявление. Она опять-таки отказалась. Я приказал отвести ее в камеру. Офицер ди Чензо сопроводила ее в женское отделение.— И арестованная так и не сделала ни заявления, ни признания?Не было никакого смысла тянуть с ответом, и Брунетти сказал:— Нет. Я рассчитывал получить его утром.— Ах, рассчитывали получить его утром? — передразнил его Патта, неприятно растягивая слова.— Да.— Теперь это вам вряд ли удастся, вам не кажется? — спросил Патта, даже не пытаясь скрыть свое негодование. — Ее ведь увезли в Падую.— Она доехала? — перебил начальника Брунетти. Патта устало опустил глаза.— Может, вы все-таки дадите мне договорить, комиссар?Брунетти кивнул, но ни слова не сказал.— Так вот, как я уже сказал, — Патта сделал паузу, подчеркивавшую, что его перебили, — арестованную перевели в Падую. Вас в это время на месте не было. Признания вы от нее не получили, а ведь это, как вы знаете, комиссар, одна из основ нашей с вами работы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33