Он гнал лошадь навстречу луне и всматривался в ночь, стараясь разглядеть черную карету, запряженную четверкой гнедых.
Пруденс лежала на сиденье кареты, оцепенев от шока, страха и неопределенности. Только недавно она шла по улице, погруженная в свои мысли, как вдруг ее схватили и бросили в карету. Она ничего не видела. Ее чуть не задушили какой-то толстой тканью, чем-то вроде одеяла или плаща. Ткань была пыльная. Пруденс могла дышать только через нос. Ей в рот сунули кляп, который не давал не только крикнуть, но и дышать. Ее руки были туго связаны, грубая веревка врезалась ей в кожу.
Кони несли карету прочь. Она грохотала по булыжной мостовой с наводящей ужас скоростью, подпрыгивая на ухабах и выбоинах, и кренилась набок при резких поворотах. Пруденс бросало из стороны в сторону. Ничего не видящей, ей приходилось собрать все силы, чтобы удержаться на сиденье. Несколько раз она падала на пол. Чьи-то руки грубо швыряли ее обратно.
Наконец ей удалось примоститься в углу, упершись ногами в пол. Теперь она могла обдумать свое положение.
Сначала она решила, что ее с кем-то перепутали и похитили ради выкупа. Или для того чтобы натешиться ею. Когда ее застигли на улице, были какие-то крики, но она не обратила на них внимания, пытаясь вырваться. Когда ей на голову набросили одеяло, Пруденс потеряла все шансы на спасение. Нападавших было по меньшей мере трое. Двое вскарабкались наверх, один правил лошадьми. Она слышала, как они переговариваются.
Еще один человек был с ней в карете. Главарь. Он не сказал ей ни слова. Но она слышала, как он тростью постучал по крыше, и карета помчалась по дороге. Она слышала его тяжелое хриплое дыхание.
Он не произнес ни слова, но по неуловимым приметам Пруденс поняла, кто это. Страх сковал ее душу, когда она даже сквозь толстое одеяло почувствовала запах старого человека. Дедушка.
Она попыталась что-то сказать сквозь кляп.
Трость со свистом разрезала воздух и с силой ударила ее по плечу и шее. Даже сквозь одеяло ей было очень больно. Он не потерял силы.
– Молчи, дрянь.
Пруденс закрыла глаза и съежилась под одеялом. Она знала, что одним ударом он не ограничится. Прежде такого никогда не было. Ничего не видя, она не знала, когда на нее обрушится следующий удар, и должна быть к нему готова. Она это выдержит. Она втянула голову в плечи и ждала... ждала...
Удар трости обжег ей руку.
– Не вертись.
Это будет долгая ночь. Пруденс молча молилась о том, чтобы дожить до рассвета. И ждала нового удара. Прошло довольно много времени, а потом...
– Решила пустить меня по ложному следу, потаскуха? Сначала в Лондон! – Удар. – Потом в Дербишир! – Удар. – А затем в Шотландию? – Удар.
Пруденс проглотила ком в горле. Она рассчитывала, что хитрость даст им возможность выиграть время, но... Удар.
– Спустила мои деньги на дорогие безделушки! Трость хлестнула ее по ногам. Пруденс задохнулась от боли и едва не подавилась кляпом. Одеяло не закрывало ей ноги, а синий с серебром шелк вечернего платья был слабой защитой.
Новый удар по лодыжкам. Она услышала, как рвется серебряное кружево. Дед удовлетворенно заворчал:
– Вырядилась в красивые перышки и думаешь, стала леди?! Не все то золото, что блестит!
Пруденс не оставалось ничего другого, как терпеть. Она сжалась, ожидая нового удара, но дед, казалось, немного успокоился. Тишину нарушал только стук копыт да скрип кареты.
– Удивляешься, как я тебя нашел?
Пруденс украдкой пошевелила пальцами ног. Они двигались, значит, перелома нет.
– Молодой Оттербери написал мне. Письмо ждало меня, когда я вернулся из Шотландии. Он сообщил мне, что ты сбежала. Подлизывается! Он работал на меня, тебе это известно? И некоторое время назад ушел из компании. Пытается вернуться обратно. Дурак! Ничего он от меня не получит!
Вот и последнее звено головоломки, устало подумала Пруденс. Филипп снова предал ее. Наступила мрачная тишина.
Удар!
– Будь ты проклята, если по твоей милости меня посадят в тюрьму, шлюха.
В тюрьму? О чем он говорит? Это не похоже на яростные атаки, когда дед набрасывался на нее, брызгая слюной от бешенства. События развиваются как-то... неторопливо... Словно у деда в распоряжении масса времени. И он постепенно готовится к... Пруденс не осмеливалась думать к чему. Она не знала, что предпочтительнее: мгновенная вспышка ярости или это томительное ожидание... в полной темноте... в неведении. Воображение рисовало ей ужасные картины. На деле все может оказаться еще хуже. Долгая, тягучая тишина, и вдруг...
Удар!
– Я, Дерем... лучше мы оба умрем, чем я допущу, чтобы меня бросили в тюрьму.
В тюрьму? За что? «Лучше мы оба умрем?»
Пруденс съежилась на сиденье, с трудом дыша сквозь одеяло. Никогда она не была такой одинокой. На этот раз ей никто не поможет. Рядом нет ни сестер, ни слуг. Она наедине с дедом, беспомощная. В темной карете. На дороге в ад.
На какое-то время удары прекратились. Это уже лучше. Конечно, страшно, забившись в угол, ждать своей участи, но это все же лучше яростных побоев. Пруденс надеялась, что сумеет сберечь силы. Они понадобятся ей в конце. Когда бы он ни наступил.
Она не сдастся. Ее не победить. Она видела проблеск счастья, оно всегда с ней.
Дед время от времени что-то бормотал себе под нос. Иногда Пруденс разбирала его слова, иногда – нет. Временами что-то раздражало его, и он злобно шипел на нее, угрожающе взмахивая тростью.
– Сбежала к своему любовнику? – Удар! – Блудница! Бесстыжая распутница!
У нее в ушах звенело от грязных эпитетов, которыми он ее награждал. Слова не причиняют боли. Она и прежде их не раз слышала. Любовник? Откуда он это узнал? Это не имеет значения. Она любит Гидеона. И ее не волнует, кому об этом известно. Ей ни к чему это теперь скрывать, даже от себя самой.
Она любит Гидеона. Пруденс представила себе его лицо, цепляясь за мысли о нем. Он ее путеводный маяк в сильный шторм. Гидеон. Его темные озорные глаза заставляли ее смеяться и в то же время сулили несказанные удовольствия. «С тобой вкушу блаженство я». Блаженство, а не боль.
Она думала только об этом.
Лошадей придется сменить. От Бата до Норфолка долгий путь. И придется сменить их скоро, их быстрый бег давно замедлился. Возможно, у нее появится шанс сбежать. Пруденс попыталась незаметно распрямить затекшие ноги.
И тут же получила удар по голени.
Чтобы задушить поднимавшуюся в ней волну ненависти, она цеплялась за мысли о Гидеоне. Гидеоне, который заставил ее почувствовать себя красавицей. Чьи поцелуи согревали ее даже сейчас, когда она оказалась в ледяной западне деда. О Гидеоне, который рос одиноким печальным мальчиком в доме, лишенном любви. Ему так нужно, чтобы его любили, даже если он сам этого не понимает. И он сказал, что желает ее, что она нужна ему, она, скромная, невзрачная Пруденс Мерридью. Он сказал ей это с огнем в глазах и стихами на устах.
Приди, любимая моя!
С тобой вкушу блаженство я.
А она позволила себе пасть жертвой сомнений. Позволила словам деда и Филиппа повлиять на нее. Глупая Пруденс, где были твои глаза? Усомниться в человеке, которому так нужна, которого любишь всем сердцем, только из-за того, что он повеса! Что из того, что он не произнес нужных слов? Он хотел любить ее, и даже если...
Удар! Что, если она сегодня умрет? Умрет, не ус пев сказать, что любит его?
Она не умрет. Она выживет. Должна. Она должна сказать Гидеону о своей любви.
Гидеон торопил мчавшегося в ночи коня. Он доверял своей интуиции, а она подсказала, что старик потащит Пруденс в свое логово, в Дерем-Корт. На окраине Бата он заметил у дороги сидевшего на лавочке мужчину с кружкой эля.
– Не видели здесь в последние полчаса черную карету, запряженную четверкой гнедых, у одной белая нога? – спросил Гидеон, придержав лошадь.
Мужчина ненадолго задумался.
– Насчет белой ноги не скажу, но черная карета недавно промчалась здесь так, будто на козлах сидел сам дьявол. Никаких фонарей. Какая глупость, серп луны такой узенький, что от него мало света.
– Если посидите здесь и расскажете это седому мужчине, который едет за мной в карете, получите столько же. – Гидеон бросил гинею и помчался дальше.
Он мчался быстрее кареты Дерема, но все равно боялся за Пруденс.
Слова Джеймса звенели у него в ушах. «Ненавидит мисс Пруденс... В последний раз... старый черт... чуть не убил ее».
Чуть не убил ее? Видимо, от страха за Пруденс он медленно соображает, решил Гидеон, погоняя лошадь, и тут же вспомнил, как Хоуп однажды проговорилась, что дед бил их, а Пруденс сек хлыстом.
Если дед ее обидит, то он покойник.
Гидеон молился, прося Господа защитить Пруденс. Он жалел, что не надел сапоги со шпорами.
Веревка впивалась в ее запястья. Весь последний час Пруденс пыталась ослабить узел и освободить руки, но ее усилия были напрасны. Почти. Она не сумела развязать веревку, но ухватила край одеяла, наброшенного на ее голову. Пруденс потихоньку тянула его, и теперь достаточно одного рывка, чтобы сбросить его. Она увидит, куда бежать. Ведь у нее будет шанс. Должен быть.
Пруденс ждала этого момента. Ее связанные руки болезненно ныли. Она сгибала пальцы, пытаясь восстановить кровообращение.
К счастью, дед, казалось, утих. Он уже давно замолчал. Стука трости тоже не слышно. Не заснул ли он? Пруденс надеялась на это, но, поскольку не была уверена, не рискнула сбросить с головы одеяло. Она не может пошевелиться, пока карета не остановится. Это безумие – прыгнуть на ходу из кареты в темноту. Она не в таком отчаянном положении. Пока.
Казалось, прошла целая вечность, пока карета наконец замедлила ход. Стук копыт стал другим, значит, изменилась дорога. Они въехали в город? Или на платную дорогу? Они остановятся сменить лошадей или заплатить за проезд? Она осторожно расправила мышцы, готовясь действовать.
Это был постоялый двор. Пруденс слышала, как заторопились конюхи, слышала приказ дать свежих лошадей. Возник какой-то спор, и Пруденс услышала, как дед выбрался из кареты, чтобы проучить посмевшего перечить ему хозяина постоялого двора.
Связанными руками Пруденс нащупала ручку дверцы и повернула ее. Дверь открылась. В одно мгновение Пруденс сорвала с головы одеяло и спрыгнула на землю. После долгих часов неподвижности у нее подгибались колени, и она пошатнулась.
Позади нее раздался крик. Пруденс упрямо пробиралась вперед, каждый шаг отдавался болью. На булыжниках двора лежала узкая золотистая полоска света – входная дверь была приоткрыта. Без колебаний Пруденс пошла на свет.
Проскользнув в дверь, она оглянулась. Комната была почти пуста. Сидевшие у камина двое пожилых мужчин уставились на нее с открытыми ртами. Средних лет женщина вытирала тряпкой стол. Больше никого не было. Пруденс кинулась к женщине, пытаясь что-то сказать сквозь кляп.
– Боже милостивый! – воскликнула хозяйка. – Что случилось? Посмотри, Артур, кто-то связал этой леди руки и сунул в рот кляп!
Мужчина средних лет выпрямился из-под барной стойки и посмотрел на нее.
– С чего ты взяла, что она леди? – спросил один из сидевших у огня.
Пруденс испуганно посмотрела на дверь. Она слышала нарастающий шум. Почему эти люди медлят?
– Посмотри на ее платье, простофиля, – отозвался другой. – Красивое как пятипенсовик. Было... пока его не порвали. Теперь оно ничего не стоит.
– Не обращайте внимания на этих болванов, милая, – сказала хозяйка. – Мы о вас позаботимся. – Она, успокаивая, обняла Пруденс за талию. – Артур, она дрожит как осиновый лист, бедняжка. Не знаю, что с вами стряслось, мисс, но теперь вы в безопасности. Мой Артур вас защитит. – Хозяйка постоялого двора потянулась вытащить изо рта Пруденс кляп. – Кто это сделал, дорогая?
Удар трости. В маленькой комнате он прозвучал как ружейный выстрел.
– Я запрещаю развязывать эту женщину! – прогремел лорд Дерем.
Тяжело опираясь на черную трость с серебряным набалдашником, он как хозяин вышел на середину комнаты с низким потолком. В правой руке он держал хлыст.
Пруденс охватило отчаяние, когда она увидела, какое впечатление произвели властные аристократические манеры деда на посетителей. Они застыли.
Хлыст со свистом разрезал воздух. Все находящиеся в комнате разом подпрыгнули, когда снова щелкнул хлыст. Два приспешника деда вошли в комнату и встали за хозяином, молча угрожая каждому, кто осмелится ослушаться человека с хлыстом.
– Она безумная и опасна для людей! Отойди от нее, хозяйка, подумай о себе! – Дерем поигрывал хлыстом, который, словно живой, извивался у его сапога.
Пруденс отрицательно замотала головой, умоляя взглядом не верить деду и вытащить кляп. Тогда она сможет хоть слово сказать в свою защиту.
Хозяйка не шевельнулась, но и не отошла от Пруденс. Блеснул крошечный лучик надежды.
– Я сказал, отойди от нее! – рявкнул дед, посмотрев на хозяйку постоялого двора как на букашку, и снова щелкнул хлыстом.
– Вы в моем доме не командуйте! – смело посмотрела на него хозяйка. – Какое отношение вы имеете к этой юной леди? Откуда мне знать, что у вас добрые намерения?
Пруденс отчаянно закивала женщине, подтверждая ее слова. У дедушки нет добрых намерений.
– Ах ты, дерзкая неряха! Я лорд Дерем из Дерем-Корта в Норфолке. – Он замолчал, давая слушателям время проникнуться его словами. – А это моя сбежавшая жена, которую я везу в Бедлам. А теперь прочь от нее, мои люди заберут ее обратно в карету.
Сбежавшая жена? Бедлам? Королевский госпиталь, где держат умалишенных? У Пруденс от ужаса тошнота подкатила к горлу. Он действительно собирается запереть ее в сумасшедшем доме? Если она там окажется, то ей никто не поверит, ее даже никто не найдет. В этом ужасном месте она действительно сойдет с ума. Пруденс отчаянно замотала головой, глядя на женщину.
– Что-то она не похожа на безумную, – сказала хозяйка. – И слишком молода, чтобы быть вам женой. Пусть она сама все расскажет. – Женщина снова потянулась к кляпу.
– Не прикасайся к ней, жирная гусыня!
Хлыст полоснул женщину по руке, и хозяйка постоялого двора вскрикнула от обиды и боли. Дед схватил ее и отшвырнул в сторону. Она больно ударилась о барную стойку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47