– Пожалуйста, отвернитесь, – смутившись, сказала Пруденс.
Он вопросительно посмотрел на нее, потом пожал плечами.
– Отвернись, Бойл, – приказал он груму и сам повернулся, насколько это позволяло сиденье фаэтона.
Места для маневра было немного. Какое несчастье, что он родился джентльменом! Гидеон просто умирал от желания узнать, куда она спрячет остальные деньги. Он чувствовал, как она суетится за его спиной. Маленький острый локоть угодил ему в плечо.
– Простите, – выдохнула она. – Не поворачивайтесь, я еще не закончила.
Судя по положению ее локтя, ее корсаж пополнел на несколько сотен фунтов, решил Гидеон. Он усмехнулся про себя. Неужели она думает, что там можно спрятать такие деньги! У нее восхитительные формы, но они слишком деликатны, чтобы скрыть толстую пачку банкнот.
– Не поворачивайтесь! – прошипела она.
Он услышал шелест ткани, на колени ему волной упал бархат мантильи и муслин платья. Гидеон улыбнулся. Насколько он догадывается, мисс Импруденс Мерридью выставила напоказ свои ножки. И хотя на улице темно и пусто, это все-таки улица. Он снова улыбнулся.
– Замерзли, мисс Имп? – пробормотал он.
Ответом ему был возмущенный вздох и торопливо сдернутая с его колен ткань платья.
– Я же просила вас не подсматривать! Если бы вы были джентльменом...
– Успокойтесь, мисс Имп. Я не обманщик.
– Тогда как...
– Как вы просили, я повернулся к вам спиной. Но я же не глухой. Когда эти волны, – он указал на складки мантильи и платья, – упали мне на колени, я обо всем догадался.
– Да, это правда, – призналась она, – мне пришлось немного приподнять юбки. Но здесь никого нет, а деньги теперь надежно спрятаны.
– Весьма разумно. А теперь можно мне повернуться?
Она тихо фыркнула, Гидеон принял этот звук за разрешение и, повернувшись, свистнул груму. Лошади пошли шагом.
– Сколько стоит ваш корсаж? Я полагаю... – он прищурился, – пятьсот фунтов.
Пруденс заморгала и со слабым возгласом прижала руку к груди.
– Вы подсматривали, вы... вы мошенник!
Она в гневе стукнула его в плечо, но он рассмеялся, отрицая обвинения.
– Вовсе нет! Я догадлив! Это единственное, в чем вы меня можете обвинить. Вы задели меня локтем. Ваша рука находилась в таком положении, что сообразить было нетрудно.
– Допустим. – Пруденс, прищурившись, посмотрела на него. – Но откуда вы знаете, что в моем корсаже пятьсот фунтов?
Он многозначительно посмотрел на нее, словно говоря: «Догадайтесь, моя дорогая».
Она заморгала. Он, должно быть, заметил... что ее корсаж изменился в размерах. Значит, он разглядывает ее! Внимательно и пристально! Нет, он действительно не джентльмен!
– Вот именно, – сказал он, словно прочитав ее мысли. – Я заметил перемены в вашем корсаже.
– Вы... вы... Это... возмутительно!
– Я знаю, – сказал он извиняющимся тоном, но Пруденс не поддалась на уловку. – Я же вам говорил, какое беспокойство доставляют мне мои глаза, – продолжал он. – Они так тревожатся. Ради собственного блага им надо быть поспокойнее.
Пруденс, нахмурившись, молчала, решая, то ли сохранять равнодушное достоинство, то ли удовлетворить любопытство. Лошади рысью миновали три дома, прежде чем любопытство одержало верх.
– Что вы хотите этим сказать? На мой взгляд, в ваших глазах нет никакой тревоги! Насколько я вижу, они бесстыжие и самоуверенные!
Около рынка царила сутолока, спешили торговцы с тележками и тачками. Гидеон пустил лошадей шагом.
– В этом-то и заключается их трагедия. Вся эта самоуверенность напускная. Они очень печалятся. Особенно о вашем корсаже. – Он помолчал немного и добавил: – А если что-нибудь вывалится? Это очень тревожно.
Задохнувшись от возмущения, Пруденс хмуро посмотрела на него, плотнее запахнула мантилью и скрестила на груди руки.
– Вы неисправимы!
Но Гидеон видел, что, хоть она и смотрит на него надменно, в уголках ее рта появились ямочки.
– На вашем месте я бы не возмущался, – беззаботно сказал он. – Вас это все время выдает.
Возникла долгая пауза. Пруденс обдумывала его слова.
– Не возмущаться? О чем вы говорите? Не думаю, что я на это способна.
– Способны. Вы все время себя выдаете.
Она с любопытством повернулась к нему, не понимая, о чем идет речь.
– Чем?
– Вас выдают ямочки.
Она резко отвернулась и принялась разглядывать дорогу.
– Смотрите, они опять появились. Всякий раз, когда вы пытаетесь сердиться, изображать школьную учительницу и поставить меня на место, у вас на щеках появляются ямочки и выдают вас.
Ямочки исчезли с ее лица и тут же появились снова, когда Пруденс попыталась изобразить холодное достоинство.
– Я нахожу это восхитительным, – проговорил он и обнял ее, чтобы поддержать, когда лошади рысью свернули за угол.
Закутавшись в пышную мантилью, она не могла сопротивляться.
– Я прокляну себя, если вы вывалитесь из фаэтона, – пробормотал он, теснее прижимая ее к себе. – Это так неэстетично, не говоря уже о том, что опасно.
Она нерешительно попыталась вырваться, потом вздохнула и позволила себе опереться на него. Ее твердый взгляд говорил, что она не потерпит дальнейших посягательств. Но через несколько минут молчаливой напряженности Пруденс расслабилась и, прижавшись к нему, покачивалась в такт карете.
Гидеон улыбнулся. За все их знакомство они не были так близки.
Они миновали заставу. Гидеон правил рысаками одной рукой, не в силах оторваться от Пруденс. Она бы снова рассердилась на него, узнай, что он не продал украшения. Да будь он проклят, если стал бы продавать дорогие ей безделушки только ради того, чтобы соблюсти бессмысленные правила этикета.
Сначала он хотел продать их без лишних размышлений. Что такое, в сущности, украшения? Кусок холодного металла и блестящие камушки, декоративная форма коммерческой сделки. Он по собственному опыту знал, что мужчины и женщины постоянно продавали и покупали драгоценности. Бриллиантовое ожерелье в знак любви, сапфировые серьги в знак просьбы о прощении, изумрудный браслет как молчаливое прощание. О, женщины постоянно разглагольствовали о символах любви, но он всегда думал, что это чепуха, вежливая ложь, чтобы прикрыть жадность.
До сих пор.
Он вспомнил, как нежно рассматривала Пруденс содержимое шкатулки, с какой тоской перебирала украшения, словно молча прощалась с ними. Женщины, которых он знал, вряд ли бы расстались с сапфировым ожерельем и серьгами. Это, безусловно, красивые и дорогие украшения. Но для Пруденс труднее всего было расстаться со старым поцарапанным медальоном с двумя любительскими портретами внутри.
Хотя вокруг было темно, он знал, что на ее глазах были слезы, когда она держала в руках медальон. Он понял это по ее охрипшему голосу и уклончивому взгляду.
Слезы. Из-за старого медальона с двумя скверными портретами. Он плохо их разглядел, но один был мужской. Ее родители? Или Оттербери? Если бы она тогда не боролась со слезами, он бы спросил ее об этом. Но сейчас неподходящий момент.
Огни Лондона скоро исчезли вдали. Фаэтон быстро миновал несколько спящих деревень. Только луна да фонари кареты освещали им путь. Стук копыт разносился по окрестностям, нарушая тишину и тревожа собак, которые отвечали заливистым лаем. Пруденс казалось, что весь мир спит, только они двое бодрствуют.
Осиротев, она мало путешествовала и, сказать правду, фаэтон его светлости казался ей ненадежным. Очень легкомысленно нестись в ночи сломя голову, не зная цели, поэтому ее радовало когда свет луны прорывался сквозь тучи.
Луна! Она недавно поднялась над горизонтом тяжелым золотистым шаром и светила им точно в спину.
– Лорд Каррадайс, луна светит нам в спину! – воскликнула она.
– Именно так.
Пруденс дернула его за рукав.
– Но луна встает на востоке!
– Да, это очень романтично. Вы не находите?
– А Дербишир находится на севере.
– Совершенно верно, мисс Мерридью, – похвалил ее лорд Каррадайс. – Как я вижу, у вас хорошие познания в географии. Может быть, поиграем в вопросы и ответы? Я бы с удовольствием поговорил о географии, а вы? – Он взял ее под руку и весело продолжил: – Знаете, в Шотландии есть городок, чье название переводится как «упавший козел». Можно только предполагать, за что благородное животное отдало свою жизнь...
Пруденс высвободила руку и раздраженно сказала:
– Но вы сказали Ниблетту, что мы поедем в ваше поместье в Дербишире. Тогда почему, вместо того чтобы ехать на север, мы мчимся на запад?
– Потому что если мы хотим поужинать, то нам надо торопиться. Вы проголодались? Должен сказать, что я...
– Господи! О чем вы говорите?
– Вы хотите сказать, что не хотите перекусить?
– Конечно, хочу, но...
– Тогда нам следует поспешить. Нехорошо заставлять леди голодать.
Он погнал лошадей, и Пруденс снова пришлось уцепиться за его рукав, на этот раз чтобы не потерять равновесия. Ей было действительно страшно, но она ухитрилась твердым голосом потребовать:
– Лорд Каррадайс, я настаиваю, чтобы вы объяснили, почему мы едем на запад.
Гидеон повернулся к ней, и луна осветила его озорную улыбку.
– Мой кузен послал слугу, чтобы заказать комнаты и поздний ужин в «Синем пеликане» в Мейденхеде. Это не слишком далеко от Лондона, нам не стоит путешествовать по ночам, как почтовые кареты.
Услышав, что герцог и ее сестры тоже направляются в Мейденхед, Пруденс немного успокоилась, хотя выбор места показался довольно странным.
– Если мои сестры в безопасности, то меня мало беспокоит, можно ехать ночью или нет. Но дело не в этом! Почему Мейденхед? Какое это имеет отношение к Дербиширу?
– Никакого, – согласился лорд Каррадайс, явно озадаченный ее настойчивостью.
– Но вы сказали Ниблетту, что мы отправляемся в Дербишир, и заплатили кучу денег, чтобы он не проговорился!
– Я сказал, что вы можете доверять моему умению разбираться в людях. Но вы не обратили на это внимания! – Гидеон попытался печально потупить взгляд, изображая, что его огорчило ее недоверие, но не мог удержаться от улыбки.
Пруденс от изумления открыла рот.
– Вы хотите сказать, что заплатили Ниблетту, но... обманули его, зная, что ему нельзя доверять?
– Я в него верю, – обиженно посмотрел на нее лорд Каррадайс. – Верю, что он тут же все расскажет.
– Откуда вы знали, что он возьмет деньги?
Он напустил на себя важный вид, но Пруденс это не обмануло.
– Вы и раньше пытались его подкупить! – догадалась она.
– Вы очень сообразительны, мисс Имп, – сделал невинное лицо лорд Каррадайс.
Пруденс удовлетворенно кивнула:
– Я так и думала. Подкупать слуг очень дурно, но в этом случае вы поступили правильно. Будем надеяться, что Ниблетт не изменит своим привычкам. Будет большим несчастьем, если он решит промолчать.
– Этого не произойдет, – пробормотал лорд Каррадайс, поправляя вожжи. – Я дал ему только пять гиней.
– Пять гиней? – в ужасе воскликнула Пруденс. – Но это слишком много!
Она хорошо знала, сколько можно купить на эти деньги, и ей казалось глупой недальновидностью потратить такую сумму, чтобы сбить с толку не стоящего доверия дворецкого.
– Чепуха. Это заставит его понять, что информация крайне важная. Поверьте мне, мисс Имп, Ниблетт ценит себя гораздо дороже пяти гиней. И оскорбленный ничтожностью суммы поспешит проинформировать вашего дедушку о цели нашего путешествия. Поэтому если ваш дедушка погонится за нами, то отправится прямиком в Дербишир, а мои слуги, получив указания, отправят его в Шотландию. Возможно, он решит, что это слишком далеко, и откажется от своих намерений.
Пруденс вздрогнула.
– Он погонится за нами, – тихо сказала она. – Тут нет сомнений.
Лорд Каррадайс нахмурился, услышав в ее голосе печальную уверенность, и положил ладонь на ее стиснутые руки.
– Он может гнаться за вами, но он вас не найдет, – твердо заверил он.
Охваченная дурными предчувствиями, Пруденс уныло посмотрела на него.
– Дедушка так легко не отступится. Он умеет запугивать людей. И вашим слугам может внушить благоговейный страх.
– Сомневаюсь, – сказал он, но, увидев, что ее это не убедило, продолжил: – А если, паче чаяния, он нас настигнет, обещаю вам, он вас пальцем не коснется. Со мной вы в безопасности, моя Имп, и ваши сестры – тоже.
Его глубокий голос звучал твердо и уверенно, и Пруденс, несмотря на свои страхи, немного успокоилась. Нужно убрать руки, подумала она, но не смогла заставить себя это сделать. Казалось, через его ладонь в нее перетекают его сила и уверенность. Она испытывала ошеломляющее желание прижаться щекой к его плечу, словно это могло хотя бы на время переложить все ее беды и заботы на его широкие сильные плечи.
Но она не могла этого сделать. Это всего лишь минутная слабость. Лорд Каррадайс думает, что его помощь, галантность, великодушие могут что-нибудь изменить. Он думает, что она нарушит данное Филиппу обещание, и это только вопрос времени. Но ведь лорд Каррадайс привык к женщинам, которым ничего не стоит нарушить клятву, даже супружескую.
Для Пруденс эта клятва священна.
И даже если ее чувства изменились, даже если то, что она когда-то питала к Филиппу, всего лишь бледная тень чувств, что она сейчас испытывает к лорду Каррадайсу, она не предаст многолетнюю верность Филиппа. Они соединили свои жизни, хотя и не в глазах общества и закона. Филипп дал ей кольцо, и она приняла его, принеся клятву пред очами Бога.
Их узы скреплены кровью.
Если она когда-нибудь придет к лорду Каррадайсу – а в глубине души она сознавала, что хочет этого, – она придет к нему свободной, с чистой душой и открытым сердцем, а не как клятвопреступница. Любовь слишком драгоценна, чтобы пятнать ее ложью.
Пруденс спрятала руки в складки мантильи. Она справлялась с собой раньше, справится и теперь. Даже если дедушка найдет их и прибегнет к помощи закона, чтобы вернуть сестер обратно, она не подчинится. Ей скоро исполнится двадцать один год.
И если Чарити и герцог поженятся – а Пруденс надеялась, что так и будет, – возможно, герцог поможет ей заставить дедушку отдать им деньги.
Лорд Каррадайс может попытаться, но герцог, особенно если он станет родственником, обладает большей властью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47