— И выше, выше по склону! — скомандовал спасенный, когда Микула очутился на другой стороне оврага. — Еще выше, еще!
Лошадь, понукаемая Микулой, с трудом взбиралась по крутому склону, каждый миг рискуя покатиться вниз. Вот она остановилась, развернулась боком и без всякой команды двинулась навстречу бьющему ей в морду пышущему жаром потоку пыли. Сотник, собравшийся плетью заставить скакуна выдерживать прежнее направление к гребню оврага, увидел, что это невозможно. Ровный до этого глиняный склон оказался покрыт каменными глыбами, преградившими дорогу вверх. Опустив голову к самой земле, лошадь интуитивно, а может, по каким-то лишь ей известным признакам отыскивала проходы между глыбами. Поскольку седок сзади хранил молчание, Микула понял, что животное выбирало нужный путь.
Вскоре вместо каменных глыб справа пошли высокие, отвесные пласты известняка, сплошной стеной отрезавшие дорогу из оврага вверх. Дороги не было и вниз — склон слева резко обрывался, оставляя для передвижения узкую каменную тропу-терраску. Дно оврага осталось где-то далеко под ногами, и, чтобы не рухнуть вниз, нужно было не только устоять под порывами ветра, но, стремясь уклониться от самых сильных, не сделать даже полшага с тропы в сторону. Полностью закрыв глаза от ветра и пыли, Микула всецело доверился верному скакуну.
— Сотник, стой! — раздалась команда сзади.
Резко натянув поводья, Микула открыл глаза, оглядел место, где пришлось остановиться. Под ногами — тропа, впереди — уже в двух шагах непроницаемая для глаз серая пелена, слева, прямо под стременем, — обрыв, справа — сплошная стена-монолит.
— Дозволь копье, — прозвучала просьба из-за спины.
— Держи, — протянул Микула древко.
Выставив копье перед собой, спасенный начал водить острием по каменной стене на уровне головы Микулы. Что он там ищет? Скала как скала: отполированная ветром и песчаной пылью, с заметными кое-где на поверхности трещинами и выступами. Но что это? Острие копья полностью вошло в одно из неприметных углублений в стене-монолите, после чего быстро метнулось в нем взад-вперед три раза, затем, уже гораздо медленнее, еще дважды. И Микуле показалось, что одновременно с этим внутри скалы раздались звуки, напоминавшие колокольный звон в христианских храмах. Наверное, почудилось? Нет, не почудилось, хотя доносившиеся теперь из скалы звуки напоминали скорее скрежет металла по металлу, нежели звон колокола.
— Сотник, возьми копье обратно, — сказал спасенный, протягивая оружие Микуле.
Но тот был поглощен другим, уставившись во все глаза на участок скалы рядом с углублением, в котором только чтб побывало острие копья. Каменный пласт, немного выступавший на тропу, прежде казавшийся в пыльном мареве неразрывным целым со скалой, отделился от нее и начал медленно опускаться на тропу. По мере того как он приближался к тропе, за ним все шире открывался ход в чрево скалы. Минута— и грубо вытесанный из тонкого камня квадрат со сторонами в два человеческих роста лежал на тропе, а в скальном монолите зиял черный провал. Вспыхнувший внутри него свет позволил рассмотреть две человеческие фигуры, стоявшие у деревянного барабана с накрученной на нем металлической цепью. Обе фигуры были в цветных халатах и кольчугах, с мечами на поясах, над барабаном с цепью был подвешен небольшой колокол с увесистым языком. Выходит, слух не подвел Микулу: именно звон колокола, потревоженного толчками копья, служил для охранников входа условным сигналом, что внутрь скалы необходимо впустить своих.
— Езжай на свет, сотник, — предложил спасенный. — Иль боишься? — хохотнул он.
Вместо ответа Микула взял из его рук копье, направил лошадь в провал. Поравнявшись с охранниками, он бросил взгляд на барабан с цепью и разочарованно вздохнул. Ничего особенного: все точь-в-точь, как при спуске и подъеме мостов через крепостные рвы. Нижний край каменного квадрата с обеих сторон был соединен вращающимися металлическими штырями со скалой, и путем наматывания или разматывания цепей на двух барабанах можно было, опуская или поднимая каменную дверь-квадрат, открывать либо закрывать вход в подземелье. Когда Микула проезжал мимо охранников, оба склонили головы, а один взял его лошадь под уздцы и пристроился рядом с ней.
— Провожатый не нужен, поеду один, — прозвучал голос спасенного. — Воинам-русичам дайте факелов на всю дорогу к Зеленому острову. Закрывай вход. Свой факел оставь мне.
Охранник молча протянул факел, отступил снова к барабану с цепью. Микула поразился тону голоса, которым сидевший за его спиной человек разговаривал с охранником. Это был явно голос командира, человека, занимавшего положение гораздо выше, чем встретившие его разбойники. Поэтому они, видимо, и склонили головы, когда он, а не Микула, поравнялся с ними. Впрочем, разве Исаак не говорил, что казнь в сундуке как раз и предназначалась для разбойничьих главарей?
— Сотник, я буду освещать тебе дорогу, — сказал спасенный, поднимая факел вровень с плечом Микулы. — Езжай прямо, а где потребуется свернуть, я предупрежу.
Ход, по которому они ехали, служил когда-то руслом подземной реки, стекавшей в овраг, откуда отряд начинал путешествие. Ход оказался коротким — три-четыре поворота, четверть часа пути, и впереди появилось широкое пятно света. Чем ближе к нему приближались всадники, тем явственнее доносился свист ветра и сильнее першило в горле от пыли. Светлое пятно было выходом из скалы на такую же тропу-террасу, с которой они попали в бывшее речное русло. Здесь, в отличие от входа, подъемная каменная дверь отсутствовала, хотя также находились двое вооруженных охранников.
— Налево, — сказал спасенный, когда лошадь Микулы очутилась под открытым небом.
И снова завывание ветра в ушах, запорошенные пылью глаза, спотыкающаяся на неровной каменистой тропе лошадь. Вот тропа начала плавно спускаться вниз, в скале мелькнул лаз внутрь, через время второй, третий. Однако седок сзади молчал, и Микула продолжал путь дальше.
— Сюда, — проговорил спасенный, когда Микула поравнялся с очередным входом в подземелье.
Ход вывел отряд на склон неглубокого оврага, густо усеянного крупными валунами, между которыми ветер гнал тучи песчаной пыли.
— На ту сторону, сотник. Держи направление на камни, что против нас.
Проехав сотни три-четыре шагов по склону оврага, всадники перемахнули его гребень и очутились на небольшом участке полупустыни, стиснутом с трех сторон оврагами. Несколько минут по ровной земле, и снова под копытами лошадей глинистый склон оврага. Затем его сменила узкая тропа с нагромождением скальных обломков справа и зияющей пропастью слева. И вновь склон оврага, дно другого, русло высохшей речки внутри очередного каменного массива.
В начале пути Микула пытался запоминать маршрут, которым они ехали, и приметные ориентиры на нем. Но уже через пару часов понял, что среди множества оврагов, высохших подземных речек, ходов и пещер внутри скал впервые попавшему сюда человеку разобраться невозможно. Тем более что двигаться приходилось чаще всего в пыльном мареве, отчего окружающая местность казалась однообразно серой и расплывчатой, словно ночью. Иногда создавалось впечатление, что отряд по два-три раза проезжал по тем же тропам и подземным ходам, петляя по одному и тому же участку долины. Может, так и было? Почему разбойничий главарь не мог запутывать русичей, дабы иметь уверенность, что ни один из них не сможет найти сам дорогу к его становищу или привести с собой других людей? Хотя зачем ему подобная предосторожность? Разве русичи напрашивались к нему в гости, разве не он пригласил их сюда в благодарность за собственное спасение? Наверное, такими были все дороги в долине и под ней, благодаря чему единственными обитателями сих мест являлись, не считая духов зла, разбойники.
— Держись крепче, сотник, — вывел Микулу из раздумий голос сзади. — Впереди река с сильным течением.
Микула открыл наполовину смеженные глаза, огляделся по сторонам. Действительно, в свете факелов у ног лошади блестела вода, над головой нависал неровный мрачный свод очередного подземелья, справа и слева на расстоянии вытянутой руки тускло мерцали покрытые плесенью каменные стены. Не раз виденная сегодня картина, если не считать, что отряд впервые встретил живую воду, а не память о ней, которую несли в себе сухие, безжизненные русла. Однако лошадь Ми-кулы, жадно потянувшаяся мордой к воде, не стала ее пить.
— Соленая. Та, о которой ты говорил, упоминая проделки Чернобога и его подручных, — объяснил голос сзади. — Но какая для нас разница, пресная она или нет? Главное, сотник, держись крепче в седле сам и не позволяй своевольничать лошади. Смелее в реку!
Подземный водный поток, хотя и занимал весь ход от стены до стены, был неширок — десять-двенадцать локтей, но с быстрым, сильным течением. К тому же его дно было усеяно множеством камней, о которые постоянно спотыкались кони. Там, где ход сужался, течение становилось еще быстрее, причем настолько, что увлекало за собой мелкие камни. Они с силой ударяли лошадей по ногам, отчего те часто вздрагивали крупом и ржали от боли.
Иногда в стенах хода виднелись ведущие вбок сухие ответвления, — по-видимому, высохшие русла бывших притоков подводной реки. Но седок сзади никак не реагировал на них, и Микула продолжал двигаться дальше по течению. Впереди показался очередной, ничем не примечательный ход вправо, и тут из-за спины сотника раздался короткий резкий свист. Едва он смолк, прозвучали еще три, на сей раз длинные и переливчатые. Не успело стихнуть эхо от них, как из хода ответили таким же свистом.
— Сворачивай вправо, сотник, — распорядился спасенный. — В седле сидеть не надоело? — спросил он и, не дожидаясь ответа, предложил: — Давай пройдемся пешком. Вели дружинникам снять меня с лошади, а один пусть поддерживает меня в дороге.
Предложение слезть с коней было излишним — боковой ход оказался намного ниже основного, и даже Микуле, не отличавшемуся высоким ростом, пришлось идти по нему согнув голову. Однако это было полбеды: иногда под ногами возникали трещины, из которых с силой вырывались столбы раскаленной пыли. Одни из них вскоре уносились подземными воздушными течениями в отверстия в своде или стенах хода, другие, растекаясь по ним, заволакивали все вокруг и затрудняли дыхание. Два или три раза из стен начинали бить водяные струи, окутанные столбами пара. Через время ход расширился настолько, что снова можно было сесть на лошадей.
У одного из поворотов седок сзади вновь свистнул, ответом ему послужил свист из расщелины у потолка. За этим поворотом оказался еще один, за которым в глаза Микуле ярко ударило солнце. Настоящее солнце, а не его блеклое, затянутое пылью подобие, что висело над головой, когда отряд двигался по открытым участкам местности. Несколько шагов — и лошадь сотника, покинув подземелье, очутилась на каменном пятачке, которым заканчивался ход.
Пятачок был крошечным: кроме Микулы, на нем смогли поместиться еще трое всадников. И все, приподнявшись на стременах и не говоря ни слова, смотрели на открывшуюся их глазам картину. Казалось, в ней не было ничего необычного: обыкновенная долина с высокой травой, быстрый ручей с покрытыми кустарником берегами, густой осинник на недалеком взгорке. Но после каменистых троп, глинистых склонов оврагов, мрачных ущелий, а пуще всего после надоевшей горячей пыли, проникающей во все поры тела, и ревущего в ушах ветра эта маленькая долина казалась такой желанной, что хотелось сейчас же огреть скакуна плетью и как можно скорее очутиться там. Однако это было невозможно: между пятачком, где стояли всадники, и долиной разверзлась пропасть, в которой клубилось пыльное облако.
Пропасть была неширока — шагов десять-двенадцать, и, если разогнать лошадь, ее можно было бы без особого труда перепрыгнуть. Однако на противоположной стороне, как раз напротив, один возле другого лежали несколько огромных, крутолобых валунов, делавших такую попытку безрезультатной. Перепрыгнув пропасть, лошадь попросту не смогла бы приземлиться на другой стороне на ноги, а, ударившись грудью о валуны, рухнула бы вниз. Но разве проводник привел их сюда для того, чтобы они любовались долиной с каменного пятачка-карниза?
— Перед тобой Зеленый остров, сотник, — прозвучал его голос. — Это единственное место в долине Злых духов, где может жить кто-либо или что-либо. О его существовании знают многие, однако дорога к нему известна только немногим. Я один из них. К Зеленому острову есть два пути — от Итиль-реки и со стороны степи, которым мы сюда и прибыли. Если он показался тебе длительным и тяжелым, знай, что иного попросту нет. Когда-то их было несколько, но угроза нападения стражников заставила нас, живущих на Зеленом острове вольных людей, оставить один-единственный, самый сложный и запутанный, который мы постарались сделать недоступным для чужих…
— И для своих, — в тон ему сказал Микула, указывая на пропасть под ногами и на валуны.
— Ошибаешься, эта пропасть непреодолима лишь для незваных пришельцев, но не для моих гостей. Будь иначе, никто из вас никогда не оказался бы здесь, а остался под стрелами наших дозорных, которые стерегут путь к Зеленому острову. Некоторых из них ты уже видел, свист других слышал, сейчас познакомишься еще с четырьмя.
Из— за спины Микулы раздалось громкое воронье карканье, на которое ответили таким же из-под кустов на берегу ручья. А в следующий миг оттуда появилась четверка воинов в халатах, с мечами на поясах и луками за плечами, тащивших деревянный мостик-кладку. Подойдя к пропасти, они сдвинули в сторону два валуна и поставили на это место торчком мост-кладку. К одному его краю были привязаны два каната, на которых воины стали спускать поднятый вверх край мостка на пятачок-карниз. По их сноровистым движениям чувствовалось, что подобная работа им не в новинку, и кладка, опустившаяся как раз перед копытами лошади Микулы, подтвердила это.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94