Мышцы ее лона сомкнулись вокруг его мужского естества, и Пруденс начала двигаться вместе с ним в жарком первозданном ритме. Он чувствовал, что она близка к кульминации. Потрясенная, она панически вскрикнула.
– Я здесь, любимая, не надо этому сопротивляться.
Она вцепилась в него, он крепче прижал ее, чувствуя ее судорожные спазмы. Достигнув финала, он будто стал с ней единым целым и провалился в блаженное небытие.
За окном было еще темно. Первые птицы защебетали в кронах деревьев, окружавших постоялый двор. Скоро рассвет. Ветер стих. В воздухе тянуло холодом.
Гидеон выбрался из постели и подошел к камину. В золе тускло вспыхивали последние угольки. Помешав их, он добавил щепок, потом угля, пока огонь снова не озарил золотистым светом комнату, наполняя ее теплом. Он не хотел, чтобы эта ночь кончалась. Кто знает, что принесет рассвет. Он никогда не доверял рассвету.
Снова скользнув под одеяло, он посмотрел на спящую женщину. Боже, как она красива. Бледная шелковистая кожа порозовела, огненные волосы сверкающим каскадом буйных кудрей разметались по подушке. Гидеон взял в руки ее локон, и он властно обвился вокруг его пальца. Взглянув на ее нос, Гидеон улыбнулся. Какие женщины смешные. Она ненавидит свой нос, милый носик, который она частенько презрительно морщила, глядя на него. Он замечательный. Наклонившись, Гидеон тихонько поцеловал ее в нос.
Что-то пробормотав, она шевельнулась и попыталась оттолкнуть его.
Гидеон лежал, глядя на маленькую женщину и думая о ночи, которую они провели вместе. Он считал, что знает все о том, что происходит в спальне. И не догадывался, что это может быть так.
Кто бы мог поверить, что одно ее дыхание может глубоко растрогать? Она для него дороже жизни.
Он привык любить легко... Но любить глубоко... это было для него внове.
Она повернулась, одеяло съехало. В отблесках пылающего в камине огня она казалась золотисто-розовой.
Желание снова охватило его.
От утренней свежести она повела нагим плечом. На нежной коже расплывался отвратительный синяк. Гидеон поцеловал ее плечо. Она вздохнула и улыбнулась сквозь сон. Значит, она не чувствует боли. Он снова поцеловал плечо, и она повернулась, откидывая одеяло.
Его взгляду открылась грудь, увенчанная розовым соском. Он легко коснулся его губами. Грудь восхитительна, но сейчас у него другая цель. Гидеон прокладывал дорожку поцелуев по ее телу, опускаясь все ниже, исследуя каждый изгиб. Во сне она потянулась к нему, повернулась, и он достиг своей цели.
Он почувствовал жар и солоноватый вкус женщины. Его женщины. Раньше он не знал, не верил, что такая существует. Та, которая разглядит в мужчине душу, сделав ненужными притворство и уловки. Он припал губами к ее женскому естеству.
– Г-гидеон? – Ее голос звучал удивленно, неуверенно и немного смущенно.
– Доброе утро, любимая, – сказал он и продолжил ласки.
Она задохнулась, но не произнесла ни слова. Свое наслаждение она выражала вскриками, вздохами, тихой дрожью. Конвульсивно сжимая его волосы, она отдавалась блаженству. Когда он довел ее до финала, она, содрогнувшись, вскрикнула. У нее вырвались слова, которых он когда-то страшился и которые теперь жаждал услышать:
– Я люблю тебя.
Пруденс вздохнула. Было чудесное солнечное утро, один из тех дней, когда, казалось, вся Англия улыбается. Она смотрела в окно кареты на зеленые поля, чистые процветающие деревни, покатые холмы.
Она знала, что они с Гидеоном поженятся.
Ей бы парить в облаках от счастья. Но один вопрос мучил ее, постоянно напоминая о себе, словно бальной зуб.
Он действительно хочет жениться на ней?
Он пылает к ней страстью, беспокоится о ней, теперь она это знала. Как она могла этого не знать после полной блаженства ночи? И такого же утра.
Но он в самом деле стремится жениться на ней так, как она хочет стать его женой? И любит ее так, как любит его она?
Потому что он этого еще не сказал. Не сказал простые слова: «Я люблю тебя». Он говорил «хочу», «нужна», но слово «люблю» так и не прозвучало. Он так и не произнес: «Ты выйдешь за меня замуж?»
Он поступит, как подобает благородному человеку? Было его решение жениться очередным порывом спасти ее? Покорностью судьбе?
Если это так, Гидеон не дал ей этого заметить, он великодушен. Но она, вероятно, почувствовала бы это.
Получить только доброту, великодушие, благородство, долг, но не любовь... Нет, она скорее бы умерла.
Он хочет ее и сейчас, она знала это, чувствуя на себе его взгляд. Познание его все еще наполняло ее тело радостной дрожью. Но он не сказал ничего более. Желание и страсть прекрасны, она должна это признать, но ей этого недостаточно.
Настоящая любовь растет и развивается. Именно так любить и быть любимой мечтала она всю свою жизнь.
Она должна знать. Ей нужно спросить его. Но это так трудно. Она снова вздохнула.
– Ты третий раз вздыхаешь за последние несколько минут. Что случилось, Пруденс? – Голос Гидеона звучал нежно и заботливо.
– Мне нужно... нужно кое-что у тебя спросить.
– Да?
– Немного трудно задать этот вопрос, – торопливо сказала она, – после такой ночи... блаженства...
– Вот как, блаженства?
Пруденс почувствовала, что краснеет.
– Да. Но когда в тот день в гостиной у леди Августы ты сказал: «Приди, любимая моя, С тобой вкушу блаженство я», что именно ты имел в виду?
Гидеон молчал, поэтому Пруденс поспешила объяснить:
– Ты великодушно назвал меня своей невестой, когда Филипп публично унизил меня. Ты сказал дедушке, что я – твоя будущая жена... ты взял обязательство... Я знаю, что у тебя благородное сердце, и ты женишься на мне, чтобы защитить меня. Поэтому я не сомневаюсь в твоих намерениях.
Его глаза потемнели.
– Но тогда в Бате ты хотел, чтобы я стала твоей любовницей?
Гидеон пристально посмотрел на нее, и она смущенно поежилась.
– Прости, но мне нужно знать. Все в порядке, если ты решишь... – Совсем не все в порядке, но она отчаянно хотела знать правду. – Мне... просто нужно определиться. Для себя. Я знаю, что это ничего не изменит. Но пожалуйста, скажи мне. – Заметив, что, не чувствуя боли, она выкручивает себе руки, она скромно положила их на колени, как подобает леди.
– Ты закончила, Имп? Она подняла глаза.
– Д-да.
Он взял ее руку в свои ладони. Пруденс приготовилась с достоинством принять правду, какой бы горькой она ни была.
– Во-первых, позволь мне прояснить ситуацию. Я не предлагал тебе стать моей любовницей. Что навело тебя на эту мысль?
– Филипп сказал...
– Мне следовало догадаться, – покачал головой Гидеон. – Я думал, все в прошлом.
Пруденс закусила губу и кивнула:
– Да. Это так. Прости. Я сначала подумала, что ты в очень неопределенной форме делаешь мне предложение. Но он утверждал, что ты, сказав «Приди, любимая моя, с тобой вкушу блаженство я», говорил только о покровительстве. – Ее щеки снова вспыхнули, а тело охватила сладостная дрожь, когда она вспомнила предыдущую ночь. Он подарил ей блаженство, которое она даже не могла вообразить. – Поэтому у меня не было уверенности.
Прикрыв глаза, он опустил лицо в ладони. У него вырвался то ли смех, то ли стон.
– Этим стихотворением, моя любимая, не повеса просил стать тебя его любовницей, а бедный беспомощный глупец, отчаянно влюбившийся в первый и последний раз в жизни, путано сделал первое предложение в жизни.
Пруденс задохнулась. «Влюбившийся в первый и последний раз в жизни? Отчаянно влюбившийся?»
Гидеон покачал головой и сконфуженно улыбнулся.
– Как видишь, я не слишком умею делать предложения – не было практики. Я отчаянно хотел уговорить тебя, но ничего не получалось. Так что пришлось призвать на помощь поэзию. – Он чуть отстранился и провел рукой по волосам. – Господи, я думал, это было романтично!
– Было, конечно, было! – Пруденс снова схватила его руки. – Прости, что я усомнилась в тебе. Просто это...
– Мое достойное сожаления прошлое, я знаю. Но я больше не повеса. Для меня в мире существует только одна женщина – моя Пруденс.
И в подпрыгивающей на ухабах карете он опустился на одно колено, взял руку Пруденс и сказал:
– Любимая, ты выйдешь за меня замуж и сделаешь меня счастливейшим мужчиной на свете?
– Да, – выдохнула она, почти не видя Гидеона сквозь слезы. – Да, с радостью. Я так счастлива. Как печально, что у меня оставались сомнения, после того как мы... мы... э-э... – Она замолчала, не умея подобрать слова к тому, что они совершили вместе.
– Вкусили блаженства? – поднимаясь, подсказал Гидеон. Его светящиеся нежностью глаза лукаво блеснули.
– Да.
Переполненная чувствами, которые искали выхода, Пруденс бросилась ему на грудь, и они упали на сиденье. Она обвила руками его шею и целовала его в губы, подбородок, скулы, снова в губы.
– Я люблю тебя, Гидеон. Я так тебя люблю!
– Пруденс, – простонал он. – Ты моя любовь, моя жизнь, мое сердце.
Она жадно исследовала его руками, губами, словно пробуя его на вкус, дрожа от удовольствия и страсти. Она хотела его всего целиком.
– Можно, я расстегну твою рубашку?
– Ты можешь расстегнуть все, что пожелаешь, – улыбнулся Гидеон.
– Просто мне хочется прикоснуться к тебе, ты такой восхитительный, – пробормотала она, потянув за полы рубашки.
– Тогда действуй, любимая. – Он потянулся к ней, но Пруденс его остановила.
– Нет, теперь моя очередь. Пожалуйста, сиди спокойно.
Гидеон откинулся назад, в его глазах плясали веселые огоньки.
– Ты любишь командовать?
Ее руки исследовали каждый участок его тела, изучая, открывая для себя разницу между мужским и женским телом, восхищаясь его мощной силой, твердыми мышцами там, где у нее была нежная плоть, легкими завитками волос.
Вспомнив, как поступал он, Пруденс провела языком по его коже, сначала немного неуверенно. Так вот каков вкус любви! Чуть солоноватый, немного резкий и опасный, но такой правильный. Его грудь, покрытая твердыми мышцами, легкой порослью темных волос щекотала ей губы. Она нашла темный кружок соска, так похожий на ее и такой отличный. Вспомнив, какое наслаждение она испытала накануне, Пруденс тронула его сосок кончиком языка и лизнула его. Гидеон застонал от удовольствия. Этот звук дал ей почувствовать силу своей женственности. Она занялась другим соском, то проводя по нему языком, то втягивая в рот, чувствуя, как нарастает его возбуждение. Как обидно, что им придется ждать. Она потерлась об него, и он снова застонал.
– Пруденс, ты меня убьешь.
– Мм... – протянула она, прижимаясь к его груди.
Она снова лизнула его сосок, чуть прихватив его зубами.
Его тело содрогнулось, сдержанности как не бывало. Гидеон припал губами к ее рту, его руки лихорадочно ласкали ее. Всякий раз, когда он выгибался под ней, напряжение и жажда все с большей силой охватывали ее. Гидеон открыл ей прошлой ночью и сегодня утром, что это значит. Она почувствовала, что ее юбки поднялись.
– Гидеон? В карете?
– Да, любимая, в карете.
Пруденс улыбнулась. Она видела, что ей еще многое предстоит узнать, и не могла дождаться, когда их тела сольются воедино. Как быстро это стало привычкой. Нет, не привычкой – необходимостью. Она тосковала по его прикосновениям, страстно желая слияния. Нетерпеливыми руками она расстегнула его бриджи. На этот раз никаких нервных разговоров. Она нежно и нерешительно потянулась, чтобы прикоснуться к нему. Застонав от удовольствия, он выгнулся навстречу ее руке. С нарастающей уверенностью она изучала его мужское естество, жар и мощь, шелк и сталь.
Застонав, Гидеон поднял ее и усадил себе на колени. Она все еще удивлялась тому, что он поднимал ее легко, словно пушинку. Но она обо всем забыла, когда он показал ей путь к наслаждению. Опустив ее на себя, он показал ей движения. Все исчезло.
Остался только ритм. Сила. Страсть. Обладание.
Запрокинув голову, Пруденс последовала за голосом природы.
– Дерем всегда был мрачным субъектом, но последняя его выходка перешла все границы. – Леди Августа снова обняла Пруденс. Она постоянно делала это с тех пор, как несколько дней назад Пруденс и Гидеон возвратились в Бат. – Но теперь ты среди тех, кто тебя любит.
Пруденс в ответ обняла леди Августу, не в силах произнести ни слова. Покинув мрачный Дерем-Корт, она прошла долгий путь. Серые унылые дни остались в прошлом. Теперь ее мир был наполнен любовью, сверкал и переливался радостными красками. Она уже почти забыла ужасную поездку с дедом. Все миновало. Настали блаженные дни любви и тайные мгновения экстаза. Гидеон любит ее. Она выйдет за него замуж.
– На чердаке завелись летучие мыши! – покачал головой сэр Освальд. Несколько минут назад он прибыл из Норфолка, и сейчас все собрались в гостиной в доме леди Августы. – Это стало заметно!
Пруденс и Гидеон недоуменно переглянулись.
– Я вас не понимаю, сэр Освальд, – сказал Гидеон.
– С головой не в порядке, – пояснил пожилой джентльмен. Снова никто ничего не понял, и он добавил: – У моего брата Теодора. Болтает какую-то чепуху. Постоянно бредит о Пруденс и об остальных! Путает Пруденс с ее матерью. – Сэр Освальд снова покачал головой.
– Он ненавидит мою мать, – вставила Пруденс. – Он винит ее в том, что его сын покинул Дерем-Корт и больше туда не вернулся.
– Твоя мать не имеет к этому никакого отношения, – фыркнул сэр Освальд. – Твой отец оставил Дерем-Корт по той же причине, что и я: с Теодором было просто невозможно жить!
Наступила короткая тишина.
– Вы все думаете, что я не должен был позволить ему воспитывать пять маленьких девочек, и вы правы. – Он вытер платком лоб. – Да, с ним невозможно было ужиться. Я не мог выдержать того, что он помыкал мной, будто был моим отцом. Ему пришлось пережить тяжкие времена. Потеря единственного наследника – твоего отца – на долгие годы отравила ему жизнь. – Сэр Освальд печально посмотрел на собравшихся. – Может, тогда у него начались странности, и со временем они усугублялись.
– Вы хотите сказать, он не в своем уме? – прямолинейно спросил Гидеон.
Сэр Освальд кивнул.
– Это резкое выражение, но точное. Я об этом понятия не имел. Когда он приехал в Лондон, он показался мне несколько неуравновешенным, но он всегда не выносил, если ему перечили.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47