Делла Корте покачал головой.— Я перестал обсуждать эту историю с пропавшими бумагами и образцами, но послал человечка, которому доверяю, в лабораторию. Попросил проверить, не пропало ли там еще что-нибудь.— Ну и?..— Тот, кто этим занимался, проявил крайнюю осторожность. Пропали все записи и образцы по всем вскрытиям, проводившимся в тот день.— А сколько было вскрытий?— Три.— Три смерти за день? В Падуе? — Брунетти не смог сдержать удивления.— Двое пожилых людей скончались в госпитале от отравления тухлым мясом. Сальмонелла. Все образцы и все записи патологоанатома после их вскрытия тоже исчезли.Брунетти кивнул.— Кто это мог сделать? — спросил он. — Точнее, кому это могло быть нужно?— Полагаю, тому же, кто накормил нашего друга Фаверо барбитуратами.Брунетти снова кивнул.Бармен вышел в зал, чтобы протереть столы. Брунетти жестом показал ему, что они возьмут еще по одной, хотя второй стакан стоял перед ним почти нетронутый.В лабораториях платят копейки, так что за пару сотен тысяч лир можно запросто рассчитывать на их помощь, — сказал делла Корте.В баре появились двое мужчин; они хохотали и громко разговаривали, так шумно обычно ведут себя для того, чтобы привлечь всеобщее внимание.— Что по Тревизану? — спросил делла Корте.Брунетти покачал головой с нелепой серьезностью, какую напускают на себя пьяные по всяким пустякам.— Тогда что делаем дальше?— Думаю, кому-то из нас пора попробовать, что у них здесь за товар, — сказал Брунетти, пока бармен приближался к их столу. Он задрал голову, улыбнулся бармену, кивком велел поставить выпивку на стол и сделал ему знак наклониться пониже. Тот повиновался, и Гвидо выговорил: — Налей от меня по бокальчику во-он тем синьоринам, — и он ткнул трясущейся рукой в девиц, по-прежнему стоявших у бара рядом с тощим мужиком.Бармен кивнул, вернулся за стойку и налил два бокала шипучего белого вина. Брунетти не сомневался, что это было самое дешевое и дрянное «Просекко» — равно как и в том, что в счете будет значиться как элитное французское шампанское. Бармен прошел к тому концу бара, где стояла славная троица, чуть наклонившись вперед, поставил бокалы на стойку и что-то шепнул мужчине, тот поглядел в сторону Брунетти. Потом он повернулся к стоявшей слева женщине, невысокой и смуглой, с широким ртом и распущенными рыжими волосами по плечи. Она посмотрела сначала на него, потом на выпивку, потом в ту сторону, где сидел Брунетти. Он улыбнулся, приподнялся со стула и изобразил неуклюжий поклон.— Вы что, рехнулись? — спросил делла Корте, улыбаясь во весь рот и протягивая руку за своим стаканом.Брунетти ничего не ответил. Он помахал рукой всему трио и с грохотом отодвинул стоявший слева от него пустой стул. Затем он улыбнулся женщине у бара и кивнул на свободное место рядом с собой. Рыжеволосая снялась с якоря, подхватила бокал с вином и направилась к их столику. Видя это, Брунетти снова ей улыбнулся и тихо спросил у делла Корте:— Вы на машине?Капитан кивнул.— Отлично. Когда она подойдет, уходите. Подождите в машине и проследите за нами, когда мы выйдем.Дамочка была уже совсем близко, когда делла Корте рывком отодвинулся от стола, встал и, едва не налетев на нее, сделал вид, что страшно удивлен ее появлению. С минуту он пялился на нее, потом выговорил:— Добрый вечер, синьорина. Присаживайтесь, пожалуйста. — К нему снова вернулся тягучий венецианский акцент, а рот растянулся в широченной улыбке.Женщина подобрала юбку и уселась рядом с Брунетти. Она улыбнулась ему, и стало видно, что напоминающий штукатурку макияж скрывает милое личико: ровные зубы, темные глаза и маленький задорный нос.— Добрый вечер , — произнесла она тихо, почти шепотом. — Спасибо за шампанское.Делла Корте перегнулся через стол и протянул Брунетти руку.— Мне пора, Гвидо. Позвоню тебе на той недельке.Брунетти даже не взглянул на протянутую руку: все его внимание было приковано к собеседнице. Делла Корте повернулся, глянул на мужиков у стойки, улыбнулся и пожал плечами, а потом пошел на выход.— Тебя зовут… Гвидо ? — спросила женщина. Фамильярное обращение к незнакомому мужчине на «ты» должно было сразу расставить точки над «i».— Да, Гвидо Бассетти. А как тебя завут, милашка?— Мара, — сказала она и засмеялась, как будто сказала что-то страшно остроумное. — И как ты, Гвидо?Из их короткого диалога Брунетти вывел два заключения: во-первых, она иностранка, откуда-то из Латинской Америки, говорит то ли по-испански, то ли по-португальски; во-вторых, ее последний вопрос был подчеркнуто двусмысленным.— Как я? А я сантехник, — ответил Брунетти таким тоном, будто страшно этим гордится. При этом он сопроводил свой ответ довольно вульгарным жестом, давая понять, что скрытый смысл вопроса ему ясен.— М-м, как интересно, — сказала Мара и опять засмеялась, не в состоянии придумать, что бы еще сказать.Брунетти глянул на стол и увидел, что второй стакан со спиртным почти полный, а третий и вовсе не тронут. Он отпил немного из второго стакана, оттолкнул его в сторону и взялся за третий.— Ты очень симпатичная девчонка, Мара, — сказал он, даже не пытаясь скрыть, что к делу это не имеет ровным счетом никакого отношения. Ей, похоже, было на это наплевать.— Там, у стойки, это твой друг? — спросил Брунетти и кивнул в сторону бара, где так и стоял тот тип, хотя вторая женщина уже удалилась.— Да, — ответила Мара.— Ты живешь где-то здесь, поблизости? — задал Брунетти следующий вопрос с видом человека, которому надоело тратить время впустую.— Да.— Мы можем пойти туда?— Да, — сказала Мара, и Гвидо заметил, как она старается придать лицу выражение заинтересованности и теплоты.Он подавил в себе сочувствие и спросил:— Сколько?— Сто тысяч, — тут же выпалила она. Было очевидно, что этот вопрос уже набил ей оскомину.Брунетти рассмеялся, сделал еще один глоток и поднялся, точно рассчитав, с какой силой нужно оттолкнуть стул, чтобы он опрокинулся.— Да ты никак спятила, малышка Мара. У меня, между прочим, жена дома есть. Она мне за так даст.Она пожала плечами и посмотрела на часы. Было уже одиннадцать вечера, за последние двадцать минут в бар никто не входил. Все понятно, она рассчитывает время и перспективы заработка.— Пятьдесят, — уступила она, видимо решив не тратить понапрасну время и энергию.Брунетти поставил на стол стакан, который он так и не допил, и взял ее за руку.— Договорились, малышка Мара. Пойдем, я покажу тебе, что умеет настоящий мужчина.Она не отняла руку и молча встала из-за стола. Он потянул ее через зал к стойке.— Сколько с меня? — спросил он у бармена. Тот ответил не задумываясь:— Шестьдесят три тысячи лир.— Да ты в своем уме? — воскликнул Брунетти. — Это что же, за три порции? Да еще такой бурды?— И за две порции, которые брал ваш приятель, и еще за шампанское для дам.— »Для дам», — повторил Брунетти саркастически, но спорить не стал и полез в карман брюк за бумажником. Он достал пятидесятитысячную, десятитысячную и три однотысячных бумажки и швырнул их на стойку. Не успел он положить бумажник обратно в карман, как Мара поймала его руку.— Деньги можешь отдать моему другу, — сказала она и кивнула в сторону худосочного мужика, без улыбки глядевшего на Гвидо.Брунетти растерянно огляделся по сторонам, будто ища кого-нибудь, кто объяснил бы ему, что здесь происходит. Но такого человека не нашлось. Он достал пятидесятитысячную купюру и бросил ее на стойку, не глядя на дистрофика, который в свою очередь не снизошел до того, чтобы взглянуть на деньги. С видом человека, пытающегося спасти остатки гордости, Брунетти схватил женщину за руку и потащил ее к выходу. Она задержалась всего на секунду, чтобы прихватить жакетик под леопарда, и тут же выскочила на улицу вслед за Брунетти, который яростно хлопнул за собой дверью.Мара свернула налево и пошла вперед, обогнав Брунетти. Она быстро перебирала ногами, но узкая юбка и туфли на высоком каблуке все-таки сковывали ее движения, так что Брунетти поспевал за ней без труда. На первом повороте она снова свернула налево, прошла чуть дальше и остановилась напротив четвертой двери. Ключ был у нее уже наготове. Она открыла дверь и вошла, даже не обернувшись на Брунетти, а тот задержался на пороге ровно настолько, чтобы увидеть, как на узкую улочку сворачивает машина. Он увидел, как дважды моргнули фары автомобиля, и только тогда вошел в дом.Они поднялись на второй этане, женщина отперла дверь справа и прошла в помещение, по-прежнему не оборачиваясь. Брунетти последовал за ней. В комнате стояла низенькая тахта под ярким полосатым покрывалом, стол и два стула. Единственное окно было закрыто и занавешено. Она включила свет — тусклую лампочку на коротеньком шнуре без абажураСтоя спиной к нему, Мара сняла жакет и аккуратно повесила его на спинку стула. Она села на краешек кровати, наклонилась и стала расшнуровывать ботинки. Брунетти расслышал, как она облегченно вздохнула, когда наконец избавилась от них. Как и прежде, не глядя на него, она встала, расстегнула юбку, сняла ее и осторожно повесила поверх жакета. Нижнего белья на ней не было. Она села на тахту, потом легла, так и не удостоив его ни единым взглядом.— Если хочешь лапать за грудь, придется доплатить, — проговорила она и повернулась на бок, чтобы поправить покрывало, задравшееся под самым плечом.Брунетти пересек комнату и уселся на второй стул, не тот, на котором лежала ее одежда.— Откуда ты приехала, Мара? — спросил он на чистом итальянском, словно и не говорил весь вечер на венецианском диалекте.Она взглянула на него, удивленная то ли вопросом, то ли спокойным тоном, которым он был задан.— Послушай, синьор Сантехник, — произнесла она скорее устало, чем сердито, — ты сюда не болтать пришел, и я тоже, так что давай сделаем это по-быстрому, и я вернусь обратно, работать, идет?Она легла на спину и развела ноги. Брунетти отвернулся.— Откуда ты приехала, Мара? — повторил он свой вопрос.Она сдвинула ноги и уселась на краю кровати лицом к нему.— Послушай, ты, захотел потрахаться, так давай, приступай. Я не могу тут всю ночь с тобой сидеть, разговоры разговаривать. А откуда я — это ни хрена не твое дело, понял?— Из Бразилии, да? — спросил он, распознав-таки акцент.Она пробормотала что-то злобно-презрительное, резко встала и потянулась к юбке. Надев ее через ноги, она яростно дернула вверх молнию и стала выуживать из-под кровати свои ботинки, она задвинула их туда, пока раздевалась. Когда ей это удалось, она снова плюхнулась на кровать и принялась возиться со шнуровкой.— А знаешь, его можно посадить, — сказал Брунетти все тем же спокойным тоном. — Он позволил мне отдать ему деньги. Это потянет на пару месяцев как минимум.Мара уже успела справиться со шнурками, но глаз на Брунетти не поднимала и встать тоже не пыталась. Она просто сидела, опустив голову, и слушала.— Но ты вряд ли хочешь, чтобы его упрятали за решетку, правда?Она фыркнула, презрительно и недоверчиво.— Тогда подумай, что может случиться после того, как он выйдет, а, Мара? Ты ведь меня не раскусила, и за это он точно на тебя всех собак повесит.Она подняла глаза и вытянула вперед руку:— Удостоверение покажи.Брунетти протянул ей свое удостоверение.— Чего тебе надо? — спросила она, возвращая ему корочки.— Я хочу, чтобы ты сказала мне, откуда ты приехала.— Зачем? Чтобы отправить меня обратно? — Она заглянула ему в глаза.— Мара, я же не из иммиграционной службы. Мне плевать, легально ты живешь в этой стране или нет.— Тогда какого черта тебе надо? — спросила она звенящим от ярости голосом.— Я уже сказал: мне надо знать, откуда ты приехала.Она поколебалась еще мгновение, прикидывая, какой подвох может таиться в этом вопросе, и, решив, что никакого, ответила:— Из Сан-Паулу,Он оказался прав. Этот легкий акцент действительно бразильский.— Сколько времени ты здесь?— Два года.— Работаешь проституткой? — спросил он, стараясь, чтобы вопрос прозвучал лишь как констатация факта, а не как упрек.— Да— Ты все это время работала на того типа, из бара?Она опять посмотрела на него:— Имя его я тебе не назову.— А мне и не надо. Я спросил, всегда ли ты с ним работала.Она что-то сказала, но так тихо, что он ничего не расслышал.— Что-что?— Нет. — А в баре этом всегда?— Нет.— А где ты раньше работала?— В другом месте, — ответила она уклончиво.— А когда ты начала работать в этом баре?— С сентября.— Почему?— Что «почему»?— Почему ты решила переместиться в бар?— Из-за погоды. Я к такому холоду не привыкла. Прошлой зимой работала на улице и заболела. Вот он мне и разрешил этой зимой в баре работать.— Ясно. А сколько с тобой вместе девушек работает?— В баре?— Да . — Еще три— А на улице?— Не знаю. Может, четыре. Может, шесть. Не знаю.— А другие бразильянки среди них есть?— Да, две.— А остальные откуда?— Не знаю.— А что скажешь о телефоне?— Что о телефоне? — спросила она, слегка сощурившись, вполне возможно искренне озадаченная таким вопросом.— Ну насчет телефона в баре. Кому по нему звонят? Вот другу твоему звонят?Вопрос явно поставил ее в тупик.— Не знаю, — сказала она. — Им все пользуются.— Да, но к телефону кого подзывают?Она подумала немного:— Нет, не знаю.— Но этот тип трубку берет? — упорствовал Брунетти.Она пожала плечами, попыталась отвести глаза, но Гвидо пощелкал пальцами у нее перед носом, и она опять повернулась к нему.— Так что — берет он трубку или нет?— Берет иногда. — Тут она покосилась на часы и снова перевела взгляд на него. — Тебе уже пора заканчивать.Он взглянул на свои часы, прошло пятнадцать минут.— Сколько же он тебе времени дает?— Обычно минут пятнадцать. Тем, кто давно работает и регулярно, он больше разрешает. Но если я не вернусь в срок, он станет задавать вопросы, выпытывать, почему я так долго.По ее тону Брунетти стало ясно, что Мара ответит на любой вопрос, который задаст ей этот мужик. Какое-то время он прикидывал, стоит ли с ее помощью дать ему понять, что им заинтересовалась полиция. Он вгляделся повнимательней в женщину, сидевшую перед ним, опустив лицо. Сколько ей лет? Двадцать пять? Двадцать?— Ладно, — сказал он и поднялся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33