Но осуществить этот план хотя бы частично удалось, кроме Десятого отряда Бардо, только Одиннадцатому и Двенадцатому, которыми командовали Алезар Эстареи и Кристобль Смелый на “Алмазном лотосе”.
Победа достается тому, кто сильнее и быстрее, но все атакующие отряды, проходя через мультиплекс, сталкивались с проблемой координации, и это отражалось на их скорости. Притом все отряды, кроме удачливых Одиннадцатого и Двенадцатого, обнаружили, что противостоящие им тяжелые звенья охраняет хотя бы один легкий корабль. Один только Бардо из всех капитанов сумел победить и два легких звена, и много тяжелых, с которыми столкнулся в бою. Своим успехом он был обязан трем факторам. Во-первых, из всех семидесяти тысяч пилотов, собравшихся у красной звезды, он, пожалуй, был лучшим, если не считать Зондерваля. Во-вторых, он проявил себя отличным лидером; благодаря своей природной доброте он легко вникал в проблему и страхи самых неумелых своих пилотов, к которым Зондерваль чувствовал только презрение. Этот человек, крайне недисциплинированный в своей частной жизни, понимал, как подчинить дисциплине незадачливых пилотов с Самума и Веспера и как приободрить их. А в-третьих, Бардо оказался прирожденным военным гением.
По собственной инициативе он разбил свой отряд на двадцать групп по сто кораблей в каждой и назначил их командирами пилотов своих легких кораблей. В Содружестве почти все сочли это расточительством. Это понизит мобильность легких кораблей, говорили критики; это отнимет у них возможность перескакивать от звезды к звезде, как это делалось в Пилотскую Войну, и фокусировать свой удар на легких кораблях противника. Но Бардо пошел на эту потерю мобильности, надеясь за ее счет увеличить свою мощь. Будучи сам очень силен физически, он считал силу главной воинской добродетелью. А еще он верил в знание — недаром же до того, как основать религию, с которой он ныне боролся, он был в Академии Мастером-Наставником. Одному из своих командиров. — Ивару Рею, пилоту “Божьего пламени”, — Бардо сказал так:
— Кто научит этих бедолаг с тяжелых кораблей благороднейшему из всех искусств, если не мы? Если уж парень влазит в кабину корабля, он должен быть пилотом, ей-богу! Иначе он нужен как шлюхе третья нога.
И Бардо почти все время перед сражением инструктировал своих командиров, как обучить менее опытных пилотов благородному искусству передвижения в мультиплексе. Конечно, вряд ли возможно за одну ночь превратить женщину с Сольскена в боевого пилота наподобие Лары Хесусы, но можно преподать ей различные приемы, которые позволят использовать свою каракку более эффективно. А две тысячи таких женщин (и мужчин), как рассудил Бардо, способны доставить много хлопот даже наилучшим пилотам легких кораблей.
Когда сражение наконец началось, Бардо тратил чуть ли не каждое драгоценное мгновение на помощь своим командирам, а те помогали пилотам своих групп. В тот день, 18-го числа зимы, он совершил то, что не удалось больше ни одному из капитанов. Ведя две тысячи своих кораблей, как вожак китикеша во главе стаи, он в то же время держал связь с Иваром Реем, Дунканом ли Гуром и другими командирами групп.
А позднее, когда ход сражения разметал его отряд в радиусе миллиона миль реального пространства, он, продолжая командовать, не перестал вдохновлять своих командиров. При этом он проявлял редкую смекалку, которую завистливый Ричардесс впоследствии назовет высшей формой пилотского мастерства.
Говорили потом, что он, как некая мифическая элементарная частица, оказывался сразу в двух местах, но это не соответствовало истине. Людям только казалось, что “Меч Шивы” раздваивается — так быстро прокладывал Бардо маршруты от окна к окну. В один момент он советовал самому отчаянному своему командиру, Одману Родасу, не слишком растягивать свою группу, в следующий бросал группу Янниса Халаку на расхлябанное скопище вражеских каракк. В промежутке он успевал помочь какому-нибудь злополучному корвету вычислить свой маршрут, а то и сразиться с парой легких кораблей, наседающих на его 17-ю группу.
В первом периоде сражения он трижды вступал в поединки с другими легкими кораблями — и убил всех трех невернесских пилотов, включая Даррио Утрадесского на “Звездном дактиле”. При этом он, о чудо, ни разу не бросил командиров своих групп и не отклонился от своей цели. В тот день “Меч Шивы” был самым ярким огнем среди лазерных лучей, водородных взрывов и открываемых окон. Бардо, словно древний бог войны, вел в бой своих пилотов, и они шли за ним.
Они бросались на вражеские корабли с невиданной яростью и либо рассеивали их, либо уничтожали наголову. В короткий срок они разнесли весь обращенный к солнцу фланг рингистов — а затем Бардо, по плану Зондерваля, развернул свой Десятый отряд, чтобы ударить рингистам в тыл.
Но он был единственным из капитанов Зондерваля, кто сумел осуществить этот обходной маневр. Алезар Эстареи и Кристобль Смелый, предводители Одиннадцатого и Двенадцатого отрядов (если слово “предводители” можно применить к ним), потрепали фланг, обращенный к ядру, но оставили за собой слишком много недобитых кораблей противника и растеряли слишком много своих. В своем бурном обходном движении они просто бросали более медленные фрегаты и каракки, составлявшие почти половину их отрядов. Им очень повезло, что они не наткнулись на рингистские легкие корабли — иначе они нипочем не смогли бы обойти рингистов с фланга, разве что их собственные легкие корабли прорвались бы. Оба этих отряда примкнули к тыловой атаке Бардо в сильно уменьшенном виде. Зондерваль рассчитывал, что из девяти отрядов, атакующих фланги рингистов, четыре или пять замкнут окружение. Но почти нетронутый отряд Бардо и половинки двух других составили в целом только два боевых отряда.
Этого оказалось недостаточно. Обходной маневр привел Бардо к трем сгущениям, откуда, как рой комет, ранее появились рингисты. Для обороны этих сгущений лорд Сальмалин оставил там своего рода арьергард — три легких звена и пятьдесят тяжелых. Опьяненные боем пилоты Бардо накинулись на них, как стая талло, а Кристобль и Алезар в это время атаковали рингистов с тыла.
Именно тогда главный изъян стратегии Зондерваля высветился, как бриллиант червячника в лазерном луче. В пешем бою, где воины вооружены мечами и щитами, внезапное появление неприятеля с тыла может вселить ужас во все войско. Страх перед холодной сталью, нацеленной тебе в спину, столь же древен, сколь и ужасен, и побуждает даже храбрейших воинов бросать оружие и сдаваться. Зондерваль рассчитывал на такой же эффект, но исходил при этом из аналогии, а это всегда опасно.
Это космическое сражение мало напоминало бойню, которую карфагеняне учинили римлянам при Каннах. У легких, да и у всех остальных кораблей нет уязвимых “спин”, за которые можно опасаться. Они с такой же легкостью наносят удары назад, как и вперед, — а также в стороны — вверх и вниз (Или, учитывая сложную топологию мультиплекса, внутрь, наружу, сквозь и между.) Окружение, правда, действительно могло бы обезвредить большое количество кораблей. Если бы они оказались стиснутыми в пространстве с малым числом точечных источников, открывать окна в мультиплекс и совершать маневры могли бы лишь несколько десятков кораблей одновременно.
Шесть тысяч рингистских кораблей, штурмующих центр Содружества, ощутили на себе некоторый эффект такого сжатия, но неудача Шестого, Седьмого, Восьмого, Тринадцатого, Четырнадцатого и Пятнадцатого отрядов, не сумевших завершить окружение, предоставила рингистам слишком большую свободу. План Зондерваля с треском провалился, и Содружество начало проигрывать битву.
Прологом к этому послужил разгром Первого отряда. За какие-нибудь тысячу секунд стратегическое отступление превратилось в бегство. С тыла рингистов беспокоили всего лишь три неполных отряда, поэтому основная их сила громила занятый Зондервалем центр. Расположенные вблизи отряды — Второй, Третий, Четвертый, Пятый и Девятый — ничем не сумели ему помочь. По плану им в этой фазе сражения полагалось сомкнуть алмазные челюсти на окруженных рингистах и растерзать врага на части. В действительности пяти нейтральным отрядам пришлось бороться за собственную жизнь: именно эти десять тысяч кораблей во второй стадии битвы оказались под угрозой окружения. Разгром фактически грозил всему флоту Содружества, за исключением Одиннадцатого, Двенадцатого и несравненного Десятого отрядов.
Бардо, вероятно, был первым, кто осознал это. Зондерваль, отбивавшийся, как разъяренный шегшей от окруживших его волков, был охвачен тем, что древние называли дурманом войны, и не имел ни времени, ни перспективы, чтобы оценить нависшую над Содружеством угрозу. Он не догадывался, что весь Второй отряд под командованием Елены Чарбо будет вот-вот загнан в разреженное пространство и уничтожен. Он не видел того, что видел Бардо: битву еще можно выиграть (или, во всяком случае, избежать полного разгрома), но сделать это можно, лишь оттеснив рингистов от трех плотных пространств, и быстро.
В первые же секунды своей атаки Бардо понял, что Десятый отряд в одиночку с этой задачей не справится. Поэтому он приказал всем двадцати своим группам отойти назад и переформироваться у голой, изрытой кратерами планеты в полумиллионе миль от первого плотного пространства. Назначив своим временным заместителем Лару Хесусу, Бардо ушел в мультиплекс и вышел из него за несколько миллионов миль от своего отряда, в ярко-красном свете Мары, где Одиннадцатый отряд Кристобля колошматил рингистов с тыла.
Отыскав корабль Кристобля “Алмазный лотос”, он связался с ним по световому радио. В кабине каждого из них загорелось изображение другого, и в пылу битвы, от которой зависела судьба Цивилизованных Миров (а возможно, и многое другое), они улучили несколько мгновений для разговора.
— Я прошу тебя поучаствовать в атаке на плотные пространства, — сказал Бардо. Присутствуя в кабине Кристобля в виде светового изображения, он выглядел почти реальным и очень впечатляющим в своем черном налле, с горящими черными глазами.
— И отказаться от плана Зондерваяя? — В голосе крупного, с львиным лицом Кристобля, как всегда, слышалась насмешка, а быстрые зеленые глаза не упускали ни единой слабости собеседника. — Уж кому-кому, а тебе полагалось бы хранить верность его стратегии.
— В таком случае тебе первому полагалось бы от нее отказаться.
— О нет! Я позабочусь, чтобы его план был выполнен в точности, — и все мои люди тоже.
— Даже если это будет означать наше поражение?
Кристобль промолчал, и Бардо вдруг понял: Кристоблю того и надо, чтобы план Зондерваля провалился. Это докажет всему Содружеству, что Зондерваль не годится на роль Главного Пилота, и откроет путь, самому Кристоблю.
— Как быстро ты теряешь надежду, — сказал Кристобль. — Веры тебе недостает, вот что.
Бардо побагровел от гнева, но сдержался и ответил: — Я верю в Содружество и в самого Зондерваля, но не в его план.
— Удобная позиция.
В двухстах милях от них разорвался водородный снаряд, осыпав “Алмазный лотос” и “Меч Шивы” дождем фотонов.
Кристобль на миг прервал связь, чтобы поговорить с двумя своими пилотами, Вадимом Стилом и Роганой Утрадесской, а затем продолжил свое совещание с Бардо.
— Но ты ведь понимаешь, что мы проигрываем бой? — спросил Бардо.
— Нет — а ты?
Бардо, как реальный, так и голографический, закрыл глаза и подключился к компьютерной проекции мультиплекса. Там разбегались кругами тысячи световых колебаний, сплетаясь в кошмарно сложный узор. Разглядеть здесь движение десятков тысяч кораблей не представлялось возможным — это было все равно что смотреть в бурное ночное море после метеоритного ливня и пытаться определить, в каком месте упал в воду каждый кусок шипящего железа.
Тем не менее глаза Бардо, когда он снова взглянул на Кристобля, походили на два черных озера с отраженными в них огнями.
— Я вижу, как перемещаются корабли обоих флотов, — сказал он. — Вижу, как разворачивается сражение.
— Да неужели?
— Ей-богу вижу. Огни расцветают, как целое поле огнецветов, и в них есть порядок. Если взглянуть поглубже, тебе откроется страшной красоты образец, по которому кораблям следует открывать окна мультиплекса.
— Вот не знал, что ты у нас мистик.
— Я вижу оба флота, как они есть сейчас. Вижу, как должно пойти сражение — и как оно пойдет.
— Не знал, что ты еще и скраер вдобавок.
Глаза Бардо испепеляли Кристобля бушующим внутри гневом, но слова его прозвучали кротко: — Ах ты, горе. Поздно уже.
— К тому же скраер, предсказывающий недоброе.
Ручищи Бардо затряслись — он, как видно, жалел, что его изображение не способно закатить Кристоблю хорошую оплеуху.
— Мы должны взять эти сгущения, — сказал он. — Придет момент, когда Зондерваль увидит, что битва проиграна. Тогда он скомандует отступление. Если мы удержим сгущения открытыми, наши корабли смогут уйти через них и перегруппироваться у другой звезды.
— Откуда же Зондерваль узнает, что мы держим эти пространства?
— Я передам ему сообщение по радио — а если оно не дойдет, пошлю Одмана Родаса отыскать его.
— Тогда нам лучше дождаться, чтобы Зондерваль принял новый план.
— Нет. Слишком долго. Слишком далеко. — Бардо взмахнул руками, как бы показывая, насколько далеко в космосе разбросаны их корабли. — Между нами и Первым отрядом не меньше девяноста миллионов миль. Понадобится больше тысячи секунд, чтобы его сигнал дошел до нас, а решение он будет принимать еще дольше. Слишком долго, слишком.
— Но Главный Пилот он, а не ты, и…
— Мы с тобой тоже попусту тратим время. Сгущения надо брать прямо сейчас.
— Мой долг — придерживаться смехотворного плана Зондерваля. И твой тоже.
— Я так и знал, что договориться с тобой не смогу, — сказал Бардо, — и поэтому приказываю тебе атаковать сгущения вместе со мной.
— Приказываешь? Мне? Обезьяна приказывает своему хозяину?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92