У Обители и у Ресы он видел множество пилотов-кадетов в черных камелайках, к которым испытывал невольное чувство товарищества; он предвидел, что многих из них пошлют на войну, не дав им обучиться пилотированию легких кораблей в полной мере. Ему хотелось остановить сани, подъехать к этой молодежи на коньках и сказать им, что он сам стал пилотом в очень юном возрасте и повел свой корабль в Экстр, не будучи полностью готовым. Но их взгляды и лица не выражали дружелюбия: они хорошо знали, кто он и зачем вернулся в Невернес. Один из них, плотный юноша (по слухам, побочный сын лорда Бургоса Харши), плюнул на лед, когда Данло проехал мимо, и с явным вызовом крикнул: — Беспутный явился!
Его друзья, все в золотых нарукавных повязках, хором грянули недавно вошедший в обиход припев: — Беспутные, безбожные, безнадежные.
Пока кортеж ехал мимо старых деревьев йау, украшающих улицы и лужайки Академии, другие члены Ордена — акашики, технари, механики и печатники — приветствовали послов сходным образом. Данло мог только догадываться, какие оскорбления ожидают их в самой Коллегии Главных Специалистов. Выяснить это ему предстояло скоро. Сани обогнули башню Хранителя Времени и остановились перед прямоугольным зданием, облицованным глыбами белого гранита.
Коллегия занимала место между академическим кладбищем на юге и красивой рощей ши на севере. На востоке высился Холм Скорби, все еще покрытый белыми и пурпурными цветами, несмотря на конец теплого сезона. Данло и Демоти поблагодарили Йемена Асторета и других кадетов за сопровождение, но те еще не закончили свою миссию и провели гостей вверх по ступеням, а затем в приемную зала заседаний. Там их встретил одетый в красное горолог по имени Ивар Луан и с поклоном проводил через двустворчатые двери в круглую палату, где заседали лорды Невернеса.
Однажды Данло уже побывал в этом историческом месте.
В зале со стенами из полированного белого гранита и клариевым куполом было очень светло, но всегда холодно из-за постоянных сквозняков. Данло помнил, как стоял на коленях на черном каменном полу перед этими самыми людьми (в число которых входил и Демоти Беде). Но теперь они с Беде не принадлежали больше к Старому Ордену, и от них не требовалось, согласно традиции, преклонять колени на фравашийском ковре; им предоставили стулья, и Данло сел под внимательными взорами ста двадцати лордов. Главные специалисты сидели за полукруглыми столами, размещенными амфитеатром вокруг четырех стульев в центре зала.
Данло, ненавидевший стулья, гадал, кому предназначены два свободных места. Здесь, как и прежде, пахло деревом джи, лимонной политурой и старческим страхом. Наиглавнейшие лорды размещались за двумя центральными столами прямо напротив него, Данло хорошо знал многих из них, особенно Колению Мор, Главного Эсхатолога; она перебирала шелковые складки своего нового золотого платья. Коления, пухлая, круглолицая, умная и добрая женщина, полностью подпала под власть рингизма. Смелая по натуре, она стала первым лордом, сменившим традиционную одежду на золотую. За ее столом сидели также Джонат Парсонс, Родриго Диас, Махавира Нетис и Бургос Харша в прежней коричневой форме, с изрезанным осколками стекла лицом.
За другим центральным столом сидели Ян Кутикофф, Главный Семантолог, и Ева Зарифа в пурпурном платье сразу с двумя золотыми повязками. Рядом с ней беспокойно ерзал старый Вишну Сусо, трогая свою повязку, как будто она вдруг стала слишком тугой. Ему причиняло явное неудобство тесное соседство с лордом, который сидел с другой стороны, — главой Ордена Одриком Паллом.
Ничего удивительного: Данло за всю свою жизнь не встречал более жуткого человека. Ему было больно даже смотреть на лорда Палла с его розовыми альбиносскими глазами и кожей, как поблекшая от времени кость. Этот редкий генетический дефект подчеркивали черные зубы, которые лорд приоткрывал, когда говорил или улыбался, что случалось нечасто. Лорд Палл предпочитал изъясняться на цефическом языке жестов, и сидящий рядом с ним кадет-цефик переводил его знаки на устную речь. Палл, согласно поговорке, был молчалив, как цефик, а также хитер, циничен, и в душе его не осталось ни единого светлого пятна.
Эли лос шайда, подумал Данло. Шайда эт шайда.
Лорд Палл слегка приподнял палец, и кадет, красивый блондин со свирепыми голубыми глазами уроженца Торскалле, произнес:
— Удачным ли был ваш путь, лорд Демоти Беде и Данло ви Соли Рингесс? Мы принимаем вас как полномочных послов Содружества Свободных Миров, хотя, как вам следует знать, не признаем полномочности самого Содружества.
— Возможно, со временем ваше мнение изменится, — сказал Демоти.
— Возможно, — ответил Палл через переводчика, но его розовые глаза не допускали такой возможности. — Время — странное понятие, не так ли? И у нас его очень мало. Волновой фронт сверхновой движется к нам со скоростью света, а флот вашего Содружества, вероятно, еще быстрее. И это еще не самое худшее из того, что нам угрожает.
— Что же может быть хуже, лорд Палл? — спросил Демоти.
— Скоро вы это узнаете. — Палл сделал знак кадету-горологу, стоявшему у двери в другую приемную. Тот склонил голову и достал лазер из кобуры у себя на бедре, а затем с большой осторожностью отворил двери, за которыми ожидали два человека. Кадет взмахом лазера направил их к двум пустым стульям рядом с Данло и Демоти.
— Нет! — воскликнул Данло, забыв всякую сдержанность, но тут же спохватился и замер, как талло, не сводя глаз с этих двоих, слишком хорошо ему знакомых.
— Я вижу, вы знаете друг друга, — сказал лорд Палл, — однако позвольте мне представить наших гостей Коллегии. Малаклипс Красное Кольцо с Кваллара и Бертрам Джаспари с Таннахилла.
Услышав это имя, сто лордов ахнули почти одновременно.
Таннахилл! Бертрам Джаспари явился сюда с этой затерянной планеты, преодолев тридцать тысяч световых лет в космосе, как и Данло. Со своей остроконечной лысой головой и кожей, посиневшей от обычного на Таннахилле грибкового заболевания, он был безобразен — безобразнее всех известных Данло людей.
Его сморщенный ротик напоминал сушеный кровоплод, тусклые серые глаза — протухшую тюленину. На лице у него застыло выражение язвительной насмешки, но все это было только внешним уродством — истинное безобразие Бертрама коренилось гораздо глубже. Данло знал, что он изворотлив, тщеславен, скуп, жесток и совершенно лишен милосердия. Хуже того: он не дорожил ни одним человеком, кроме себя самого, и беззастенчиво использовал других в своем стремлении к власти. Основной его порок заключался, пожалуй, в том, что он был мелок душой, мелок и крив, как деревце, выросшее при недостатке воды и солнца. Если бы он состязался с лордом Паллом за звание более яркого выразителя шайды, победителя было бы трудно определить.
— Лжец и убийца, — прошипел Данло, когда Бертрам занял стул около него. — Убийца планеты и целого народа.
Бертрам сделал вид, что не расслышал. Он явно боялся встретиться с пылающими синими глазами Данло и сидел, нервно оправляя свое кимоно, традиционную одежду Архитектора Кибернетической Церкви. Около года назад, начав на Таннахилле Войну Террора, он выкрасил белое кимоно в ярко-красный цвет, дав понять, что готов проливать кровь (предпочтительно чужую, а не свою). Вся фанатическая секта его ивиомилов носила теперь одежду того же цвета. Их флот, должно быть, затаился в космосе, у какой-нибудь ближней звезды, имея в виду еще более страшные шайда-цели.
Рядом с Бертрамом, у свободного стула, стоял человек, казавшийся полной его противоположностью. Его одежда пестрела всеми красками радуги, мизинец каждой руки украшало красное кольцо. И с виду Малаклипс был красив, как все воины-поэты. Кожа его отливала начищенной медью, черные волосы блестели, как соболий мех. Все в нем дышало живостью, особенно глаза — лиловые, глубокие и быстрые.
Уж он-то не боялся встретиться взглядом с Данло. В то время, как все лорды в зале нервно смотрели на Малаклипса, не понимая, отчего он не садится, две пары глаз, как случалось уже дважды, сошлись в поединке. Казалось, что свет, льющийся из глаз Данло, притягивает Малаклипса, как звезда мотылька, — но воин-поэт, должно быть, усмотрел там и что-то тревожное, потому что внезапно отвел взгляд. Говорят, что никто не может переглядеть воина-поэта — особенно носящего два красных кольца, второго за всю историю своего Ордена; поэтому лорды боязливо посматривали то на Данло, то на Малаклипса, не веря тому, что видели сами.
Малаклипс тоже испытывал страх, но не стеснялся его обнаружить.
— Ты изменился, пилот, — сказал он Данло. — В который раз. При каждой нашей встрече ты становишься ближе к тому, что ты есть на самом деле. Ты спросишь, что это? Я не знаю. Нечто слишком яркое, пожалуй. Я смотрю на тебя и вижу страшную красоту. Я боюсь тебя, а почему — не знаю.
Говорят, что воины-поэты не боятся ничего во вселенной — особенно смерти, которой они ищут с сосредоточенностью и радостью тигра, скрадывающего добычу. И Малаклипс, хотя и признался, что боится Данло, очень походил на тигра, красивого и опасного. По сути, он был убийцей не меньше, чем Бертрам Джаспари. Горолог-охранник, стоя в нескольких шагах от него, целил из лазера ему в затылок, готовый немедленно лишить его жизни, если Малаклипс попытается вдруг убить Данло, Демоти Беде, а то и самого лорда Палла.
— Не угодно ли присесть? — осведомился последний, и Малаклипс, держа под контролем все свои нервы и мускулы, медленно опустился на стул. Не обращая при этом внимания ни на главу Ордена, ни на других лордов, он снова встретился глазами с Данло и на этот раз выдержал промежуток, занявший двадцать ударов сердца.
— Я должен извиниться перед Коллегией, — сказал лорд Палл, — за то, что не информировал вас о прибытии этих людей. Но поймите, что воин-поэт с двумя красными кольцами и предводитель ивиомилов…
На этом месте Бертрам прервал переводчика:
— Вы можете обращаться ко мне как к Святому Иви Вселенской Кибернетической Церкви.
Лорд Палл, не выносивший, когда его прерывали, не проявил, однако, никаких эмоций, глядя на Бертрама с замкнутым, как у цефика, лицом. Только артерия, пульсирующая под белой морщинистой кожей у него на горле, выдавала внезапный потаенный гнев.
— Хорошо, пусть будет Святой Иви, — промолвил он собственным голосом, шипящим, как у скутарийского сенешаля. — Святой Иви привел с Таннахилла свой флот, который сейчас находится у неизвестной нам звезды. Святой Иви должен послать этому флоту извещение о том, что его особе здесь ничто не угрожает, в противном случае, по его словам, может произойти ужасное. Именно в целях его безопасности я скрывал от Коллегии факт его прибытия до настоящего момента, за что еще раз приношу вам свои извинения.
Бургос Харша, никогда не поддерживавший избрание Палла главой Ордена, отозвался своим скрипучим голосом: — Чем же он, собственно, нам угрожает? И почему об этом умалчивается?
— Скоро вы все узнаете, — ответил лорд Палл — на этот раз через переводчика.
— Как скоро? — рявкнул Харша, словно шегшей в брачную пору.
— Очень скоро. — Лорд Палл побарабанил белыми пальцами по столу — то ли подавая какой-то тайный знак своему цефику, то ли показывая, что испытывает нетерпение не меньше, чем Харша.
— Чего же мы ждем?
— Ханумана ли Тоша, — ответил лорд Палл. — Я попросил его присутствовать на заседании.
Эта новость, приятно взволновавшая Колению Мор и других лордов, поклонявшихся Хануману как Светочу Пути Рингесса, понравилась далеко не всем. Темнокожий Вишну Сусо, сосед Палла по столу, поглаживая свою морщинистую щеку, осведомился:
— Разумно ли это? Стоит ли создавать подобный прецедент?
— Он Светоч Пути, но не лорд Ордена, — добавил Бургос Харша.
Элегантная Ева Зарифа напомнила с саркастической улыбкой:
— Он вообще не принадлежит к Ордену, поскольку отрекся от своих обетов пять лет назад.
Некоторое время лорды обсуждали порядок отношений, долженствующих существовать между Путем Рингесса (в лице Ханумана ли Тоша) и Орденом. Одни, включая Бургоса Харшу, стояли за строгое разграничение двух этих сил; если даже Орден снимет древний запрет на исповедание его членами какой-либо религии и тем практически одобрит исповедание рингизма, не следует все же слишком тесно связывать цели Ордена с этой новой религией. Другие указывали, что большинство членов Ордена уже приняло рингизм. Их цель — стать богами, поэтому Орден тоже должен двигаться к этой великой цели. Он должен эволюционировать, признав принципы рингизма и оказав Хануману ли Тошу помощь в распространении рингизма среди звезд. При этом Орден останется Орденом, и его судьбу по-прежнему будет определять Коллегия Главных Специалистов.
Третья фракция, возглавляемая Коленией Мор, полагала, что Ордену и Пути Рингесса предназначено слиться в единое, славное и могущественное целое. Большинство народов Цивилизованных Миров уже видит в Ордене руку рингизма — а в рингизме орудие древнего, но все еще могучего Ордена.
Коления Мор заявила лордам, что чем скорее они сменят свои разноцветные одежды на золотые, тем легче станет неизбежный переход Ордена к поистине несокрушимой мощи.
— Мы все должны принять мировоззрение Ханумана ли Тоша и подчиниться его руководству, — говорила она. — Пусть официально он не лорд Ордена — он заслужил право называться лордом Хануманом, как никто другой. И мы сегодня должны приветствовать его здесь, как члена Ордена. Он никогда не отрекался от своих обетов, как утверждают некоторые. Он вынужден был уйти только потому, что закон воспрещал ему занимать пост в религиозном движении. Это правило принимал еще Хранитель Времени, и оно давно устарело. Я предлагаю, чтобы всем несправедливо изгнанным из Ордена, наподобие Ханумана, позволили заново принести обет и…
— Сейчас не время для подобной дискуссии, — прервал ее лорд Палл через молодого цефика. — Я пригласил Ханумана потому, что события приняли угрожающий оборот для всего Невернеса — и Хануман может помочь нам справиться с этой угрозой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92