Скваттер бросил на асиендадо взгляд, полный ненависти и разочарования.— Предлагая нам свои услуги, вы преследуете только свои собственные цели, — продолжал дон Мигель. — Что это за цели, этого я не хочу знать, не хочу даже слышать об этом… американец никогда от чистого сердца не станет помогать мексиканцу завоевывать свободу; он сам потеряет при этом слишком много.— Итак?— Итак, я навсегда отказываюсь от ваших проектов. Правда, я мечтал вернуть моей родине независимость, которой ее несправедливо лишили… Ну, а теперь мечта эта так и останется мечтой.— Это ваше последнее слово?— Последнее.— Вы отказываетесь?— Да, я отказываюсь.— Хорошо, теперь я знаю, что мне остается делать.— А ну, скажите, что вы станете делать? Это интересно, — сказал асиендадо, скрещивая руки на груди и смотря в упор на своего собеседника.— Сейчас я вам это скажу.— Я жду.— Я знаю вашу тайну.— Всю?— Благодаря этому вы в моей власти.— Сомневаюсь.— Кто может помешать мне отправиться к губернатору штата и выдать вас?— Он вам не поверит.— Вы думаете?— Я в этом уверен.— Ну а я — нет.— Почему?— Вы сейчас это отлично и сами поймете.— Признаюсь вам, мне очень любопытно это узнать.— Несмотря на все ваше колоссальное богатство, а может быть, именно поэтому, несмотря на то, что вы делаете очень много добра, у вас все-таки очень много врагов, дон Мигель.— Я это знаю.— Тем лучше. Эти враги воспользуются, конечно, первым представившимся случаем, чтобы вас погубить.— Весьма возможно.— Вот видите, вы и сами согласны со мной… Ну так вот, когда я пойду к губернатору и скажу ему, что вы составили заговор, и, в подтверждение своих слов, вручу ему, кроме этих писем, еще несколько, написанных и подписанных вами, и которые лежат вон в том сундуке, неужели вы думаете, что губернатор сочтет меня обманщиком и не отдаст приказания арестовать вас.— Значит, у вас есть письма, написанные моей рукой?— У меня три таких письма, и я думаю, что их совершенно достаточно для того, чтобы вас расстреляли.— А!— Да. Вы и сами понимаете, конечно, что в таком важном деле я должен был принять все предосторожности: кто знает, что может случиться, а такие люди как я, — добавил он с иронической улыбкой, — более, чем кто-нибудь другой, имеют массу причин быть осторожными.— Надо признаться, вы хорошо ведете свои дела, — небрежным тоном заметил асиендадо.— Не правда ли?— С чем вас и поздравляю, вы гораздо хитрее, чем я вас считал.— О! Вы меня еще не знаете!— С меня достаточно и того, что я теперь знаю.— Итак?— Мы на этом и закончим наш разговор, если вы позволите.— Вы все еще отказываетесь?— Более чем когда-нибудь.Скваттер нахмурил брови.— Берегитесь, дон Мигель, — глухо прошептал он, — иначе я поступлю так, как говорил.— Если только я дам вам на это время.— Э?— Черт возьми! Хотя вы и очень ловкий плут, но ведь и я не дурак… Неужели вы, в свою очередь, думаете, что я испугаюсь ваших угроз и не сумею лишить вас возможности причинить вред, не мне, — потому что меня, повторяю вам, нисколько не пугают ваши угрозы, — а моим друзьям? Я не хочу и не допущу, чтобы они пострадали вследствие вашей измены и предательства.— Ну и что вы можете сделать, чтобы помешать мне добиться этого результата?— Вы увидите, — отвечал невозмутимо дон Мигель.— А все-таки?— Я вас убью.— О-о! — проговорил скваттер. — Ну, это, знаете, совсем не так уж легко.— Гораздо легче, чем вы думаете, милейший мой.— Гм! Когда же это вы рассчитываете меня убить?— Сейчас!Собеседники в это время сидели перед очагом на противоположных концах скамьи; их разделял только стол, но последний стоял немного сзади, так что, разговаривая, они опирались на него только локтями.Произнеся слово «сейчас», дон Мигель прыгнул, как тигр, на скваттера, совсем не ожидавшего этого нападения, схватил его за горло и повалил навзничь.Оба врага покатились вместе по неровному полу хакаля.Нападение мексиканца было так быстро и неожиданно, что скваттер, несмотря на всю свою геркулесову силу, не мог освободиться от железных объятий своего врага, сдавившего ему горло как в тисках.Красный Кедр не только не мог оказать ни малейшего сопротивления, но не был в состоянии даже вскрикнуть; мексиканец придавил ему коленом грудь и в то же время сжимал руками ему горло.Наконец полузадушенный скваттер дошел до полного изнеможения. Дон Мигель вытащил из-за голенища сапога нож с длинным и тонким лезвием и целиком погрузил его в тело врага.Бандит конвульсивно вздрогнул несколько раз, затем мертвенная бледность покрыла его лицо, глаза закрылись, и он вытянулся и уже больше не шевелился.Дон Мигель оставил нож в ране и медленно приподнялся.— А! — прошептал он, смотря на скваттера с насмешкой. — Мне кажется, что теперь негодяй меня уже не выдаст.Затем он взял лежавшие на столе два письма, достал из сундука находившиеся в нем бумаги, спрятал все это у себя на груди, вышел из хижины и, притворив за собой дверь, удалился большими шагами.Сыновья скваттера не покидали своего поста и, увидя мексиканца, подошли к нему.— Ну, — спросил его Шоу, — вы сговорились со стариком?— Да, — коротко отвечал дон Мигель.— Значит, теперь дело в порядке? — спросил Сеттер.— Да, к обоюдному нашему удовольствию.— Тем лучше! — радостно вскричали молодые люди.Асиендадо отвязал лошадь и вскочил в седло.— До свидания, господа! — сказал он им.— До свидания, — отвечали они.Мексиканец сначала пустил лошадь рысью и ехал так, пока не скрылся из вида сыновей скваттера; тут он отпустил поводья, пришпорил лошадь и помчался во весь дух.— Теперь, — сказал Сеттер, проводив гостя, — мне кажется, что и мы можем идти в хижину.Братья разделяли его мнение, и молодые люди не спеша направились в хакаль.Дон Мигель ошибался, думая, что навсегда избавился от опасного врага, который мог погубить как его самого, так и его друзей.Красный Кедр не умер.В момент неожиданного нападения скваттер почти не оказал никакого сопротивления, так как считал это совершенно бесполезным, потому что борьба могла бы только еще более озлобить врага, и чувствуя, как лезвие ножа проникает в его тело, он решился, по выражению, бывшему в ходу в его стране, playing possum — подражать опоссуму, т. е. представиться мертвым. Хитрость его удалась отлично. Дон Мигель, уверенный что убил его сразу, не повторил удара.Пока враг его оставался в хакале, скваттер лежал не шевелясь, так как это могло бы его выдать; но как только он остался один, он открыл глаза, приподнялся, вынул кинжал из раны, из которой хлынула струя черной крови, и, устремив на дверь, через которую вышел его враг, взор, полный ненависти, передать который невозможно, произнес:— Теперь мы с вами квиты, дон Мигель Сарате… Вы хотели сейчас лишить меня жизни, которую вы же мне спасли… Молите Бога, чтобы нам с вами никогда больше не встречаться.Он глубоко вздохнул и снова безжизненной массой вытянулся на земляном полу.Он был в обмороке.В эту минуту сыновья его вошли в хижину. ГЛАВА Х. Сашем Сашем — индейский вождь.

корасов Прошло несколько дней после событий, описанных нами в предыдущей главе.Был один из тех жарких дней, каких совсем никогда не бывает при нашем холодном климате. Тропическое солнце ярко сияло с безоблачных небес, и его солнечные лучи накаляли песок, которым были посыпаны дорожки в аллеях сада асиенды де-ла-Нориа.В самой гуще сада, среди чащи кактусов, индейских смоковниц и алоэ, стояла беседка, обсаженная цветущими апельсиновыми и лимонными деревьями, распространявшими в воздухе благоухание. В этой беседке между двумя апельсиновыми деревьями висел гамак из волокон phormium tenax Новозеландский лен.

, а в этом гамаке раскинувшись спала девушка.Запрокинув назад голову, распустив свои длинные черные волосы, в беспорядке ниспадавшие ей на шею и грудь, и слегка раскрыв свои коралловые губы, позволявшие видеть ослепительно белые зубы, донна Клара безмятежно спала в своем убежище; черты ее лица дышали счастьем: ни одно еще облачко не затемняло лазурного горизонта ее мирной и спокойной жизни.Было уже около полудня. Солнечные лучи, падая отвесно, делали жару до такой степени нестерпимой, что в асиенде все спали или отдыхали, забившись в укромные местечки, — в жарких странах это носит характерное название сиеста.Между тем недалеко от того места, где, спокойно улыбаясь, спала донна Клара, послышался шум шагов, сперва почти неуловимый, но постепенно все увеличивавшийся, а затем показался человек.Это был Шоу, младший из сыновей скваттера.Каким образом очутился он в этом месте?Молодой человек запыхался; пот лил с его лица.Дойдя до входа в беседку, он бросил тревожный взгляд на гамак.— Она там! — прошептал он. — Она спит.Затем он опустился на колени и в немом восторге любовался девушкой.Долго простоял он так, не спуская глаз со спящей. Наконец он вздохнул и, с усилием оторвавшись от этого очаровательного зрелища, тяжело приподнялся, шепча голосом, слабым как дыхание:— Надо уходить!.. Что, если она проснется! О! Она никогда не узнает, как я ее люблю!Он сорвал цветок с апельсинового дерева, тихонько положил его на девушку и, собравшись уходить, сделал уже несколько шагов, но затем снова вернулся назад и, схватив ребосо Ребосо — короткая мантилья, накидка, которой прикрывают низ лица.

донны Клары, висевшее возле гамака, несколько раз прижался к нему губами, повторяя при этом голосом, прерывавшимся от волнения:— Покрывала им свои волосы!..Затем он выбежал из беседки и вскоре скрылся за деревьями.Он услышал приближающиеся шаги.И действительно, несколько секунд спустя после его ухода в беседку вошел дон Мигель.— Э! — весело сказал он, покачивая гамак, — Проснись, дитя мое!.. Или ты так никогда и не кончишь свою сиесту?Донна Клара, улыбаясь, открыла глаза.— Я уже не сплю, отец, — сказала она.— Очень рад слышать это, — проговорил он, — я люблю, когда мне так отвечают.И он хотел поцеловать ее.Но вдруг девушка приподнялась резким движением, как будто увидела что-то очень неприятное или страшное, и лицо ее покрылось мертвенной бледностью:— Что такое с тобой? Что случилось? — с испугом спросил ее асиендадо.Девушка показала ему цветок с апельсинового дерева.— Ну, — продолжал ее отец, — что же в этом такого ужасного? Он мог упасть с дерева в твой гамак во время сна.Донна Клара грустно покачала головой.— Нет, — отвечала она, — это совсем не так. Я уже несколько дней подряд, просыпаясь, всякий раз вижу цветок на этом же самом месте.— Да ты с ума сошла!.. Это простая случайность, а ты выдумываешь себе Бог знает что!.. Успокойся, голубушка моя, и не думай больше об этом; ты вся побледнела… ну, стоит ли так пугаться из-за всяких пустяков? Впрочем, я могу сейчас порекомендовать тебе и лекарство… если ты так боишься цветов, почему не совершаешь ты своей сиесты у себя в спальне вместо того, чтобы забиваться сюда, в эту беседку?— Это правда, отец, — сказала успокоившаяся и повеселевшая девушка, — я непременно последую вашему совету.— Отлично, значит, об этом не стоит больше и говорить… а теперь поцелуй меня.Девушка бросилась в объятия отца, которого она осыпала ласками.В это время в беседку вошел пеон.— Что вам нужно? — спросил его дон Мигель.— Ваша Милость, — отвечал пеон, — в асиенду только что прибыл краснокожий воин, он желает с вами говорить.— Вы его знаете? — спросил дон Мигель?— О! Да, Ваша Милость, это Моокапек — Орлиное Перо — сашем корасов с Рио-Сан-Педро.— Моокапек! — повторил асиендадо с удивлением. — Зачем могло понадобиться ему видеть меня? Зовите его сюда.Пеон ушел; через несколько минут он снова появился, но уже не один — с ним пришел Орлиное Перо.Вождь предстал во всем параде; весь его костюм говорил, что сашем вышел на тропу войны.Волосы на его голове, перевязанные кожей гремучей змеи, были приподняты на макушке, и тут в них воткнуто было орлиное перо; блуза из полосатого миткаля, украшенная массой погремушек, спускалась до самых бедер, защищенных от укусов москитов панталонами из той же материи; на ступнях были надеты мокасины из кожи пекари, украшенные фальшивыми жемчужинами и иглами дикобраза; к пяткам, как отличительный знак знаменитых воинов, было привязано несколько волчьих хвостов; за пояс из лосиной кожи были заткнуты нож, трубка и мешочек с лекарственными травами; на шее было надето ожерелье из когтей гризли и бизоньих зубов; наконец, великолепная шкура самки белого бизона, выкрашенная с внутренней стороны в красное, была накинута на плечи, заменяя собой дорожный плащ. В правой руке вождь держал орлиное перо, а в левой — американский карабин.Войдя в беседку, вождь грациозно поклонился донне Кларе, а затем выпрямился и стал молча ждать, пока с ним заговорит дон Мигель.Мексиканец с минуту разглядывал индейского вождя, по лицу которого было видно, что с ним случилось какое-то большое горе.— Добро пожаловать, брат мой, — сказал асиендадо, — чему обязан я удовольствием тебя видеть?Вождь бросил мимолетный взгляд на молодую девушку.Дон Мигель понял, чего хочет индеец, и сделал донне Кларе знак удалиться.Они остались одни.— Брат мой может говорить, — сказал тогда асиендадо, — уши друга открыты.— Да, отец мой добр, — отвечал индеец своим грудным голосом, — он любит индейцев; жаль только, что не все бледнолицые похожи на него.— Я не понимаю моего брата… Разве его оскорбил кто-нибудь?Индеец грустно улыбнулся.— Где правосудие для краснокожих? — сказал он. — Индейцы — животные… Великий Дух не дал им души, как бледнолицым, и убивать их не считается за преступление!— Вождь, вы говорите загадками, я вас не понимаю… Скажите мне, пожалуйста, сначала: почему покинули вы деревню вашего племени? Отсюда ведь довольно далеко от Рио-Сан-Педро.— Моокапек один, его племени больше не существует.— Что такое?— Бледнолицые напали ночью, как трусливые ягуары; они сожгли деревню и перебили всех жителей, не исключая женщин и малолетних детей.— О! Это ужасно! — невольно воскликнул асиендадо.— Да! — продолжал вождь с иронией. — За волосы индейцев платят дорого!— А вы знаете людей, которые совершили это отвратительное преступление?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38