Первым, на кого упал взгляд Черного Оленя, был Голубая Лисица, стоявший в кругу белых, скрестив руки на груди.
— Что здесь делает Голубая Лисица? — спросил он удивленно.
— Пусть вождь спросит об этом бледнолицых воинов, они ответят, — сказал вождь апачей.
Черный Олень повернулся к Чистому Сердцу.
Тот, не дожидаясь вопроса, подробно объяснил, что произошло, как он захватил в плен вождя, а также передал содержание разговора, который состоялся между ними.
Черный Олень, казалось, с минуту размышлял.
— Почему мой брат не показал знака, который я передал ему? — спросил он.
— Зачем? Ведь мой брат должен был приехать.
Вождь команчей сдвинул брови.
— Пусть мой брат остережется и помнит о данном слове, даже тень измены будет стоить жизни его сыну.
Дрожь пробежала по телу индейца, но лицо его оставалось по-прежнему неподвижным, как мраморное изваяние.
— Голубая Лисица поклялся на своем тотеме, — сказал он. — Это — священная клятва, он ее сдержит.
— О-о-а! Мой брат свободен, пусть он уезжает без промедления.
— Мне надо найти мою лошадь, она убежала.
— Мой брат, вероятно, принимает нас за детей, говоря такие вещи? — сказал Черный Олень с гневом. — Лошадь индейского вождя никогда не покидает своего хозяина, пусть он свистнет — лошадь возвратится.
Голубая Лисица ничего не возразил. Глаза его яростно сверкнули, но это было все, чем он обнаружил свои чувства. Немного нагнувшись вперед, индеец, казалось, несколько минут к чему-то прислушивался. Потом он слегка щелкнул языком и резко свистнул. Почти в то же мгновение в кустах послышался шорох, и лошадь вождя прибежала и положила свою умную голову хозяину на плечо.
Тот потрепал за холку благородное животное, вскочил ему на спину, пришпорил его и помчался во весь дух, не простясь с охотниками, которых этот внезапный отъезд вождя совершенно озадачил.
Джон Дэвис инстинктивным жестом приложил ружье к плечу, намереваясь послать вдогонку беглецу пулю, но Черный Олень резко схватил его за руку.
— Пусть мой брат не стреляет, — сказал он, — шум выстрела выдаст наше присутствие врагам.
— Вы правы, — сказал американец, опуская ружье. — Очень жаль. Я бы с большим удовольствием избавился от этого негодяя с мрачным лицом.
— Мой брат еще встретится с ним, — сказал индеец с выражением, не поддающимся описанию.
— Я надеюсь, и если это случится, никто не помешает мне убить это пресмыкающееся.
— Никто и не сделает такой попытки, пусть мой брат будет в этом уверен. В другой раз я расскажу вам, как могло случиться, что этому человеку позволили беспрепятственно удалиться, в то время как нам угрожает засада, им организованная. А сейчас не будем терять времени на пустые разговоры. Воины моего племени находятся на своих постах и ждут только сигнала начать сражение. Мои белые братья все так же согласны следовать за мной?
— Конечно, вождь! Мы здесь для этого, вы можете рассчитывать на нас.
— Хорошо, но я обязан предупредить моих братьев, что они подвергаются большой опасности.
— Ба-а! — возразил на это Чистое Сердце. — Они будут желанными гостями. Разве мы не привыкли к опасностям?
— Тогда на коней — и в путь! Мы должны обмануть обманщиков.
— Но разве вы не опасаетесь того, что Голубая Лисица поднимет тревогу и предупредит своих, что хитрость его открыта? — спросил Чистое Сердце.
— Нет, он этого не может сделать — он дал клятву.
Охотники не настаивали на своем утверждении, зная, с какой точностью и с каким благоговением индейцы держат клятвы, которые дают друг другу, и честность, с которой они держат слово. Ответ Черного Оленя убедил их, что им нечего опасаться вождя апачей; кроме того, он удалился в направлении, противоположном тому, где скрывались его товарищи.
Лошади были тотчас подняты, с них сняли опутывающие их веревки, и отряд тронулся в путь.
Дорога, по которой ехали охотники, пролегала между двумя оврагами, поросшими густой травой, длина ее достигала двух километров, и оканчивалась она развилкой. Здесь охотники на минуту остановились.
В этом месте, известном у индейцев под названием Лосиного Перегона, Черный Олень назначил свидание сорока лучшим воинам-команчам, которые должны были присоединиться к белым и действовать вместе с ними.
Все произошло так, как хотел вождь. Не успели охотники подъехать к развилке, как команчи высыпали из кустов, за которыми ранее скрывались, и приблизились к Черному Оленю. Были сделаны последние распоряжения, отряд построился в две колонны и двинулся в поход, выслав вперед разведчиков, которые должны были внимательно осматривать росший у дороги кустарник.
Отряд шел почти целый час, и ничто не привлекло его внимания, как вдруг позади раздался выстрел, и почти тотчас же, точно по сигналу, выстрелы стали раздаваться с обеих сторон дороги. Вокруг команчей и белых охотников засвистел град ружейных пуль, и они были осыпаны целой тучей стрел. Потеряв в первый же момент несколько человек, отряд пришел в легкое замешательство — непременное следствие неожиданной атаки.
С согласия Черного Оленя Чистое Сердце принял на себя командование отрядом. По его приказанию воины разделились на маленькие группы и отступили к развилке, где неприятель не мог атаковать, не обнаружив себя.
К сожалению, во время перемещения отряда Чистого Сердца была допущена серьезная ошибка. Отряд двигался чересчур быстро, и развилка осталась далеко позади него, а потому при отступлении неприятельский огонь преследовал его по всей линии. Чистое Сердце приказал воинам расстроить ряды и идти врассыпную — маневр, часто используемый в Европе. Всадники тотчас же рассыпались в разные стороны, пытаясь пересечь овраги, за которыми скрывались апачи, но поражаемые пулями и осыпаемые стрелами, которые индейцы пускали с неподражаемой ловкостью, команчи и белые вынуждены были бросить лошадей, надеясь на то, что пешими от дерева к дереву, шаг за шагом смогут ускользнуть от невидимого неприятеля, который проявлял в этой атаке настойчивость, обычно несвойственную диким племенам, у которых успех сражения чаще всего зависел от первого натиска.
Когда отряд достиг развилки, Чистое Сердце приказал ему построиться в каре. До этой минуты апачи хранили молчание, не было слышно ни одного боевого клича, ни один лист не шелохнулся в кустах, не раздалось ни одной команды. Вдруг перестрелка прекратилась, и снова воцарилось молчание. Охотники и команчи переглянулись с удивлением, граничившим с ужасом. Они попали в ловушку, расставленную неприятелем.
Наступил столь страшный момент, что его не может описать ни одно перо. Со всех сторон, справа и слева, сзади и спереди раздались крики, свист, звуки дудок, и апачи ринулись на неприятеля.
Команчи были окружены.
Им ничего не оставалось больше делать, как мужественно умереть.
При этом страшном зрелище невольный трепет пробежал по рядам смелых воинов, но он тотчас же сменился покорностью судьбе: они поняли, что гибель их неминуема. Чистое Сердце и Черный Олень не теряли хладнокровия. Они, по-видимому, еще надеялись на что-то.
Но на что?
ГЛАВА XVI. Танец скальпа
Мы далеки от мысли давать какие-либо оценки по поводу битвы двух диких племен в далекой пустыне. Убеждение, что индейцы всего лишь дикари, звери с человеческим обличием, которых надо истреблять, как диких животных, всеми доступными средствами, даже если те противоречат соображениям гуманности, слишком укоренилось в цивилизованных народах, чтобы мы могли хотя бы попытаться защитить их. А между тем сколько хорошего можно было бы сказать в защиту этого несчастного народа, угнетаемого с тех пор, как европейцы открыли Америку. Легко доказать, что перуанцы и мексиканцы, которых так высокомерно называют варварами грабящие их жалкие авантюристы, были в эпоху своего покорения гораздо цивилизованнее своих притеснителей, имевших перед индейцами только то преимущество, что умели владеть огнестрельным оружием и ходили закованными с головы до ног в железо, тогда как последние употребляли в качестве оружия гораздо более безобидные стрелы и одевались в бумажные ткани.
Изгнанные из общества невежественным фанатизмом и неутолимой жаждой золота, снедавшего их победителей, несчастные индейцы должны были не только пасть под ударами своих безжалостных поработителей, но навсегда остаться жертвой клеветы, ославившей их расу как глупую и свирепую. Покорение Нового Света было одной из самых чудовищных гнусностей средних веков, времени, изобилующего жестокостями. Миллионы людей уничтожались с полнейшим хладнокровием, целые народы исчезли с лица земли, не оставив на ней иного следа, кроме побелевших костей. Ранее столь густо населенная Америка превратилась вдруг в огромную пустыню, и последние представители этой несчастной расы были обречены на одичание. Спасаясь бегством в земли, наиболее отдаленные, они вынуждены были начать кочевую жизнь, подобно древним племенам и, продолжая войну с белыми, изощряться в способах, которыми могли бы воздать за страдания, которые претерпевали от них целые столетия. Только несколько лет тому назад обратили внимание на положение индейцев. Однако, несмотря на все разговоры, меры принимались не ради того, чтобы приобщить их к цивилизованной жизни, но чтобы избежать их возмездия. С этой целью их загнали в ужасные пустыни, как можно дальше, запретив выбираться оттуда, окружили кордонами, но, найдя эти меры недостаточно действенными, чтобы уничтожить индейцев полностью, их начали травить спиртными напитками. Мы можем теперь констатировать, что меры, принятые англо-американцами, дали блестящий результат: не пройдет и столетия, как на территории Соединенных Штатов не останется ни одного коренного жителя. Филантропия этой благородной республики — великая вещь!
Но Боже избави нас от нее!
Во всех сражениях для главнокомандующего существуют два страшных и ответственных момента: первый — когда он дает сигнал идти на приступ, а второй — когда он сам выдерживает атаку неприятеля, спокойно, не отступая ни на шаг, дожидаясь минуты, когда можно будет нанести противнику решительный удар.
Чистое Сердце оставался невозмутимо спокойным, точно присутствовал при обычной атаке; глаза его блестели, губы кривились в презрительной усмешке. Он приказал своему отряду беречь порох и стрелы, не расстраивать рядов и ждать атаки неприятеля. Команчи раза два издали воинственный клич, и после этого вокруг воцарилось мертвая тишина.
— Отлично, — обратился к ним охотник, — вы — великие воины, я горжусь тем, что командую такими смелыми людьми, как вы. Ваши жены встретят вас по возвращении криками радости и с гордостью будут считать скальпы, которые вы привезете на своих поясах.
После этой короткой речи охотники приготовились ждать неприятеля, держа наготове ружья, а краснокожие натянули луки.
Тем временем апачи покинули засаду, построились в ряды и в полном порядке двинулись со всех сторон на команчей. Они тоже бросили своих лошадей, и между обоими противниками должен был завязаться рукопашный бой.
Ночь уже прошла, и при бледном свете утра можно было видеть, как движущийся черный круг апачей все теснее и теснее охватывал слабый отряд, сформированный из белых охотников и команчей. Самым странным, противоречащим обычаям, существующим в прериях, было то, что апачи приближались медленно и не стреляли, точно намеревались задушить своих противников разом.
Транкиль и Чистое Сердце пожали друг другу руку и обменялись улыбками.
— Еще пять минут, — сказал охотник.
— Прежде чем пасть, мы успеем уложить кое-кого из них, — сказал канадец.
Чистое Сердце протянул руку по направлению к северо-востоку.
— Еще не все кончено, — сказал он.
— Вы надеетесь, что мы выберемся отсюда?
— Я надеюсь, — ответил молодой человек все с той же спокойной улыбкой, — что мы уничтожим это сборище разбойников до последнего.
— Дай-то Бог! — сказал канадец, покачав с сомнением головой.
Апачи были от них всего в нескольких шагах,
— Прислушайтесь, — пробормотал Чистое Сердце на ухо охотнику.
В эту минуту вдали послышались крики. Неприятель остановился в нерешительности.
— Что это такое? — спросил Транкиль.
— Это наши, — коротко ответил молодой человек.
Позади неприятеля послышался топот лошадиных копыт и раздались ружейные выстрелы.
— Команчи! Команчи! — воскликнули апачи.
Не успели смолкнуть крики, как ряды их были неожиданно прорваны, и две сотни команчей верхом, давя и убивая неприятеля, примчались на выручку к своим.
Раздались радостные возгласы всадников, бойцы с энтузиазмом отвечали им. Они уже считали себя погибшими.
Расчет Чистого Сердца оказался верным, он не ошибся ни на минуту. Воины, скрытые Черным Оленем в засаде, чтобы в нужное время отвлечь внимание неприятеля от отряда Чистого Сердца, должны были прибыть в назначенный заранее час, чтобы атакой решить сражение.
В этом и заключалась причина внешнего спокойствия молодого вождя, хотя в душе он чувствовал большую тревогу, так как многое могло помешать отряду прибыть вовремя.
Апачи, застигнутые таким образом врасплох, некоторое время отчаянно сопротивлялись, но окруженные со всех сторон и подавленные численностью неприятеля бросились бежать по разные стороны.
Однако меры, принятые Чистым Сердцем, обнаруживали глубокое знание военной тактики прерий. Апачи оказались буквально между двух огней. Больше половины отряда, которым должен был командовать Голубая Лисица и которому он поручил выполнить так смело задуманное им дело, пало на поле сражения, остальным с трудом удалось спастись бегством; их победили и надолго лишили возможности бороться со своим опасным противником. Восемьсот лошадей и около пятисот скальпов были трофеями этой битвы, не считая десятков трех раненых. Команчи потеряли всего лишь около десятка воинов, и с этих погибших неприятель не смог снять скальпы. Лошадей собрали, мертвых и раненых положили на носилки, и когда всех апачей, павших на поле сражения, оскальпировали и тела их бросили в жертву диким зверям, команчские воины, опьяненные радостью победы, направились в обратный путь к селению.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38