Маркус ругался про себя, пытаясь в сумерках разглядеть признаки травмы.Блузка задралась, открыв его взгляду обольстительный изгиб затянутого в джинсы зада.– Скажи что-нибудь, Ронни.Она молча попыталась приподняться. Маркус мягко, но настойчиво опустил руку на ее плечо, не давая ей двигаться.– Не торопись, детка. Ты могла серьезно ушибиться. Она покачала головой и сделала попытку встать, преодолевая сопротивление его рук.Он был непреклонен.– Ты не должна рисковать. Не двигайся.Едва уловимый аромат – ее запах – щекотал ему ноздри, рождая желание обнять ее, провести ладонями по гладкой шелковистой коже.Она вдохнула ртом и несколько раз выдохнула. С каждым выдохом дрожь – единственное видимое проявление ее рыданий – уменьшалась.– Я в порядке. Дай мне подняться.Голос ее все еще звучал хрипло, но слез больше не было.Маркус почувствовал облегчение. Он не знал, как быть с ее слезами. Он не привык видеть ее плачущей. Слезы никак не вязались с ее обычным обликом – непоколебимого спокойствия, и они привели его в замешательство. Маркус не должен был так эмоционально реагировать на очевидные проявления того, что ей сейчас плохо, но ничего поделать с собой не мог. Может, она и сама виновата – страдает потому, что такова цена бесчестного поступка, и все равно ей не стоит так казниться.Поскольку она пыталась подняться, несмотря на то что он давил ей на плечи, Маркус решил ей помочь – приподнял ее и усадил к себе на колено.В сгущающихся сумерках он не мог разглядеть выражение ее лица, но видел, что она отворачивается.– Пусти меня, – сказала Вероника.Он покачал головой и сильнее нажал ей на плечи, не желая отпускать.– Ты, возможно, нуждаешься в медицинской помощи.Она засмеялась, и это прозвучало еще горше, чем тогда, в машине. Ронни и раньше смеялась не часто, но искренне. А теперь от ее горестного смеха он поморщился.– Как трогательно. К несчастью, мы оба знаем, что за этой твоей заботой ничего не стоит. Я упала на тротуар лишь потому, что не смотрела себе под ноги. Колени у меня наверняка ободраны и ладони горят, словно от ожога, но врач мне не нужен. Мне просто надо домой.Она окончательно взяла себя в руки. Теперь не было следа ни слез, ни отчаяния. Маркус вдруг подумал, что где-то она должна была научиться так быстро и эффективно брать под контроль собственные эмоции. Раньше он воспринимал это ее умение как данность, считая, что она от природы холодна, но, проведя с ней в постели не один час, понял, что это не так. Даже предательство не смогло стереть у него из памяти ее в минуты страсти.– Я тебя подвезу.Она вновь попыталась отстраниться, и на сей раз он не стал ее удерживать.Вероника встала и отряхнула джинсы.– В этом нет необходимости.Он не мог позволить ей сесть за руль в таком состоянии. Пусть она и умела брать себя в руки за считанные минуты, но он-то знал, что внутри ее всю трясет.– Нет, я тебя довезу.Она скрестила руки под грудью и пошла от него прочь. Даже после всего того, что произошло, он возбуждался от одного ее вида – от этих рук, приподнявших грудь, отчего та казалась больше и круглее.Он сжал кулаки, чтобы не поддаться искушению и не притронуться к ней.– Я не сяду с тобой в машину.– Почему?– Ты еще спрашиваешь? – Она задала этот вопрос таким тоном и сопроводила его столь выразительнымвзглядом: даже дурак бы догадался, что он не заслуживает доверия.– Да, спрашиваю, – пробурчал он.Маркус не давал ей никаких оснований думать, будто с ним ей будет небезопасно. Не он же ее толкнул, черт возьми! Она сама упала.– Я не собираюсь еще и в машине выслушивать твои оскорбления. Я уже поняла, что ты меня ненавидишь. Разве этого мало? – Голос ее был еще слегка хрипловатым от волнения, и это оказалось так не похоже на его прежнюю маленькую Ронни, что он прищурился, пытаясь в надвигающейся темноте разглядеть ее глаза.Ненавидел ли он ее? Ему было бы бесконечно проще сейчас, если бы он действительно ее терпеть не мог, но его тело все еще слишком сильно реагировало на ее присутствие. Он презирал ее за предательство, за бесчестный поступок, был уязвлен тем, что она его бросила, но ненависти в нем не было.– Я тебя не ненавижу.– Не лги мне. В этом нет смысла. Я не знаю, почему ты не сказал Клайну о том, что случилось в «Си-ай-эс», но я все равно тебе благодарна. Если бы я могла как-то возместить ущерб от своего поступка, я бы это сделала.Ему очень хотелось ей поверить. Но зачем снова наступать на те же грабли? Приняв за чистую монету ее слова, он попадет в ловушку. Нет, черт возьми! Не на того напала. Однако Маркус не стал показывать свой скептицизм. Надо вести себя так, чтобы завоевать ее доверие. Только так он сможет завершить расследование в кратчайший срок.Кроме того, он не лгал. Возможно, если бы он мог ее возненавидеть и перестать воспринимать как часть себя, он давно положил бы конец затянувшемуся воздержанию. Он презирал ее и хотел одновременно. Какой жеон дурак! Его осенило внезапно – он должен освободиться от наваждения. Изгнать бесов – избавиться от неотступно преследовавшего его желания.Он еще не знал как, но пока он будет проводить свое расследование, он должен найти способ перестать ее хотеть.Он направился к стоянке машин перед рестораном.– Пошли.Она последовала за ним – молчаливая тень в весенней ночи.Он остановился возле ее машины.– Нам все еще надо поговорить. Она удивила его, кивнув в ответ.– Но не сейчас.– Я тебе позвоню.– У тебя нет номера моего телефона.– Так дай его мне.Она прикусила губу, а затем сказала:– Мы увидимся на работе в понедельник. Тогда и поговорим. – Она не хотела, чтобы он ей звонил.– Твой бойфренд будет против?Он почувствовал облегчение и досаду на себя за это чувство, когда она сказала, что у нее нет бойфренда. Но она все же не хотела, чтобы он ей звонил. Собственно, этот факт его не удивил. У нее были все основания его остерегаться. Она даже не знала, насколько он для нее опасен.– Мы завтра поговорим. Дай мне свой номер.Она не ответила, но вытащила из сумочки блокнот и ручку. Быстро нацарапав что-то в нем, она аккуратно оторвала листок и протянула ему:– Вот.Он взял его из ее пальцев.– Завтра.– Хорошо.Он дождался, пока она заберется в машину. А затем стоял и смотрел, как она повернула ключ в замке зажигания и тронулась со стоянки. Лишь после этого он с помощью пульта открыл дверь «ягуара».Чувство радостного нетерпения, которое он в себе отнюдь не приветствовал, охватило его и не отпускало всю дорогу, пока он ехал в снятую для него Клайном квартиру.Крохотные пальчики на ногах Эрона восторженно сжимались. Ему нравилось купаться.Вероника улыбалась. Она обожала сына и любила его купать. Смочив мягкую губку гелем для младенцев, она осторожно натирала ею детское тельце. Он весь стал скользкий, как мокрый тюлень, и ее рука, державшая малыша за предплечье, соскользнула. Он заурчал от восторга, погрузившись по шею в теплую воду.Воспользовавшись моментом, она ополоснула малыша и была вознаграждена радостным плеском – вся ее футболка покрылась мелкими мыльными брызгами. Эрон весело фыркал.– Ах ты, маленький негодник! Хочешь маму всю намочить?Эрон бил по воде крохотными кулачками, расплескивая воду по ванной – большая часть попадала на Веронику.– Мама.Дженни зашла в ванную:– Тебе звонят.Вероника наклонилась и вытащила Эрона из ванночки. Завернув его в мягкое канареечного цвета полотенце, она спросила:– Кто?Внутри у нее образовалась неприятная пустота. Она и так могла догадаться, кто ей звонит.– Я думаю, это Маркус. Он захотел знать, кто я такая.Нежные младенческие ладошки шлепали Веронику по лицу. Она улыбнулась, несмотря на дурное предчувствие. Как это похоже на Маркуса! Он полагает, что имеет право задавать такие вопросы. И требовать ответа.– И ты ему сказала?– А почему ты спрашиваешь? Ты и меня тоже собираешься от него прятать?Вероника вскинула голову, как от пощечины. В голосе сестры слышались осуждающие нотки.– Нет. Ты просто ни разу раньше не подходила к телефону. Маркуса не интересовала моя жизнь за пределами «Си-ай-эс» и наших с ним отношений.Веронике нелегко далось признание сестре в том, что она позволила втянуть себя в ни к чему не обязывающие сексуальные отношения, в интрижку, одним словом. Она, возможно, так ничего и не сказала бы Дженни о связи с Маркусом, если бы не беременность. Но тут уж деваться было некуда.Вероника не стала ничего приукрашивать. Правда, и только правда. Может, узнав о том, как это бывает, во всех горьких деталях, Дженни постарается избежать подобной ловушки – опыт старшей сестры окажется ей полезен.Ореховые глаза Дженни сверкнули, и на щеках выступила краска.– Я сказала ему: кто я такая – не его дело. Мне не нравится, когда меня допрашивает тот, кого я ни разу не видела.Нагнувшись над ванной вытащить пробку, при этом прижимая Эрона к бедру, чтобы не уронить, Вероника спросила сестру:– Ты ему и об этом сказала?Дженни растерянно заморгала.– Да, что-то вроде того.Вероника могла представить себе, как отреагировал Маркус. Она засмеялась и порывисто обняла сестренку.– Дженнифер Ричардс, ты у меня просто чудо! Дженни вернула объятия и чмокнула в щеку племянника.– Мне нравится, когда ты смеешься, Вероника. Раньше тебя рассмешить ничего не стоило. Тебе палец покажи, и ты готова прыснуть. Мама называла тебя Солнышком. Помнишь?Лучше бы ей об этом забыть. Мысленный экскурс в те времена, когда она была беззаботно счастлива, не делал существование одинокой матери с ежедневной борьбой за существование легче. Хотя Вероника не стала говорить этого вслух.Она лишь кивнула и, дабы не расстраивать сестру, сказала:– Да, помню.Дженни взяла Эрона на руки и принялась его вытирать.– Пойди пообщайся с мистером Всюду-сую-свой-нос. Он уже и так заждался, а терпением его, похоже, Господь обделил. Мне кажется, он уже был не в настроении, когда звонил. А сейчас, видно, готов от злости лопнуть.Отлично. Впрочем, ей плевать на расположение его духа.Вероника уже собралась ответить на звонок, но обернулась к сестре и громко сказала:– Мне не стыдно ни за тебя, ни за Эрона, Дженни. Дженни улыбнулась сестре. Никакого раздражения вней больше не было.– Я знаю. Он просто о нас не спрашивал. Возможно, и так. Но если Маркус не такой эгоист, каким она его рисует, то самой себе можно признаться, что она, Вероника, не решалась рассказать ему о Дженни, потому что просто опасалась увидеть его реакцию. Как он воспримет тот факт, что ей суждено нести на своих плечах огромную ношу ответственности? Она не хотела его потерять. Вероника приняла решение и расправила плечи.– Я скажу ему, кто ты.Дженни подняла голову. Глаза у нее были очень серьезные.– Я думаю, это хорошая мысль.Вероника кивнула и пошла в комнату. Дженни оставила телефон на кофейном столике возле дивана.– Слушаю.– Какого черта? Тебе нужен час, чтобы дойти до телефона?Дженни права. Маркус ждать не любил, но для Вероники это была не новость.– Извини, Маркус, я была занята.– Настолько, что не могла взять трубку? Что-то я не припомню, чтобы ты так по-свински себя вела, когда работала в Портленде.– Я дома, а не в офисе. Это во-первых. А во-вторых, я действительно не могла подойти немедленно. Ты звонил мне, чтобы прочитать нотацию о том, как надо вежливо общаться по телефону?Он вел себя так, словно от того, что он лишние пять минут прождал, Земля перевернулась.Ответом ей было напряженное молчание. Она терпеливо ждала. Она знала, что и Маркус, и Алекс любят держать паузу в разговоре, считая, что тем самым ставят собеседника в трудное положение. Но ее на мякине не проведешь. Она тоже имела в запасе кое-какие приемы, для того чтобы показать, кто тут ведущий и кто ведомый, и знала о некоторых слабостях Маркуса, которые тоже использует к собственной выгоде.– Мой звонок пришелся не ко времени, Ронни? – спросил он наконец.Лучше бы он так ее не называл. Слишком уж это имя напоминало ей о той близости, что была между ними. Которой теперь уже никогда не будет. Но она уже просила его не называть ее так, и он проигнорировал ее просьбу. Больше к этому она возвращаться не станет.– Нет, сейчас я уже могу говорить.– Ты уверена, что не хочешь вернуться к той, что ответила на звонок? Если у тебя гости, я могу позже перезвонить.Он решил испробовать иную тактику. Прикинуться вежливым и учтивым. Но на эту уловку она тоже поддаваться не станет. Маркус выуживал у нее информацию, и она это почувствовала.– У меня нет гостей. Дженни – моя сестра, и она со мной живет.– У тебя есть сестра?Он задал вопрос так, словно она только что призналась, что находится в кровном родстве с инопланетянкой.– Да.– И как долго?– Сколько времени у меня есть сестра? С тех пор, как она родилась семнадцать с половиной лет назад.Она понимала, что он имеет в виду другое, но не поддеть его не могла.– Я спросил, как долго она с тобой живет, – уточнил он, едва сдерживая нетерпеливое раздражение.– Почти пять лет.Маркус с шумом втянул в себя воздух. Должно быть, он сообразил, что это означает. На ее попечении находилась сестра-подросток все то время, пока они были вместе.– Это невозможно. Ты мне ничего не говорила.– Ты меня ни о чем не спрашивал.Он снова замолчал. Она почувствовала, что на этот раз молчание объяснялось не желанием оказаться в господствующем положении, а ступором от услышанного.– Где твои родители?– К чему эти расспросы? – Она не понимала, в чем источник его внезапно проснувшегося любопытства. Прежде он никогда не задавал подобных вопросов, а ведь их отношения были куда ближе, чем сейчас. – Они умерли.Родители Ронни умерли? У нее на попечении сестра-подросток?– Она раньше никогда не отвечала на мои звонки. Он сказал глупость и понимал это, но это первое, чтопришло в его одурманенную голову.– Она была больна.– Все то время, пока мы встречались? – спросил он. В голосе его слышалось недоверие.– Да.Его не устраивали ее краткие ответы. Он хотел знать больше, и она, черт побери, могла бы более охотно рассказать о себе.– Что ты имеешь в виду? Как это она была больна все это время?Голос Ронни звучал ясно и четко, хотя она говорила тихо:– Когда ей исполнилось четырнадцать, у нее диагностировали неизлечимую болезнь крови.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34