— Засвидетельствует ли это мой отец?
— Сейчас же, — ответил вождь с живостью, — я засвидетельствую это перед всеми воинами, здесь присутствующими.
— Так пусть отец мой сделает это, чтобы все знали, что Черный Олень — не вор, что язык его не лжив и что если он будет уверять, что Язык Лани — его жена, то никто не будет иметь права сказать, что это неправда.
— Я это сделаю, — ответил Черная Птица.
— Хорошо! Последует ли мой отец за нами?
— Я последую за вами.
Черная Птица подъехал с правой стороны к Чистому Сердцу, и весь кортеж двинулся к ковчегу первого человека.
Глашатай ожидал кортеж у ковчега, держа в руках тотем племени. Возле тотема стоял шаман, а по обе его стороны стояли по два человека: это были выборные вожди племени.
— Что вам здесь нужно? — спросил шаман Чистое Сердце, когда тот вместе со своим кортежем остановился в двух шагах от него.
— Мы хотим правосудия, — ответил охотник.
— Говорите. Мы рассудим вас, каковы бы ни были последствия этого, — ответил шаман. — Только подумайте, прежде чем начать говорить, чтобы потом не раскаиваться в поспешности.
— Мы можем раскаяться только в том, что поздно явились к вам.
— Уши мои открыты.
— Мы желаем, чтобы была отдана справедливость одному воину, репутацию которого пытались очернить.
— Кто этот воин?
— Черный Олень.
— Храбрый ли он человек?
— Он очень храбрый человек.
— Что сделал он?
— Сегодня ночью он похитил Язык Лани — дочь Черной Птицы, здесь присутствующего.
— Хорошо! Заплатил ли он хороший выкуп?
— Пусть Черная Птица ответит на этот вопрос.
— Да, — сказал старик-вождь, — я отвечу. Черный Олень — великий воин, он заплатил хороший выкуп.
— Итак, — сказал шаман, — мой сын удовлетворен?
— Я удовлетворен.
Наступило минутное молчание. Шаман шепотом советовался с теми вождями, которые были, так сказать, его ассистентами. Наконец он снова заговорил громким голосом.
— Черный Олень — великий воин. Я — мудрец вашего племени — объявляю вам, что он только воспользовался правом всех славных воинов брать добычу всюду, где бы они ни нашли ее. С этой минуты Язык Лани — жена Черного Оленя. Она будет готовить ему обед, чистить его оружие, носить его поклажу и ходить за его лошадьми. Тот, кто скажет, что это не так, солжет! Черный Олень имеет право отвести Язык Лани в свою хижину, и никто не смеет этому препятствовать. Если она изменит ему, он может безнаказанно отрезать ей нос и уши. Черная Птица даст две белых шкуры бизона, чтобы повесить их в великую священную хижину.
При этом последнем заявлении, хотя и ожидаемом, потому что все здесь было строго выполнено по правилам свадебного этикета, Черная Птица состроил ужасную гримасу. Ему тяжело было расставаться с двумя из тех бизоньих шкур, которые он получил всего за несколько минут до этого. Но ему на выручку пришел Чистое Сердце, и его вмешательство в дело вновь вызвало улыбку на губах вождя.
— Черный Олень, — сказал Чистое Сердце громким голосом, — любит Язык Лани и желает все заплатить за нее сам. Он пожертвует Владыке Жизни не две, а целых четыре шкуры белого бизона.
Сказав это, Чистое Сердце сделал знак, и один из сопровождавших его воинов приблизился. На шее его лошади висели бизоньи шкуры; молодой охотник взял их и передал шаману.
— Пусть мой отец примет эти шкуры, — сказал он при этом. — Он сумеет употребить их так, как будет всего угоднее Владыке Жизни.
Эта необычайная щедрость вызвала среди присутствующих громкие крики одобрения. Музыкальные инструменты снова огласили воздух ужасными дикими звуками, и кортеж двинулся в обратный путь, к хижине Черной Птицы.
Старик-вождь знал как нельзя лучше, что он должен делать теперь, а потому, несмотря на свою жадность, он решил соблюсти необходимые формальности. Как только кортеж остановился у его хижины, он сказал:
— Братья мои и друзья мои, почтите своим присутствием свадебный пир. Я буду счастлив видеть вас своими гостями. Скоро, я уверен, появится мой сын Черный Олень.
Не успел индеец произнести эти слова, как послышался шум, толпа колыхнулась, и вдали показался всадник, скакавший во весь опор. Всадник держал в своих объятиях женщину, сидевшую впереди. Рядом с ним бежала в поводу не оседланная кобылица. При виде этого всадника крики радости удвоились. Каждый узнал в нем Черного Оленя.
Это был действительно Черный Олень, который приехал, чтобы выполнить последний необходимый свадебный обряд. Приблизившись к хижине, он, не говоря ни слова, соскочил на землю, потом вынул из ножен нож, который служил ему для скальпирования, и вонзил его в шею кобылицы.
Несчастное животное жалобно заржало, затряслось всем телом и повалилось на землю. Тогда вождь перевернул кобылицу на спину, вскрыл ей грудь и, вырвав трепетавшее еще сердце, мазнул им по лбу Языка Лани, причем произнес звучным голосом следующие слова:
— Эта женщина — моя, горе тому, кто ее тронет!
— Я принадлежу ему, — сказала тогда молодая женщина.
Официальная сторона церемонии была этим последним обрядом закончена. Черный Олень и Язык Лани были соединены узами брака по обряду команчей. После этого все воины сошли с лошадей, и началось пиршество.
Белые, не испытывая особого желания принять участие в индейском обеде, состоявшем, главным образом, из собачьего мяса, кипяченого молока и конины, стали в стороне и намеревались незаметно уйти. Но, к несчастью, за ними следили Черная Птица и Черный Олень. Они не позволили им ретироваться, и потому охотники волей-неволей должны были сесть и участвовать в банкете, делая вид, что они едят с удовольствием. Пиршество продолжалось добрую половину дня. Команчи не пьют крепких напитков, это правда, а потому и не могут опьянеть, но, как и все индейцы, они необыкновенно прожорливы и едят до тех пор, пока уже больше есть не в силах, и потому охотникам стоило большого труда отказываться от всех кушаний, которые были им предложены. Но, хорошо зная обычаи индейцев, они все же сумели не дотронуться до большинства блюд, не оскорбив при этом своих хозяев. В ту минуту, когда Чистое Сердце и Транкиль наконец встали и намеревались уйти, к ним подошел Черный Олень.
— Куда идут братья мои? — спросил он их.
— В мою хижину, — ответил Чистое Сердце.
— Хорошо! Черный Олень скоро последует за ними. Он должен говорить со своими братьями об очень важном деле.
— Пусть брат мой останется со своими друзьями, мы можем все обсудить и завтра, — сказал на это Чистое Сердце.
Вождь нахмурил брови.
— Пусть брат мой Чистое Сердце будет осторожен. Я должен сообщить ему о деле большой важности.
Молодого охотника невольно поразил мрачный вид вождя, он взглянул на него с беспокойством.
— Что с вами? — спросил он его.
— Мой брат узнает это через час.
— Так приходите, вождь, я буду ждать вас в моей хижине.
— Черный Олень придет.
Вождь приложил указательный палец к губам в знак молчания, и охотники удалились, погруженные в глубокую задумчивость.
ГЛАВА Х. Воскресение
Мы поставлены перед необходимостью сделать отступление и возвратиться к одному из главных лиц нашего рассказа, о котором уже давно не говорили: мы поведем речь о Белом Охотнике За Скальпами. Читатели, без сомнения, помнят ту страшную битву, которая произошла между Транкилем и Белым Охотником За Скальпами на палубе брига и продолжалась в море, среди волн, куда был сброшен жестокий старик.
Квониам слишком поторопился сообщить канадцу о смерти врага, правдой была только глубокая убежденность негра в том, что тот действительно погиб. Кинжал Квониама вонзился глубоко в грудь старика. Рана была так опасна, что Охотник За Скальпами мгновенно перестал оказывать сопротивление; глаза его закрылись, он отпустил врага, за которого до этого времени судорожно цеплялся, и поплыл, качаясь, по волнам. Негр, полумертвый от усталости, поспешил подняться на корабль, пребывая в полной уверенности, что враг его погиб.
Тем не менее это было не так. Охотник За Скальпами только лишился чувств, и его безжизненное тело подобрали матросы с мексиканского судна. Но когда лодка пристала к берегу, спасители увидели страшные раны, покрывавшие тело несчастного, его неподвижность и мертвенную бледность и, также сочтя его мертвым, не заботясь о нем более, его снова бросили в воду.
К счастью для Охотника За Скальпами экипаж лодки пришел к этому решению, когда лодка уже причаливала, поэтому тело его, поддерживаемое волнами, было тихо выброшено на мель и почти целиком оставалось в воде, в то время как голова и верхняя часть груди удерживались на поверхности. Были ли тому причиной свежий ночной воздух или движение волн, покачивающих тело Охотника За Скальпами, но через час старик слегка пошевелился; легкий вздох приподнял его могучую грудь, и несколько неуверенных движений при попытке переменить положение явно показали, что сильный организм раненого все еще боролся со смертью.
Наконец старик открыл глаза. Непроницаемый мрак ночи словно окутывал его черным саваном. Усталость и страшная потеря крови от многочисленных ран вызывали общую слабость, как физическую, так и нравственную, настолько сильную, что Охотник За Скальпами не мог дать себе отчет ни о том, где он находился в настоящую минуту, ни об обстоятельствах, которые привели его сюда. Напрасно старался он привести в порядок свои мысли и собрать в единое целое отрывочные воспоминания, — испытанное им потрясение было слишком велико; несмотря на все попытки, он не мог связать обрывочных нитей своих мыслей.
Он осознавал, что лежит раненый и одинокий на берегу моря, понимал весь ужас своего положения, но ничто не могло подсказать ему путь к спасению.
Старик негодовал на себя за бессилие, сердился, что не мог сделать решительно ничего, чтобы помочь самому себе. Действительно, он испытывал полную беспомощность и был не в силах отодвинуться хотя бы на несколько сантиметров от бездны, на краю которой лежал и которая неминуемо должна была поглотить его, если слабость пересилит его волю и самообладание изменит ему окончательно.
В эти минуты на пустынном берегу моря происходила ужасная душевная драма, отчаянная борьба полуживого человека со смертью, постепенно простирающей над ним свою тяжелую руку.
Малейшее движение причиняло Охотнику За Скальпами невероятные мучения, частью по причине ран, в которые набился морской песок и гравий, частью потому, что он сознавал, что его усилия не приведут ни к чему и что, если чудо не придет к нему на помощь, он неминуемо погибнет.
Чудо, на которое несчастный не надеялся и даже мысль о котором не могла прийти ему в голову, совершилось по воле Провидения, пути которого недоступны нашему пониманию. Оно часто спасает виновного, как будто только затем, чтобы подвергнуть его еще большему наказанию; такому чуду суждено было совершиться в тот момент, когда, потеряв последние остатки энергии, раненый упал на песок, решив ждать неминуемой смерти.
Маленькие отряды вольных стрелков-техасцев рассыпались по морскому берегу, наблюдая за движениями мексиканских крейсеров. В случае необходимости они могли соединиться в один большой отряд в самое короткое время.
Судьбе было угодно, чтобы Охотник За Скальпами был выброшен в море и прибит волнами к берегу вблизи дома, где в эту ночь, ввиду намечавшихся важных событий, собрались на совещание главные вожди техасской армии. Само собой разумеется, эта часть берега тщательно охранялась, и многочисленные патрули ходили вблизи того места, где стоял домик, чтобы обеспечить своим командирам безопасность. Один из таких патрулей видел, как причалила мексиканская шлюпка. Его приближение заставило мексиканцев удалиться, так как они вовсе не имели намерения схватиться с неприятелем, о силе и численности которого ничего не знали.
Когда шлюпка снова вышла в открытое море, техасцы принялись осматривать весь берег, желая убедиться, что все неприятели ушли, не оставив никого.
Тот, кто первым заметил Охотника За Скальпами, позвал своих товарищей, и вскоре раненого окружили человек двадцать. В первую минуту его сочли мертвым. Охотник За Скальпами слышал все, что говорили вокруг, но не мог ни пошевельнуться, ни произнести ни слова. На секунду его охватил ужасный страх. Это произошло, когда один вольный стрелок, нагнувшись и внимательно осмотрев его, сказал беспечно:
— Несчастный умер, нам остается только вырыть в песке яму и положить его туда, чтобы чайки и коршуны не расклевали труп. Пусть кто-нибудь принесет самые большие камни, которые только сможет найти, а мы тем временем выроем ножами яму, на это понадобится не много времени.
При таких словах, произнесенных совершенно спокойным и равнодушным тоном, будто речь идет о самой естественной вещи в мире, у Охотника За Скальпами выступил на лбу холодный пот и дрожь прошла по всему телу. Он сделал невероятное усилие, чтобы заговорить, но попытка не привела ни к чему: он находился в том состоянии оцепенения, когда сознание остается совершенно ясным, в то время как тело представляет собой всего лишь безжизненную и бесчувственную массу.
— Стойте, — сказал один из стрелков, жестом задерживая тех, кто намеревался отправиться за камнями, — не будем торопиться. Этот человек создан по образу и подобию Божию, и хотя он и в очень жалком состоянии, но, может быть, в нем еще таится искра жизни. Мы всегда успеем его зарыть, если убедимся, что он действительно умер, но прежде надо убедиться, что помочь ничем нельзя.
Эти слова были для раненого целительным бальзамом. К несчастью, он и в этот раз был не в состоянии выразить свою радость, как за минуту до того не мог обнаружить своего ужаса.
— Ба-а! — возразил первый из говоривших. — Если послушать отца Антонио, то все мертвые превратились бы в раненых, и он вынудил бы нас терять драгоценное время на приведение их в чувство. Впрочем, нам спешить некуда, и я ничего не имею против того, чтобы попробовать оживить. этого человека, хотя, по-моему, он мертв.
— Не беда! — сказал на это отец Антонио. — Все-таки попытаемся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38