Повторяю вам — я весь к вашим услугам.
— Давайте спать, — ответил с улыбкой канадец. — Завтра, после нашего визита к Черной Птице, мы поговорим.
— Будь по-вашему, мой друг, я не настаиваю. Вот ваша постель, — добавил он, указав Транкилю на подстилку из звериных шкур.
— Редко приходилось мне в прерии иметь такую хорошую постель, — сказал Транкиль.
После этого оба улеглись рядом, положив оружие возле себя, так что стоило им только протянуть руку, чтобы взять его. Вскоре ровное дыхание охотников свидетельствовало о том, что они заснули.
За несколько минут до восхода солнца Чистое Сердце проснулся. Слабый свет проникал в хижину через окна, лишенные занавесок и ставней. Охотник встал, и в ту минуту, когда он намеревался разбудить своего товарища, тот открыл глаза.
— А-а! — воскликнул Чистое Сердце. — Вы спите чутко, мой друг.
— Это старая охотничья привычка, от которой трудно отвыкнуть, разве только если долго жить с вами.
— Что же вам мешает? Если бы это случилось, моя мать и я были бы очень счастливы.
— Не будем строить планов, мой друг. Вы знаете, что мы, лесные охотники, живем только настоящим, и было бы безумием с нашей стороны загадывать на будущее. Мы еще возвратимся к этому разговору, а теперь у нас, кажется, есть дело, не терпящее отлагательства. Нам предстоит выполнить поручение, данное нам Черным Оленем.
— Вы по-прежнему не отказываетесь помочь мне в этом? — спросил Чистое Сердце.
— Конечно! Вожди этого племени приняли меня со слишком большим радушием, чтобы я не захотел с радостью ухватиться за представившийся мне случай высказать им ту живую симпатию, которую я к ним чувствую.
— Если так, пойдемте за вашими товарищами. Вы с ними сядете на лошадей и будете ждать меня; через несколько минут я буду у тех хижин, где они разместились.
— Отлично, — сказал Транкиль.
Оба охотника вышли из домика.
Эусебио также уже покинул свой гамак и, вероятно, отправился хлопотать по хозяйству.
Пожав друг другу руку, охотники разошлись.
На дворе стало совсем светло, занавеси у хижин стали одна за другой подниматься, и индейские женщины начали выходить за водой и дровами, чтобы приготовить завтрак. Несколько небольших отрядов воинов отправилось из селения в разные стороны: кто ехал на охоту, а кто намеревался объехать лес с целью убедиться, что по соседству не было неприятельской засады.
В ту минуту, когда канадец поравнялся с хижиной совета, из нее вышел шаман — жрец этого индейского племени. Человек этот держал выдолбленную тыкву, наполненную водой, в которой торчал пучок полыни. Шаман взобрался на крышу хижины и повернулся к солнцу. В этот момент глашатай три раза крикнул:
— Солнце! Солнце! Солнце!
Тогда из всех хижин вышли воины. В руках у каждого них, так же как и у шамана, была тыква с пучком воткнутой в нее полыни. Шаман начал бормотать какие-то таинственные слова, которые понимал только он сам, после чего стал кропить пучком полыни на все четыре стороны. Все воины последовали его примеру, затем, по сигналу, данному шаманом, индейцы выплеснули содержимое своих тыкв по направлению к солнцу и закричали в один голос:
— Солнце — видимое изображение невидимого Владыки — защити нас в наступающий день, дай нам воду, воздух и огонь, потому что земля принадлежит нам и мы сумеем ее защитить.
По окончании этой высокомерной молитвы индейцы вошли в свои хижины, а шаман сошел с высокого поста, на котором он находился.
Транкиль, хорошо знавший индейские обычаи, остановился и в почтительной позе стал ждать конца церемонии. Когда шаман исчез в хижине совета, Транкиль продолжал свой путь. Обитатели селения уже смотрели на него, как на своего, женщины улыбались ему и мимоходом ласково приветствовали его, а дети с хохотом подскакивали к нему и кричали ему «здравствуй!» Когда Транкиль вошел в хижину, где были его товарищи, оказалось, что они еще спали. Он разбудил их.
— Э-э! — воскликнул весело Джон Дэвис. — Вы рано встаете, старина. Разве нам предстоит выступить в поход?
— Пока нет, — ответил канадец, — но мы должны сопровождать Чистое Сердце, который обязан выполнить одну церемонию.
— Ба-а! Какую же именно?
— Свадебную. Речь идет о свадьбе нашего друга Черного Оленя. Я рассудил, что дипломатичнее будет с нашей стороны, — с вашей в особенности, Джон Дэвис, — не отказываться от нашего содействия в этом деле. В ваших интересах, мне кажется, расположить индейцев в свою пользу.
— Конечно, by God! Но скажите мне, охотник, намекнули ли вы вашему другу о деле, которое привело нас сюда?
— Нет еще, и сделал я это по многим причинам; я решил ждать для этого более удобной минуты.
— Дело ваше, но только вам ведь известно, что надо торопиться.
— Знаю, положитесь на меня.
— О! Что касается этого, то я даю вам carte blanche . Что мы должны делать теперь?
— Всего-навсего сесть на лошадей и ждать Чистое Сердце, который приедет за нами; ему поручено руководить церемонией.
— Пока что все это для нас не трудно, — со смехом сказал американец.
Через несколько минут охотники уже были на ногах; умывшись, они оседлали лошадей.
Не успели они сесть в седла, как странный шум от барабанного боя, визга дудок, ружейных выстрелов, собачьего лая и радостных кликов возвестил им о прибытии Чистого Сердца.
Молодой охотник приближался во главе большого кортежа индейских воинов, одетых в самые великолепные костюмы, выкрашенных и вооруженных, как для военных действий. Они гарцевали на прекрасных мустангах.
Кортеж остановился возле хижины.
— Ну что же, готовы ли вы? — спросил Чистое Сердце.
— Мы ждали вас, — ответил Транкиль.
— Так пойдемте.
Все пять охотников присоединились к своему другу и поехали с ним в ряд. Кортеж двинулся дальше.
Индейцы с живейшим удовольствием отнеслись к тому, что охотники-чужестранцы присоединились к ним. В особенности их радовала роль Транкиля и Чистого Сердца, принятая ими в церемонии. Это наполняло их гордостью и служило доказательством того, что белолицые не только не относятся с пренебрежением или равнодушием к их обычаям, но даже, напротив, чувствуют к команчам расположение.
Чистое Сердце тотчас же направился к хижине Черной Птицы.
Все семейство индейца молча и неподвижно сидело вокруг огня. На некотором отдалении от хижины Черная Птица, одетый в великолепный боевой костюм, сидел верхом на лошади. Его окружало несколько воинов, которые, судя по количеству висевших у них на пятках волчьих хвостов, были самыми знаменитыми героями этого племени. В тот момент, когда кортеж выехал на площадь селения, площадь эту пересек одинокий всадник мрачного вида и с горделивой осанкой; он направился к хижине совета.
Это был Голубая Лисица. При виде кортежа на губах его появилась загадочная улыбка. Он остановился, и команчские воины продефилировали перед ним.
— Берегитесь этого человека, — пробормотал Транкиль, наклонившись к уху Чистого Сердца. — Либо я сильно ошибаюсь, либо его поручение — приманка, скрывающая в себе какую-нибудь измену.
— Я тоже так думаю, — ответил охотник. — Этот мрачный человек таит в себе недоброе! Но совет уже предупрежден и наблюдает за каждым его шагом.
— Я давно знаю его, это — негодяй до мозга костей. Я, со своей стороны, не упущу его из виду.
— Но вот мы уже у цели нашей поездки. Займемся делом!
Чистое Сердце поднял руку, и при этом сигнале внезапно замолкла музыка (если только можно назвать музыкой те оглушительные и, вместе с тем, раздирающие душу звуки, которые издавали инструменты в неумелых руках индейцев). Тогда воины взяли свои боевые свистки и трижды пронзительно свистнули. В ответ на это раздался такой же свист со стороны отряда Черной Птицы. Кортеж остановился.
Между двумя группами всадников было пространство шириной метров в двадцать. Чистое Сердце, Транкиль и его спутники, размахивая оружием, двинулись вперед; навстречу им выехали Черная Птица и его воины. Проехав несколько шагов, те и другие всадники остановились. Чистое Сердце, вежливо раскланявшись, заговорил первым:
— Я вижу, что отец мой — великий вождь, — сказал он. — На голове его красуются священные перья, грудь его расписана воинскими знаками, многочисленные волчьи хвосты ниспадают с его пяток до земли. Отец мой, должно быть, знаменитейший воин команчей-антилоп. Пусть он скажет мне свое имя, чтобы я запомнил его как имя уважаемого в совете вождя и опасного в бою храброго воина.
Вождь гордо ухмыльнулся при этой открытой похвале, с достоинством наклонил голову и ответил:
— Мой сын молод, но мудрость живет в нем. Рука его сильна в боях и язык его не раздвоенный. Слава о нем дошла до моих ушей. Недаром братья мои зовут его Чистым Сердцем. Черная Птица счастлив видеть его. По какому поводу приехал Чистое Сердце к Черной Птице с таким большим кортежем и именно тогда, когда сердце вождя печально и ум его затуманило облако?
— Я знаю, — ответил Чистое Сердце, — что вождь печален, я знаю причину его горести. Я приехал с храбрыми воинами, сопровождающими меня, возвратить ему покой и сменить его печаль радостью.
— Пусть сын мой Чистое Сердце объяснится без промедления; он знает, что человек сердечный никогда не шутит с горем старика.
— Я знаю это. Мой отец богат, Владыка Жизни всегда смотрел на него милостивым оком. Семья его многочисленна, сыновья его — храбрые воины, его дочери скромны и красивы. Одна из них, может быть, самая красивая, и, конечно, самая любимая, была сегодня ночью похищена у Черной Птицы.
— Да, — сказал вождь, — команчский воин похитил дочь мою Язык Лани и убежал с ней в лес.
— Этот воин — Черный Олень.
— Черный Олень — один из самых великих вождей и мудрецов нашего племени, сердце мое лежало к нему. Зачем похитил он мое дитя?
— Потому, что Черный Олень любит Язык Лани. Великий храбрец всегда имеет право взять женщину, которая ему нравится, если он достаточно богат, чтобы заплатить за нее выкуп ее отцу. Черная Птица ничего не может возразить на это.
— Если действительно таково намерение Черного Оленя, если он мне предложит выкуп, который должен предложить такой воин, как он, такому вождю, как я, — я признаю, что он поступил благородно, что намерения его были чисты. Если же нет — я стану его неумолимым врагом. Этим он докажет, что злоупотребил моим доверием и обманул мои надежды.
— Пусть Черная Птица не торопится дурно судить о моем друге. Я уполномочен Черным Оленем заплатить выкуп за Язык Лани, — такой выкуп, какой мало кто из вождей имел до этих пор.
— Какой выкуп? Где он?
— У воинов, сопровождающих меня. Но прежде чем представить его моему отцу, я замечу ему, что он не пригласил меня сесть у своего очага и не выкурил со мной трубку мира.
— Мой сын сядет со мной у моего очага и я выкурю с ним трубку мира тогда, когда он исполнит возложенное на него поручение.
— Хорошо, отец мой будет доволен.
Чистое Сердце повернулся к своим провожатым, стоявшим во время этой церемонии, выполненной строго по этикету, молча и неподвижно, и поднял руку. От группы всадников тотчас же отделились несколько человек. Гарцуя и размахивая оружием, они стали позади Чистого Сердца.
— Выкуп! — сказал он им коротко.
— Одну минуту, — вдруг перебил его Черная Птица. — В чем состоит этот выкуп?
— Вы это увидите, — ответил Чистое Сердце.
— Я это знаю, но предпочитаю заранее иметь о нем представление.
—Зачем?
— О-о-а! Чтобы отказаться от него в случае, если он будет недостоин меня.
— Вам нечего опасаться этого.
— Очень возможно. Но я все-таки настаиваю на этом.
— Как вам будет угодно, — ответил Чистое Сердце.
Здесь мы должны познакомиться с дурной чертой характера индейцев. Краснокожие отличаются неслыханной жадностью и стяжательством. Богатство для них — все, но богатство не в том смысле, как мы привыкли его понимать, потому что они не знают цену золота, и этот металл, такой ценный в наших глазах, для них ничто. Зато меха, оружие и лошади составляют, с их точки зрения, богатство, которому они отлично знают цену. А потому мировые сделки белых с первобытными жителями Америки становятся с каждым днем все более затруднительными. Индейцы, видя, с какой горячностью купцы домогаются приобретения мехов, запрашивают за них такую высокую цену, что торговцы почти. лишены возможности покупать их. Отсюда и возникла та ненависть, которую краснокожие питают к белым охотникам, которых они, где только могут, убивают и скальпируют.
Черная Птица был старым индейцем, отличавшимся очень большой жадностью. Почтенный вождь решил, что с его стороны было бы очень благоразумно, прежде чем пойти на сделку, знать, на что он может рассчитывать и действительно ли он получит тот выкуп, который был ему обещан. Вот почему он так горячо настаивал на том, чтобы ему показали, из чего именно состоит предложенный ему выкуп.
Чистое Сердце, хорошо зная, с кем он имеет дело, нимало не смутился этой настойчивостью вождя. Он довольствовался тем, что приказал приблизиться тем воинам, которым был поручен выкуп. Те тотчас же повиновались. Этот выкуп, действительно великолепный, был уже давно подготовлен Черным Оленем. Он состоял из восьми кобылиц, одного боевого коня-трехлетка, мустанга с ногами, точно выточенными резцом художника и огненным взглядом великолепных глаз, четырех ружей, с двенадцатью зарядами каждое, и четырех шкур белых бизонов-самок, очень редких экземпляров и потому очень ценимых в прериях. По мере того как все эти разнообразные дары представлялись вождю, глаза его от радости ярко заблестели, и он делал сверхъестественные усилия над собой, чтобы сохранить самообладание, соответствующее данному случаю, и скрыть удовольствие, переполнявшее его сердце.
Когда все подарки были переданы вождю, он тотчас же отдал их под охрану своих родных и друзей, и Чистое Сердце начал снова говорить.
— Мой отец доволен? — спросил он вождя.
— О-о-а! — воскликнул старый индеец вне себя от радости. — Мой сын Черный Олень великий храбрец, он был прав, похитив Язык Лани! Он взял только свою собственность, потому что она по праву принадлежит ему.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38