Ведь ежели это по силам ему, значит, и другим людям? Но, возможно, это совпадение мыслей чистая случайность: у них со священником просто схожий склад ума либо она выдала себя в его присутствии неосторожным поступком или случайно сорвавшимся с языка лишним словом? А может, священник говорит совсем о другом, нежели думает она?
— Великая княгиня, ты хорошо понимаешь меня, — возразил Григорий. — Сейчас ты желаешь удостовериться, что встретила человека, способного постичь твои сокровенные мысли, которые тебе хотелось бы держать в тайне от всех других людей. Я не враг тебе, а потому мне нечего скрывать. Желаешь, чтобы я подробнее объяснил свои слова? Слушай.
Григорий зачем-то бросил взгляд на солнце, после чего снова уставился взором на речную ширь.
— Помнишь, как князь Олег стремился соблюсти равновесие сил между славянской и варяжской частями своей дружины? Отчего, мы знаем оба. Но разве так он вел бы себя сейчас на месте князя Игоря, законного князя Руси, чьи руки не обагрены кровью Аскольда и Дира? Конечно, нет! Он не опирался бы на викингов, опасаясь славян, и не задабривал бы без меры славян, дабы при необходимости укротить желание многих ярлов разграбить Русь. Он сломал бы ненужное теперь равновесие, при котором, не располагая ни одной дружественной для себя силой, он имел две враждебные! Он стал бы главой только русичей, навсегда отодвинув врагов на второй план. Именно подобную цель поставил перед собой тот, кто не просто задумал поход на Каспий, а до мелочей продумал его. Кто привлек к походу не только дружину ярла Эрика, но викингов ярла Олафа и других, менее известных варяжских военачальников? Это сделала ты, великая княгиня, но не твой муж!
— Да, Олафа и его друзей-ярлов, прежде служившим императорам Нового Рима, позвала в поход я. Но что удивительного в том, что, желая победы русскому войску и славы мужу, я захотела укрепить великокняжескую дружину?
— Победы своему войску и славы собственному имени не меньше твоего желал и князь Игорь, однако он не решился на чрезмерное усиление войска наемными варягами. Он поступил согласно старым заповедям князя Олега, не понимая, что их время безвозвратно ушло и сегодня надобно действовать совсем по-иному. Зато это прекрасно поняла ты, отчего и собрала в поход на далекий Каспий всех варягов, кого тебе оказалось по силам.
— По-твоему, я смогла понять то, чего не удалось великому князю? Что же это?
— Разумение, что ежели князь Олег был в Киеве пришлым рарогом, то твой муж является уже законным русским князем. А потому ему незачем иметь в дружине равновеликие славянское и варяжское начала, ему надобно опираться только на славянскую мощь, усиливая ее по мере надобности наемными викингами. Отныне ни в одной варяжской голове не должна даже мелькать мысль, что они могут быть хозяевами Киева или Руси, им надобно твердым перстом указать надлежащее место — наемные воины либо гости-купцы. И только! Раз и навсегда!
Ольга слушала собеседника со все возрастающим интересом. Он говорил то, о чем несколько минут назад думала она. Впрочем, она еще не выслушала его до конца. Неужто перед ней человек, чьи рассуждения полностью созвучны ее? Неужто она встретила того, кто также пришел к мысли о необходимости свершения деяний, на которые решилась она? Если это так, зачем боги послали ей сего иноверца? Чтобы он стал ей союзником, или открыто явили недруга, чей ум не менее опасен, чем мечи и секиры викингов Свенельда?
— Викингам надобно указать их место на Руси? Точнее, их место в сегодняшней Руси, а не при князе Олеге? Но каким образом свершить сие? Да и возможно ли такое? Викинги не понимают слов, они признают лишь силу! Воевать с ними? Великому князю вполне по силам разгромить обосновавшихся на Руси варягов, а что дальше? Викингами кишит Византия, ими полно Варяжское море, каждый год через Русь перекатывается вал викингов с севера на юг и обратно. Неужто они спокойно воспримут весть, что их братьев по крови и ремеслу задумали выжить с Руси? Никогда! Они затаят злобу и станут ждать удобного случая, чтобы обрушиться на Русь и снова захватить Киев, посадив на стол великих князей своего конунга! И горе Руси, ежели она предоставит им такой случай либо ослабнет в борьбе со своими извечными врагами — Византией и Хазарией: нашествия викингов ей не миновать. Вот что значит ссориться с викингами, пригретыми в Киеве князем Олегом и крепко пустившими на Руси свои корни!
Заключительную часть речи Ольга произнесла быстро, запальчиво, однако разум ее был холоден. Что ответит ей священник? Она сознательно подвела его к черте в разговоре, переступив которую собеседник неминуемо должен был показать, что он собой представляет: человека, полностью постигшего замысел Ольги или только нащупавшего путь к нему.
— Великая княгиня, ты рассказала, как рассуждает о взаимоотношениях с викингами твой муж Игорь. Уверен, что ты видишь решение этого вопроса совсем по-другому.
— По-другому? Как?
— Великий князь прав: осевшие на Руси викинги и их собратья на Русском и Варяжском морях — единое целое, и, начиная борьбу с викингами в Киеве, ты неминуемо вызываешь на бой и их собратьев вокруг него. Значит, чтобы избавиться от варяжской зависимости, великому князю надобно решить две задачи: обескровить викингов так, чтобы они несколько лет не могли представлять серьезной угрозы ни внутри Руси, ни на ее кордонах, и свершить это, не ввязываясь с ними в открытую борьбу. Так?
— И ты знаешь, как решить подобную задачу? — вопросом на вопрос ответила Ольга.
— Конечно. Точно так, как задумала ее решить ты, великая княгиня. Я собрал бы в одно войско все дружины ярлов, обосновавшихся вокруг Руси, и отправил их в дальний опасный поход. Когда они, изрядно обескровленные, возвратятся из похода и покинут Русь, я поставил бы Свенельда перед выбором: быть в киевской дружине наемным ярлом, ежели он считает себя викингом, либо обычным воеводой, коли он вздумал навсегда обосноваться на Руси. Зная, что ему ждать помощи не от кого, умный Свенельд наверняка смирил бы гордыню и предпочел остаться воеводой и боярином на Руси, чем снова начинать трудную и непредсказуемую жизнь морского бродяги… Разве не по этому плану свершается сегодня поход на далекий Каспий? Из каждых десяти мечей в великокняжеском войске четыре варяжских, в нем собраны дружины ярлов с Русского и Варяжского морей, и многие из них уже никогда не смогут стать недругами Руси, ибо сложат головы на берегах Хвалынского моря. А когда остатки прежней варяжской силы возвратятся, пусть даже с победой и богатой добычей, Свенельд поймет, что он, вздумай противиться любой воле великого князя, останется с ним один на один, опираясь на поддержку лишь своих наполовину обрусевших викингов. Этот человек воистину знал все! Он не просто проник в ее мысли, он во всем мыслил, как она! Главное теперь определить, кто он — друг или враг?
— Утверждаешь, что поход вершится по моему плану? Почему? Лишь оттого, что я поддержала просьбу ярла Олафа примкнуть к войску великого князя? А не думаешь, что я могла сделать это по желанию моего мужа или с его согласия? Ярл Олаф пребывал в Киеве на распутье: продолжать путь в Царырад либо вступить в дружину великого князя. Поскольку запретный плод всегда слаще, мой муж не спешил удовлетворить просьбу Олафа, чем все больше разжигал его желание остаться на Руси. Когда же князь Игорь все-таки уступил Олафу, якобы благодаря моему заступничеству, в дружину тут же поспешили вступить еще несколько ярлов, также собиравшихся прежде следовать в Византию. Они рассуждали просто: если великий князь не желает брать в поход лишних воинов, значит, он полностью уверен в его успехе, а сам поход сулит богатую добычу, которой киевский князь не намерен делиться с другими. Разве не могло быть так, как я сказала?
— Вполне могло, — согласился Григорий. — Но этого не произошло, поскольку подобные рассуждения слишком сложны для твоего мужа. Он учился у князя Олега сражаться с врагами и беречь себя от мнимых друзей, но никак не разбираться в хитросплетениях политики или утруждать себя размышлениями о завтрашнем дне Руси. Зато этим занималась ты, великая княгиня. Причем ты училась не только у князя Олега, а везде, где только могла. Например, лишь ты читаешь книги и манускрипты, что были собраны в великокняжеском тереме покойным князем Аскольдом. А ведь из них можно почерпнуть много того, чему нельзя было научиться у князя Олега либо предшествовавших ему правителей Руси.
— Тебе известно о библиотеке князя Аскольда? — удивилась Ольга. — Откуда? И отчего тебя это интересует?
— Я христианин, и мне небезразлична жизнь и судьба первого из киевских князей, принявших веру Христа. Что привело его к нашей вере, что заставило сделать окончательный выбор в решении отречься от язычества? Разве не важно знать сие мне, пастырю киевских христиан?
— Тебе удалось ответить на свои вопросы?
— Да.
— Что же заставило русского князя, внука Перуна, предать веру предков?
— Разочарование в языческих богах и проникновение в суть христианства. Однако для этого нужно было быть таким, как князь Аскольд, — умным, смелым, не скованным в мыслях, решительным в поступках. Он, как и ты, хотел знать больше других людей, видеть дальше их. Он стремился понять то, чего не было дано большинству людей вокруг него, и полученное знание неминуемо привело его к вере в Христа.
— Но разве меньше знаний было у его брата князя Дира? Или у князя Олега, коего уже при жизни нарекли Вещим? Отчего же они сохранили верность старым богам?
— Знание — это оружие, которое человек может направить в любую сторону. Князья Дир и Олег тоже многое знали о Византии и христианстве, но разве пытались проникнуть в державное устройство страны-соседки, понять сокровенную сущность учения Христа? Нет, ибо видели в империи и христианстве своих врагов, а князь Аскольд осмелился взглянуть на них другими глазами — глазами если не друга, то хотя бы постороннего, непредвзятого человека. Ему открылось столь много неведомого прежде, что он осудил свои многолетние заблуждения и принял истинную веру. Оттого, что ты стоишь на пути князя Аскольда, ведущем к познанию истины, я решил подойти сегодня к тебе.
— Ты хочешь сказать, что я тоже способна предать веру предков? — повышая голос, гневно спросила Ольга.
— Отнюдь, — успокоил ее Григорий. — Я имел в виду совсем другое. Ты умна, как князь Аскольд, читаешь те же книги, что он, ты женщина и не питаешь личной ненависти к христианству, как русичи-воины, встречавшиеся с ромеями на полях брани. Поэтому именно ты, великая княгиня, можешь понять нас, христиан, и меня, их киевского пастыря, точно так хорошо, как князь Аскольд.
— Понять? В чем?
— В том, что киевские христиане не враги Руси. Русь может враждовать с христианской Византией, другими христианскими державами и их владыками, но не с нами, ее жителями-христианами. Этого не могли понять предыдущие князья, может, сие поймешь ты и сможешь убедить в этом своего мужа.
Ольга рассмеялась.
— Думаешь, кому-то удастся убедить князя Игоря в том. что христиане его друзья? А может, заодно признать друзьями Руси и хазар-иудеев? Тогда отчего Русь постоянно вынуждена защищаться от них, отчего на ее рубежах из года в год льется русская кровь? Нет, в доброжелательность к Руси Византии и Хазарии не верю даже я, женщина, а потому не собираюсь убеждать в сей нелепице великого князя.
— Я говорю не о любви Византии к Руси, а о том, что на ней вполне допустимо мирное соседство христиан и язычников, одинаково подданных великого князя. Отчего русичи-христиане должны отвечать за деяния императоров Нового Рима, германских королей, польских князей? Ведь русичи-христиане зачастую даже не видели их в глаза, их нога никогда не ступала на землю христианских держав. Не согласна со мной? — спросил Григорий, заметив в глазах собеседницы насмешливый блеск.
— Нет. Убеждена, что сейчас христианский Новый Рим желает разгрома войск моего мужа, равно как и поражения другого своего врага, Хазарии, от асиев, печенегов и гузов. Так почему иного должны хотеть и другие христиане, будь они даже русичами или хазарами по крови? Ведь для вас земная жизнь — всего краткий миг, а вечно жить вы собираетесь на Небе, подле своего Христа. Для вас родная земля, родной народ — ничто, для вас главное — принадлежность к вашей вере. Разве не ваши боги изрекли, что для них нет ни эллина, ни иудея? А значит, и русича, хазарина, печенега. Вы, христиане, служите только своему Богу, и никому более.
— Ошибаешься, великая княгиня. Разве ты не слышала или не читала, что наша вера гласит: всякая власть от Бога. Всякая! Ибо власть владык-иноверцев может посылаться нам, христианам, в наказание за грехи наши или как испытание крепости Христовой веры в наших душах. И наш удел не осуждать земную власть, а подчиняться ей! Это не просто слова, я готов доказать сказанное. Сейчас, великая княгиня, ты ломаешь голову над тем, кто я, проникший в твои замыслы — друг или враг? Так?
— Я действительно хотела бы знать это. Ибо то, что услышала от тебя, никогда не говорится без умысла.
— Мой умысел прост — я хочу убедить тебя, что христиане-русичи не враги киевским князьям. Пусть враждуют Русь и Византия — русичи-христиане верны родной земле и своему великому князю. Ты сказала, что мы, русичи-христиане, должны желать поражения войску твоего мужа, ибо Русь — извечный недруг христианской Византии. В таком случае я, пастырь киевских христиан, должен быть на стороне того, кто давно мечтает об ослаблении власти киевских князей. А я, наоборот, пришел предостеречь тебя от его возможных козней, поскольку нам, христианам, нужны покой и мир на Русской земле, дружба и понимание между живущими на ней племенами и верованиями, существующими на ней. Ежели я был бы врагом Руси или ее великого князя, разве открыл бы я перед тобой душу, дав понять, что твои тайные помыслы ведомы еще одному человеку, готовому помочь тебе во имя спокойствия на Руси.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94