Она явно довела себя до ручки опасениями, что Маркус рассказал Клайну о том, что она сделала, прежде чем покинуть «Си-ай-эс».Он собирался успокоить ее за ленчем – сказать, что ей нечего бояться на этот счет. И они могли бы обговорить кое-что еще, он объяснил бы ей, почему вынужден был скрывать от нее истинную причину своего присутствия в «Клайн технолоджи».Она должна понять. Ронни была девочкой разумной, и, если посмотреть на вещи трезво, она не стала бы ставить ему в вину то, что он заподозрил ее в шпионаже. Она должна признать, что обстоятельства были далеко не в ее пользу.Кроме того, как только он скажет ей, что никогда и в мыслях не имел причинить ей вред, она поймет – все, что он здесь делает, всего лишь его работа. Делая эту мучительную работу, он чуть ли не надвое разрывался, но по-другому поступать не мог – выбора не было. И никогда в жизни он не испытывал такого облегчения, как тогда, когда Клайн позвонил ему, чтобы рассказать о том, что обнаружила Ронни. Он нутром почувствовал, что она невиновна.– Уже почти полдень, моя сладкая. Тебя нелегко было найти.Он весь этаж обрыскал, пока ее тут обнаружил.Она распрямилась, и выражение ее лица – холодная маска презрения – вызвало в нем некоторую нервозность.– Может, я не хотела, чтобы меня нашли.Ему совсем не нравились эти слова и то, как она на него смотрела. Словно он был собачьим дерьмом, которое прилипло к каблучкам ее серых лодочек.– С чего бы тебе от меня прятаться, детка?Она прищурилась, и на секунду ему показалось, что она вгонит его в землю этим взглядом.И снова эта холодная маска вместо лица.– Я не твоя детка. Я не твоя сладкая. Я вообще не твоя. И поэтому прошу не употреблять эти бессмысленные уничижительные слова, обращаясь ко мне.Бессмысленные? Уничижительные? Ситуация уходила из-под контроля. По крайней мере она могла бы выяснить, рассказал ли он что-нибудь Клайну, перед тем как делать такие заявления.– О чем, черт возьми, ты говоришь?Ее изумительно очерченные брови взлетели над черной оправой очков.– Все просто. Твоя хитроумная техника обольщения больше не действует. Впредь можешь не стараться. Я и так буду сотрудничать для успешного проведения вашего расследования. Так что нет абсолютно никакой необходимости жертвовать собственным телом ради работы.Она отступила назад, насколько это позволяло ограниченное пространство кладовки, словно желала оказаться от него как можно дальше. Он был в ярости. Она вела себя так, словно само его присутствие было ей невыносимо, не говоря уже о том, что громко вещала о его расследовании, будто здесь их никто не мог услышать, хотя на самом деле место для этого она выбрала не самое безопасное.– Не думаю, что говорить о моей работе здесь – хорошая мысль, – сказал он, упреждающе понизив голос. И тут до него дошел смысл остального ею сказанного. И как только это произошло, голос его возвысился: – Хитроумная техника обольщения?Ее нежные губы сложились в нитку, и ему захотелось расцеловать ее так, чтобы они раскраснелись, набухли и она прекратила использовать этот чудный природный инструмент для извержения подобного мусора.Стараясь говорить как можно спокойнее, он сказал:– Я не знаю, о чем ты говоришь, но одно могу гарантировать – обсуждать это здесь я не стану ни при каких условиях.Он не вступит с ней в дискуссию относительно принесения в жертву расследованию собственного тела в том месте, где их в любой момент может услышать кто-либо из сотрудников компании. В интересах расследования как такового.– Нам ни к чему обсуждать эту тему. Ни здесь, ни где-либо еще. Что касается меня, то если у нас и могут быть какие-то отношения, то отныне и впредь они ограничиваются лишь нашей профессиональной деятельностью и…Он должен был остановить ее, прежде чем она снова заговорит о его расследовании.– Ронни…Вид у нее был такой, что своим взглядом она могла бы превратить его в глыбу льда, но внешность, как известно, обманчива – она сама не ведала, что творит. Очевидно, она была расстроена куда сильнее, чем хотела показать. Но, пока она не отказывалась от диалога, все еще можно поправить. Только говорить здесь нельзя – он должен как можно скорее увести ее из этого здания. Иначе она его раскроет.Маркус схватил ее за предплечье и потащил за собой.– Пошли. Нам надо поесть.Она попыталась оторвать его руку, и он позволил ей это сделать, ловко перехватив ее за талию. Ее и так ставшее не слишком податливым тело напряглось, словно он обнимал не Ронни, а кусок мрамора. Маркус тихо выругался.Разрешить ситуацию после утренних событий оказалось сложнее, чем ему представлялось. Но он как-нибудь это переживет, так или иначе найдет способ уладить разногласия между ними. Черта с два он допустит, чтобы она опять от него ускользнула.Он потащил ее мимо ее отсека, чтобы она захватила сумочку, затем вывел из здания, успев на ходу отметиться у дежурного. Ему пришлось буквально запихнуть ее в машину, но, оказавшись на переднем пассажирском сиденье его «ягуара», она больше не предпринимала дурацких попыток убежать. И слава Богу. Игра в догонялки на стоянке для машин только усложнила бы дело.Они проехали в полном молчании минут пять, когда она ледяным тоном спросила его, куда он ее везет.– Ко мне, – без колебаний ответил Маркус.– Забудь об этом, – категорически заявила она. Она отказывала ему не только на словах: все в ней – и поза, и взор – выражало неприязнь.Маркус метнул на нее взгляд, на миг отвлекшись от дороги. Она смотрела прямо перед собой, поджав губы в ледяном презрении.– Нам надо обсудить несколько щекотливых тем, которые в общественных местах обсуждать не следует. Либо мы едем ко мне, либо к тебе, – добавил Маркус, услужливо предоставляя ей право выбора.Руки ее, лежавшие на коленях, сжались в кулаки и притиснулись к бедрам.– Почему мы не можем поговорить, скажем, в парке? Маркус включил дворники – начал моросить дождик.– Потому что мы находимся на северо-западе страны и климат у нас не располагает к беседам на свежем воздухе. По крайней мере сегодня.Он хотел немного сбросить накал страстей, но тема погоды, очевидно, не показалась ей такой уж забавной. Ронни по-прежнему держалась очень напряженно.– Так куда мы едем? – спросил он.– К тебе.Он не обманывался. Он понимал, что ей совсем не хочется ехать к нему в квартиру, но еще меньше она желает видеть его у себя. Попытается ли она захлопнуть перед его носом дверь, когда он придет вечером к ней на ужин? Маркус приказал себе не думать о предстоящем, а вместо этого сосредоточиться на том, что происходит в данный момент. А настоящее не сулило легких решений.Он притормозил у мексиканского фаст-фуда.– Что тебе взять?Она продолжала смотреть прямо перед собой. Даже глазом не повела.– Ничего. Я не голодна.Он заказал ей тако Тако – горячая свернутая маисовая лепешка с начинкой из рубленого мяса, сыра, лука и бобов и острой подливой.

и диетическую колу. Себе он взял еду с рутбир Рутбир – шипучий напиток из корнеплодов, приправленный мускатным маслом.

– кола ему никогда не нравилась. Он протянул ей пакет с едой и напитками, прежде чем тронуться с места. Подъехав к дому, он взял пакет и решительно направился к двери.Она шла следом на почтительном расстоянии.У дверей квартиры он не удержался и, ухмыльнувшись, попросил ее вытащить ключи у него из кармана.– Видишь, у меня руки заняты.Если он хотел ее поддеть, то это ему вполне удалось. Вероника заглотила наживку целиком. Она скривила такую физиономию, словно только что лимон съела.Алекс был прав, когда говорил, что его, Маркуса, своеобразное чувство юмора не доведет его до добра.Схватив пакет с провиантом, она прошипела:– Сам достанешь.Он вздохнул и, вытащив ключи из кармана, отворил дверь. Галантно отступив на шаг – ровно настолько, чтобы она могла пройти, он сказал:– Дамы вперед.Он понимал, что оказывает на нее давление, но ведь полтора года назад он на собственном опыте убедился, что стоит чуть ослабить напор, как она возведет между ними такой прочный эмоциональный барьер, что ни одному смертному не пробить.И все же вид у нее был такой, словно она готова дать ему ногой в пах, и Маркус усмехнулся про себя. Ему нравилось ее дразнить, и с этим ничего не поделаешь. Она была такой легкой мишенью. Кроме того, он предпочел бы видеть ее какой угодно, только не похожей на офисного робота, как это было когда-то. Ронни проскользнула в оставленную им узкую щель, изловчившись не прикоснуться к нему. Ей это с трудом удалось.Она направилась прямо на кухню и шлепнула пакет с едой и напитками на стол. Он подошел и стал выкладывать еду.Она нахмурилась, когда он пододвинул к ней, успевшей сесть на металлический стул в неестественно напряженной позе, тако.– Я сказала, что не голодна.– Тогда не ешь. Только моя мама освежевала бы меня живьем, если бы узнала, что я купил себе ленч, оставив девушку, которую пригласил на свидание, голодать.– Я не на свидании, – процедила она сквозь зубы. Своей настойчивостью в этом вопросе она начиналадействовать ему на нервы.– Разве мы не договорились встретиться за ленчем? Что же у нас, если не свидание?Ронни освободила соломинку от оберточной бумаги ровно настолько, чтобы проткнуть пластик.– Именно, договорились – в прошедшем времени. Я разорвала договор.– Ты ведь здесь, не так ли?– Чтобы ответить на вопросы следователя – только за этим.Она сомкнула губы вокруг пластиковой соломинки и втянула в себя немного диетической колы, всем своим видом демонстрируя отвращение.Маркус никогда раньше не испытывал ревности к соломинкам и надеялся, что этого с ним больше не случится, но этот кусочек пластиковой трубки был куда ближе к губам Ронни, чем ему, по всей вероятности, в ближайшее время удастся пробиться.– Отлично, давай обсудим расследование.Она молча смотрела на него, очевидно, ожидая, что он начнет первым. Он не собирался ее разочаровывать.– Я не сообщил Клайну о том, что произошло в «Си-ай-эс», и не собираюсь это делать. – Он выдержал паузу, надеясь, что она улыбнется и скажет ему, как она рада.Он увидел в ее взгляде облегчение, но улыбки так и не дождался.– Почему?Ладно, он не мог сказать, что этот вопрос стал для него неожиданным. Его ответ должен ее умилостивить.– Поскольку ты не виновата, ему нет необходимости об этом знать.Она играла с оберткой тако, опустив глаза. Когда она подняла их, то он почувствовал себя на скамье подсудимых под грозными очами прокурора.– Но ты бы сказал ему, если бы подумал, что я виновата.Ему не очень нравился тот оборот, что принимала их дискуссия, но он предпочел не увиливать.– Да.Вместо того чтобы сказать ему, какой он негодяй, если замышлял такое, и предоставив ему возможность оправдаться и объяснить свои добрые намерения, она опустила ресницы, скрыв от него выражение глаз.– Понятно.– Но ты не виновата, так что нам не о чем беспокоиться. – Он хотел внести полную ясность.Он доверял ей.Она взмахнула ресницами и вперилась в него взглядом. В серых глазах ее застыло отвращение.– Понятия «мы» в наших отношениях нет и никогда не было. Если бы ты решил, что я виновата, и рассказал Клайну о том, что произошло в «Си-ай-эс», то расплачиваться пришлось бы мне, и только мне. Так что не говори, что «нам» не о чем беспокоиться.– Ты думаешь, я бы просто так взял и отдал тебя волкам на съедение? – После того вечера в пятницу? После того, как он поделился с ней самым сокровенным, раскрыл перед ней душу?Его словно током ударило – так он был зол на нее, когда она спокойно кивнула в ответ.– Почему бы и нет? – спросила она. – Тебя наняли для определенной работы. Обнаружить, что женщина, предавшая тебя, виновна в преступлении, которое тебя наняли расследовать, – двойная удача. Я лично думаю, что ты не только отдал бы меня волкам на съедение, но и сам бы получил от этого немало удовольствия.Ему словно дали кулаком под дых.– Ты думаешь, я хотел свести с тобой счеты?– Что же еще должно означать то гнусное лицедейство, что было тут на днях, если не акт отмщения?Она сформулировала свое заявление как вопрос. Но у него не было сомнений – про себя она все давно решила. Она сочла, что весь его пыл – лишь для того, чтобы рассчитаться с ней за ее исчезновение. Как она могла так подумать, когда он открыл для нее свое сердце? Он разозлился еще больше.– То гнусное лицедейство, как ты его называешь, было вызвано тем, и только тем, что я тебя хотел, и уж точно не имело никакого отношения к желанию отплатить тебе за то, что ты меня полтора года назад бросила.– В самом деле? – Сколько едкого сарказма она смогла вложить в эту короткую фразу!– Да, черт возьми! Из мести не может родиться ничего позитивного, и уж тем более того, что между нами возникло. – Разум его отказывался принимать тот факт, что она в этом сомневается.Она откинулась на стул, забарабанив пальцами по столу.– У нас был секс. А в сексе нет ничего особенного. Такие вещи происходят постоянно, особенно с тобой.Ему хотелось ее задушить, но еще лучше – прямо сейчас заняться с ней любовью и заставить ее понять, что это больше, чем секс, сильнее, чем гнев, застивший ей глаза.Как могла она выдать такое? И после этого еще иметь наглость вести себя так, будто не сказала ничего особенного?– Если такое происходит постоянно, то почему мы оба хранили целомудрие целых полтора года?Она пожала плечами:– Может, потому, что твои сексуальные желания идут на убыль. Тебе почти тридцать.Он решил не реагировать на эту очевидную пощечину его мужскому достоинству. Вместо этого он задал встречный вопрос:– А какое у тебя оправдание?– Я хранила целомудрие все двадцать три года своей жизни. Секс стал для меня отклонением от обычного курса – секс, а не его отсутствие. Могу тебя заверить, что в этом не было ничего особенного – ни в сексе, ни в воздержании после него.Он знал, что она на взводе. Сознавал, что она придумала черт знает что про него, но все равно ее слова чуть не вывернули его наизнанку. В ее силах было ранить его так, как не мог никто, даже мать.И поэтому, сам будучи на пределе, он решил отступить.– Может, нам следует вернуться к изначальной теме, к теме шпионажа в «Клайн технолоджи»?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34