Единственная мысль, которая вертелась у него в голове приблизительно звучала следующим образом: «успеть как можно дальше уйти от базы в первый же день». Его армейские ботинки, хотя и были массивны, если не сказать уродливы, хорошо держали ногу, не соскальзывали с мокрых, упавших веток и выпирающих из почвы, покрученных корней, и вообще, были полностью приспособлены именно для таких условий.
Лесной массив, благодаря тому, что располагался в предгорном районе, изобиловал ручейками и узенькими, мелкими речушками, журчанием воды выдававшими свое присутствие среди плотно переплетенных зарослей кустарника и разнообразных вьющихся представителей флоры. Когда на русле образовывался затор, от рухнувшего, подточенного изнутри паразитами исполинского дерева или сам ручей собственными силами делал плотину из нанесенных им же палых листьев, образовывалось крохотное, временное озерцо. Несколько раз Керон останавливался в подобных местах, утолял жажду и умывался холодной, почти ледяной, родниковой водой, пытаясь таким образом придать себе хоть немного бодрости.
Время приближалось к полдню. Пение птиц переместилось далеко вверх, на самый верхний ярус леса. Любовные игры и охоту на насекомых, они предпочитали совмещать купанием в лучах своей родной звезды. Керон остановился на привал, сбросил казавшийся теперь неподъемным ранец и положив его себе под голову около часа лежал, глядя на колышащееся вверху зеленое море, стараясь изо всех сил не заснуть – неизвестно какие опасности могли подстерегать человека в этом диком лесу. Немного отлежавшись, он тяжело поднялся и опять нацепив на себя все свои цацки, пошел дальше.
Когда стало заметно темнеть, он удалился от базы уже километров на тридцать. Учитывая, что ему их пришлось преодолевать не по накатанной дороге, это было неплохим достижением даже для крепкого и здорового мужчины. Нужно было искать убежище на ночь. Ночевать на голой земле и представлять легкую добычу для возможных хищников, ему не улыбалось.
Порыскав немного по округе, Керон обнаружил то, что искал. Хотя убежище было не столь надежным, на какое он расчитывал начиная поиски, но все-таки это было неплохое убежище. Исполинское дерево, ствол которого окружали такие густые кусты, что даже руку нельзя было просунуть сквозь это зеленое обрамление глубже, чем по локоть. Теперь дерево лежало, подточенное вредителями у самой поверхности. Падая, оно подмяло под себя узкий сектор кустарника, образовав тем самым узкий вход в довольно надежное с виду, естественное убежище. Керон обследовал обнаруженное место и остался доволен находкой. Правда пришлось наломать поблизости веток и забросать ими глубокую яму, с торчащими из нее острыми щепками, оставшуюся на месте лежащего дерева. Покончив с этим делом, он отправился поискать хоть что-то, хотя бы отдаленно напоминающее пищу. Керон блуждал между деревьями, до рези в глазах всматриваясь во все больше скрываемое сумерками переплетение ветвей. Крики, хотя и несколько поутихшие, доносились отовсюду, но высмотреть хозяина хотя бы одной из этих крикливых глоток, никак не удавалось.
Вдруг Керон заметил на толстой, нижней ветви дерева довольно большую птицу. Та тихо сидела нахохлившись и даже не пыталась издавать никаких звуков. Видимо вдоволь накричавшись за день, она хотела только одного – спать. Он как мог тихо подкрался ближе. Птичка сидела от него метрах в десяти. Ему было видно, как она время от времени, лениво открывает свой правый глаз и не заметив ничего подозрительного тут же закрывает, не в силах устоять перед усталостью. Керон тщательно прицелился и плавно нажал на спуск. Вспышка выстрела слившаяся в одно целое с громким хлопком и заставила закрыть на миг глаза. Когда он вновь посмотрел туда, куда стрелял, то на ветке уже ничего не было. В воздухе плавно кружился пух и самые мелкие перья. Все остальное разлетелось в разные стороны, окрасив ближайшие ветки и побега красным. Керон несколько минут осматривал почву под деревом, но даже маленького кусочка мяса не обнаружил. Только разбросанные вокруг перья, свидетельствовали о том, совсем недавно здесь была птица.
– Понапридумывают оружия… – зло выдохнул он и выругался. – Мало, что бы оно просто убивало, нет, нужно чтобы в клочья рвало.
Он бы еще кое-что сказал бы, но во-первых, ни одного слушателя поблизости не было, а во-вторых, самому с собой ему говорить что-то не хотелось, тем более, что он и так знал наперед каждое слово этого разговора.
Вопрос о еде откладывался на неопределенное время. Попив из журчащего неподалеку ручейка воды, он отправился обратно. Возле входа он остановился и достал из подсумка две гранаты. Оторвав снизу от куртки две узкие ленты ткани, он повозившись, соорудил две растяжки. Перегородив ими вход в двух уровнях, он с осторожностью установил в петли гранаты и подвесил их снаружи, по бокам от входа, чтобы при взрыве, ударная волна не ударила по нему самому. Потом высоко поднимая ноги перелез через смертельное препятствие и пройдясь по стволу дерева оказался в своей берлоге. Положил рядом с собой оружие, отстегнул и положил на ствол дерева, на пути к растяжкам, полупустой подсумок с гранатами, опасаясь, что спросонок может забыть о настороженной ловушке и с хрустом потянувшись, разлегся на охапке свежих, непривычно пахнущих веток. Ночь заботливо укрыла его своим покрывалом.
Сон не заставил себя долго ждать и явился сразу, прихватив с собой целую охапку остросюжетных и динамичных видений, в которых Керону отводилась всегда центральная и важная роль – по нему стреляли, он пытался удрать, но его непременно ловили, он пытался сопротивляться, но даже пальцем не мог пошевелить в сторону своих обидчиков.
Проснулся Керон еще более уставшим, чем засыпал. Находящийся в стрессовом состоянии мозг, не сумел сразу переварить все навалившиеся на него за прошлые сутки переживания и всю ночь терроризировал сознание своими страхами. Все тело болело, особенно мышцы ног, отдавали ноющей болью при каждой попытке согнуть или разогнуть ногу. Залегшая в тканях молочная кислота при малейшем напряжении вызывала острую боль, пытась просигнализировать о неприемлемо возросшей эксплуатационной нагрузке на организм. Стараясь не подорваться на своих же растяжках, Керон покинул свое убежище и немного прошелся, разминая застывшие во время сна на свежем воздухе мышцы. Прогулка пошла на пользу, боль отступила, но сильно захотелось есть. Желудок безоговорочно требовал пищи, любой, но в больших количествах и на воду, пусть даже родниковую, был уже не согласен. Повинуясь этому требованию природы, Керон отправился с утра пораньше на поиски пищи.
Около трех часов блужданий не принесли никакого результата. Большая дичь, которая даже в разорванном состоянии представляла бы ценность все не попадалась. Однажды Керон набрел на большой куст, буквально обсыпанный какими-то большими, красными ягодами, но боясь отравиться, так и не решился попробовать.
Он уже было совсем разочаровался, как услышал в зарослях едва уловимый шорох. Прокравшись в том направлении он замер на месте и стал прислушиваться. Вскоре шорох повторился, за ним последовал похожий на вопль крик и шуршание листвы. Держа перед собой импульсник, Керон осторожно раздвинул заросли. Ему открылась удивительная картина. Посреди вытоптанного и покрытого корой молодых побегов пространства, гордо восседала огромная, покрытая черной шерстью обезьяна и отправляла в рот только что очищенный от кожуры побег-однолеток. Несколько дальше суетились штук пять самок, выясняя какие-то свои отношения. Вокруг носились детеныши совсем маленькие и постарше. Вожак, а восседавший посреди поляны самец явно был вожаком, медленно повернул голову немного влево и уставился на готового ко всему Керона. Их взгляды встретились. Нижняя челюсть вожака остановилась в то же мгновение, а обструганный зубами черенок выпал изо рта. Они долго смотрели друг на друга. Вдруг вожак вскочил, и несколько раз постучал кулаком по своей, затянутой черной, как ночь, коже груди и басовито, отрывисто выкрикнул.
Керон ничего не знал о том, что прямой взгляд в глаза обезьянам этого вида, испокон веков означал для них вызов.
– Чего кричишь? – Поинтересовался с трудом взявший себя в руки Керон. – Я просто хожу себе, смотрю.
Голос человека довел животное до умопомрачительного состояния. Потеряв остатки самообладания огромная обезьяна, ломая заросли бросилась на Керона. Тот немного помедлил, пока та подбежит поближе и несколько раз подряд выстрелил. Низкопосаженная, обезьянья голова разлетелась в разные стороны, разбросав вокруг не бог весть какие мозги. Массивное тело, судорожно дернув передними, пятипалыми лапами, рухнуло в листву. Единственным проявлением затухающей жизни, была мощная струя алой крови, ритмично бьющая из разорванной сонной артерии. С минуту многочисленная семья, осознавала случившееся трагедию. Напряженную тишину вспорол истошный крик одной из самок, тут же подхваченный всеми остальными. Не прекращая кричать звери бросились врассыпную. Керон только ускорил этот процесс бегства, несколько раз наугад жахнув по кустам. Все мигом разбежались, позорно бросив своего поверженного вожака.
– Сам нарвался, – прокомментировал происшествие Керон оправдывающимся тоном.
Он был далеко не уверен, что если бы обезьяна не бросилась на него, он бы оставил милую семейку в покое и отправился своей дорогой. Керон не совсем еще был готов признать, что господин Случай, кстати очень большой любитель пошутить, поставил вопрос кардинально, как он это умеет, – или умильная идилия диких тварей, или его жизнь. Третьего варианта предусмотрено не было.
Глубоко вздохнул он встал над своей неожиданной добычей и достал из чехла длинный нож. Преодолевая отвращение он перевернул тело на спину и едва сдерживая от немедленного бегства, провел лезвием ножа по лишенной шерсти груди животного. Под черной, блестящей, будто уже обработанной для пошива обуви, кожей, оказалась обычная, розоватая плоть. Около часа он разделывал зверюгу, вырезая только крупные мышцы ног, груди и спины и складывая куски мяса на большие, почти круглые листья, сорванные тут же с какой-то лианы. Его пустой желудок давал отчаянные позывы к рвоте, Керону казалось, что его вот-вот вывернет наизнанку. Он изо всех сил старался не поддаться порыву и едва себя сдерживал. Когда набралось килограмм пятнадцать мяса, Керон завернул его теми же листьями и перетянул своим поясным ремнем. Получился увесистый сверток, который с трудом, но можно было нести.
По дороге к своему логову, Керон тщательно промыл мясо в одном из ручьев.
Добравшись до места, он натаскал здоровенную кучу сухих веток и одним выстрелом из своего импульсника развел костер. Пока тот перегорал, он нарезал живых побегов и заострив их на концах, принялся нарезать мясо тонкими ломтями и насаживать его на эти прутья. Когда костер превратился в груду пышущих жаром углей, Керон повтыкал прутья в рыхлый дерн, расположив их вокруг горки углей таким образом, что мясо едва не касалось углей. Покончив с этим, он начал готовить следующую партию.
Сок и жир с шипением падали на угли. Над поляной почти сразу распространился приятный запах. Через минут пятнадцать Керон перевернул ломти мяса на прутьях другой стороной к жару. По мере того, как они приобретали коричневатую, хрустящую корочку, желудок Керона кардинально изменил отношение ко всему происходящему и страстно возжелал пищи, в подтверждение этому, у него нестерпимо засосало под ложечкой.
Когда, судя по виду, мясо было готово, Керон, стараясь не обжечься, снял с прута самый из зажаренных кусков и слегка его остудив, осторожно откусил, ожидая ощутить нечто отвратительное. В противоположность своим ожиданиям, мясо было не слишком жестким и приятно на вкус.
Полное отсутствие в этом простом блюде соли, не говоря уже о каких-то там приправах, делали его вкус несколько неожиданным, но тот факт, что у животного с вегетарианской диетой просто не может быть мясо до того отвратительное, чтобы человек не стал его есть, получил еще одно подтверждение. Впрочем, человек – такое существо, что сможет есть всякую гадость, упорно предпочитая ее голодной смерти.
Наевшись, Керон почувствовал себя настолько хорошо, что окружающие его дикие джунгли показались ему одним из самым прекрасных мест во всей Вселенной. Истошные крики птиц показались ему удивительными проявлениями прекрасного. Нервное напряжение, добивавшее его последнее время, куда-то делось, уступив место почти полной уверенности в ожидавшем его будущем.
До самого вечера он провозился у костра. Трижды закладывая его заново и повторяя всю процедуру с самого начала, пока приготовил все принесенное мясо. Помня о гигиене, больше половины он засушил до такой степени, что они отличались от подошв его сапог только тем, что на них не было рифления. С непривычки, в этом продукте можно было сразу оставить все свои передние зубы, зато местно микрофлорой, это почти сожженное мясо, дружно воспринималось, как бесполезное, а для некоторых видов и смертельно-опасное для обитания место.
Когда джунгли стал пожирать мрак, Керон уже крепко спал, сытый и довольный, под призрачной защитой двух растяжек и окружающего его плотного кустарника.
Ранним, серым утром следующего дня, он снялся с места и прихватив все свое добро направился на юг. В день он преодолевал около тридцати километров, но ему казалось, что он топчется на месте. Джунгли, не смотря на неописуемое многообразие жизни, с точки зрения путника выглядели крайне однообразно. На ночь Керон располагался либо в непролазных зарослях, а если удавалось влезть, то и среди раскидистых нижних веток огромных деревьев, непременно расставив растяжки. Гранаты Керон расставлял перед каждой ночью. Хотя пока никто и ничто не решилось на него напасть, но во время дневных переходов и вечерних стоянок, он постоянно слышал возню, а иногда, казалось совсем рядом, с хрустом переламывалась сухая ветка, заставляя замереть и долго вслушиваться в лавину звуков леса, забитого до отказа жизнью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81