Он поднял голову. Глаза у него были красные, из носа текло.
– Я люблю своего мальчика, Изи.
– И он тоже любит тебя. Это твой сын, твоя кровь. Он любит тебя, поверь.
– Но тогда почему он так себя ведет?
– Он еще маленький, вот и все. Ты встречаешься с дрянными людьми, он пугается, и ему хочется удрать оттуда. Малыш этого не выносит.
– Почему же он мне ничего не скажет? Я бы пошел с ним на рыбалку.
– Похоже, он просто не знает, что сказать. Дети не умеют думать. Для них существует только «хорошо» или «плохо».
Крыса откинулся на спинку стула и уставился на меня так, словно я показал ему фокус, вынув кролика из собственного уха. Я заметил в нем перемену. Он выпрямился, глаза его прояснились.
– Почему бы тебе не остаться у меня? Прими душ, выспись хорошенько. А я при первой же возможности поговорю с Ламарком.
Пока Крыса принимал душ, я позвонил.
– Как дела, мистер Роулинз? – спросил агент Крэкстон.
– Священник и его приятельница убиты.
– Что?!
Я рассказал подробности, а он долго расспрашивал о комнате, где произошла трагедия.
В конце концов сказал:
– Похоже, сработал профессионал.
– А может быть, просто удачный выстрел.
– Тогда почему в комнате ничего не сдвинуто, ничего не тронуто?
– Она держала в руках его член. Возможно, их застал ее муж. Или Винона, которая считала, что Таун безраздельно принадлежит ей.
– Как знать. Послушайте, я смотрю на это со своей точки зрения. Узнайте как можно больше о священнике. С кем он встречался, какие у него политические связи?
Крэкстон был босс, и я сказал – о'кей.
Реймонд вышел из ванной улыбающийся, с полотенцем, обернутым вокруг бедер.
– Ты выглядишь лучше, – отметил я.
– А ты выглядишь так, словно только что проглотил свинью. У тебя что-то не в порядке, Изи?
– Лучше бы ты спросил, что у меня в порядке.
– Ты поговоришь с Ламарком насчет меня?
– При первой же возможности.
Он засмеялся, как младенец.
– Тогда расскажи, что у тебя стряслось.
– Я задолжал одному человеку деньги, а у него в руках бумаги, касающиеся моих домов. Он требует, чтобы я навел справки о людях, работающих в церкви.
Я лгал Крысе, потому что опасался: если расскажу ему правду, он может оказать мне услугу «по-луизиански» – скажем, сжечь налоговое управление дотла со всеми его документами и прочим.
– А тут объявился еще один тип, который тоже зарится на мою недвижимость. Он утверждает, что девушка, которая жила в одном из моих домов, повесилась из-за того, что я собирался ее выселить. А может быть, ее убили. Потом священник Таун и его подруга были застрелены, а я, как назло, оказался рядом.
– Ты поговори с моим мальчиком, Изи. А я их всех убью.
– Нет! Они связаны с большими компаниями. Ты же знаешь. Убьешь одного, на его месте появятся двое.
– Он белый?
– Да.
– Ты все-таки подумай об этом. И если решишься, скажи мне.
Крыса оделся в ванной комнате и вскоре отчалил. Он не остался у меня. Еще бы! Разве этот пижон мог обойтись без своей роскошной одежды? А она хранилась у Дюпре.
Он ушел, а я завалился в постель и выпил один за другим три стакана виски.
Но прежде чем отключиться, вспомнил, что должен позвонить Этте.

Глава 24

Толстяк из «Скорой помощи» неуклюже стоял на высокой табуретке с мясницким ножом в руке. Он перепиливал веревку, на которой висела Поинсеттиа. Звук был такой, словно два здоровых мужика распиливают дерево. Наконец мертвое тело грохнулось на пол. Оно настолько разложилось, что одна рука и голова отвалились. Но всего ужаснее был сам звук удара тела об пол. Половицы затрещали, и стены закачались. Ведь дом завибрировал, как при землетрясении...
Я проснулся, когда едва начало рассветать. В окне виднелось светло-голубое небо, каким оно бывает перед самым восходом солнца. На мгновение мне показалось, что и впрямь случилось землетрясение. Только потом я понял: кто-то ломится в дверь. Когда этот кто-то заорал: «Полиция!», я подумал, что лучше бы это было стихийное бедствие.
– Подождите, – заорал я в ответ, поспешно натягивая брюки и засовывая ноги в растоптанные шлепанцы.
Едва я открыл дверь, Нейлор и Риди схватили меня под руки.
– Вы арестованы, – сказал Нейлор и защелкнул у меня за спиной наручники.
Я не удивился и ничего не сказал. Казалось, я даже не удивился бы, если бы они отвели меня на задний дворик и пустили пулю в лоб. Я ничего не мог поделать и лишь обреченно повесил голову, надеясь как-то пережить и эту бурю.
Меня привезли в участок на Семьдесят седьмой улице, отвели в затхлую комнатенку, не сняв наручников. Спустя некоторое время ко мне наведался офицер Файн, жирный полицейский с красным лицом.
– Я арестован?
В ответ он улыбнулся, обнажив при этом гнилые зубы.
– Если меня арестовали, я имею право позвонить, не так ли?
Он не удостоил меня даже улыбкой.
Потом пришел Риди и попросил Файна посидеть в холле. Риди посмотрел на меня грустными зелеными глазами и спросил:
– Вы не хотите сделать признание, мистер Роулинз?
– Я хочу только позвонить.
Вошел Нейлор. Они подтащили стулья и уселись по обе стороны от меня.
– Я не терплю убийц, мистер Роулинз, в особенности когда убивают женщину, тем более негритянку, – сказал Нейлор. – Поэтому хочу знать, что произошло. Иначе мы с Риди пойдем выпить кофе и предоставим Файну продолжать допрос.
Я ухмыльнулся:
– Вы здорово работаете под белого, братец.
Он дал мне пощечину, но не перестарался. Я понял, Нейлор пытается спасти меня от настоящего членовредительства.
– Так вы хотите иметь дело с Файном? – спросил Риди, подавляя зевок.
– Кто убил священника и девушку? – продолжил донимать меня Нейлор.
– Не знаю, просто не знаю.
– Кто убил Поинсеттию Джексон?
– Она покончила с собой, разве не так?
Оба не сводили с меня тяжелого взгляда.
– Я вошел к ней и увидел, что она повесилась, вот и все. Я никого не убивал.
– Кто-то нанес ей удар по голове, Изи. Она потеряла сознание, после чего ее повесили на крюке для люстры, – сказал Нейлор. – А потом бросили рядом стул, чтобы все выглядело как самоубийство, но перестарались – стул оказался слишком далеко. Это и навело нас на мысль, что ее убили, Изи.
Филадельфия. Только сейчас до меня дошло. Я готов был биться об заклад, что Куинтин – негр с востока, из Филадельфии.
– А может быть, вы знаете кого-нибудь, кто в этом заинтересован? – спросил Риди.
– Кому нужно убивать больную девушку?
– Скажем, чтобы вышвырнуть ее из квартиры?
– Что я могу об этом знать? Почему бы вам не спросить владельца?
– А я как раз у него и спрашиваю, – сказал Риди. Он смотрел мне прямо в глаза.
Казалось, я в одиночку плыву на плоту по бурному морю. А полицейские снуют вокруг меня, как акулы. Пока я еще в безопасности, но плот уже захлестывает водой.
– Мне нужен адвокат. И я должен кое-кому позвонить.
– Зачем вы лжете? – спросил Нейлор. Он был явно расстроен, будто мои маленькие хитрости могли повредить его репутации в участке.
– Позвольте мне позвонить, ну пожалуйста.
– Вами займется полицейский Файн, – ответил Риди.
«Присылайте этого подонка, – послышался Голос в моей голове. – Пусть прольется кровь».
Я не произнес ни слова, за меня говорили глаза. Я научился переносить побои. Отец, прежде чем оставил нас навсегда, имел обыкновение время от времени уводить меня на задний дворик. И подчас, пока я не повзрослел, мне ой как не хватало его палки.
– Тьфу, – сказал Риди и вышел.
На пороге появился Файн. Нейлор наклонился ко мне и сказал:
– Это может плохо кончиться, Изекиель. Я не смогу вас защитить, если вы не пойдете нам навстречу.
– Оставьте этот треп. Вы один из них. Одеваетесь как они и говорите точно так же.
– Нейлор, детектив Риди ожидает вас в холле. – Файн был почти вежлив.
Я затаил дыхание, пока черный коп думал. Файн был готов меня убить, я чувствовал это по запаху, который от него исходил.
– Пошли, – наконец произнес Нейлор.
– Что, что? – начал было Файн, но Куинтин встал во весь рост как скала.
– Ему нужно позвонить. Он имеет на это право.
Нейлор снял с меня наручники и повел через холл к закутку, огороженному тремя стенами матового стекла в шесть футов вышины. На табуретке стоял телефон.
– Валяйте, – сказал мне Нейлор и отошел, показывая, что не собирается подслушивать. Здесь же оказались Риди с Файном и затеяли спор. Я был дохлой курицей, на которую зарились трое стервятников.
Я набрал номер Мофасса. Никто не ответил. Тогда позвонил в пансион, где он жил. После третьего звонка трубку сняла дочка хозяйки Хильда Барк.
– Нельзя ли попросить Мофасса?
– Он уехал.
– Куда?
– Уехал. Вы что, не понимаете английского языка? – Она жучила меня точно так же, как ее мать, наверное, жучила ее саму.
– Вы хотите сказать, он съехал?
– Угу, – пробурчала она и повесила трубку.
Троица все еще перемывала мне кости, и я торопливо набрал номер агента Крэкстона.
– ФБР, – ответил звучный мужской голос.
– Могу ли я поговорить с агентом Крэкстоном?
– Агент Крэкстон сегодня отсутствует. Будет на месте завтра. Может быть, хотите что-нибудь ему передать?
– Он не собирался вам звонить?
– Трудно сказать, сэр. Агент Крэкстон работает самостоятельно. Он едет, куда считает нужным, и звонит, когда ему это требуется.
– Пожалуйста, передайте, что звонил Изекиель Роулинз из полицейского участка на Семьдесят седьмой улице. Скажите, что мне необходимо срочно здесь с ним увидеться.
– В чем заключается ваше дело?
– Просто передайте то, что я сказал.
Затем я набрал номер дневной школы Первого африканского баптиста. Телефон все еще звонил, когда вошел Файн и опустил руку мне на плечо.
– Я никого не застал, – объяснил я ему.
– Прекрасно. – Он улыбнулся. Подождет моего последнего звонка, а потом послушает, как громко я умею вопить.
– Алло! – Голос был мне незнаком. – Могу я поговорить с Оделлом Джонсом?
После долгой паузы Оделл взял трубку.
– Слушаю.
– Оделл.
– Изи?
– Я попал в беду.
– Значит, так тебе суждено, парень. Ты рожден для несчастья и приносишь беду всем, кто имеет с тобой дело.
– Меня засадили в тюрьму, Оделл.
– Тюрьма – подходящее место для преступников, Изи.
– Выслушай меня, я не имел никакого отношения к Тауну. Никакого.
– А скажи-ка вот что. Не появись ты в церкви, был ли бы он убит?
Хороший вопрос, у меня не было на него ответа.
– Так чего же ты хочешь? – резко спросил он.
– Помоги мне выбраться отсюда.
– Что я могу сделать? Денег у меня нет. Остается только полагаться на Бога.
– Оделл, – взмолился я.
– Обратись к кому-нибудь еще, Изи Роулинз. Этот колодец высох.
Файн трижды стукнул меня по плечу и схватил за руку.
– Мое дежурство кончилось, мистер Роулинз, – сказал Куинтин Нейлор. – Ваш допрос продолжит офицер Файн.

Глава 25

Офицер Файн был терпеливым человеком, терпеливым и деликатным. Он и его партнер, бледнолицый новичок по имени Габор, раскрыли мне свои маленькие секреты, как долго, например, можно выворачивать руку, прежде чем она сломается.
Выворачивая мне руку, Файн произнес в пространство:
– Это лишь вопрос времени. Я могу обернуть твою руку вокруг шеи, а пальцы запихнуть тебе в глотку: ты будешь их кусать, чтобы избавиться от боли.
«Не сдавайся, Изи», – завопил Голос у меня в голове.
– Почему ты ее убил? – спросил Габор.
Так хотелось ему поддать, но ноги и левая рука были прикованы к стулу.
Они забавлялись этой игрой более часа. Меня били по щекам и голове свернутым в тугую трубку журналом, пинали, скручивали, как лакричную палочку.
Когда от боли в руке у меня перекашивалось лицо, я чувствовал, как на щеке трескается засохшая кровь.
Я чуть не сломался. Был почти готов сознаться во всем, чего бы они ни захотели. Но Голос не переставал звучать во мне: «Держись».
Наконец дверь отворилась, и в комнату вошел высокий седоволосый джентльмен. Я поблагодарил судьбу за передышку, но когда Файн освободил меня, у меня было такое ощущение, будто мне руку выломали из сустава.
Я застонал от унижения и боли, глядя на блестящие черные ботинки.
– Капитан... – обратился к нему Габор.
Затем я увидел еще одну пару ботинок, сияющих, как полированный оникс.
– Так вот что вы называете допросом, Джон? – спросил агент Крэкстон.
– Это тяжелый случай, – ответил седоволосый и, уже обращаясь к Файну, сказал: – Агент Крэкстон из ФБР. Мистер Роулинз нужен ему для дела, над которым он работает.
– А как насчет убийств? – спросил Файн.
– Снимите с него наручники и извинитесь, иначе я оторву ваш член и запихну его вам в глотку, – сказал Крэкстон ровным голосом и почти дружелюбно.
Файну это не понравилось, он прижал кулаки к груди и двинулся было вперед. Но едва взглянув в глаза Крэкстона, попятился. Полицейский снял с меня наручники, но не извинился и вел себя, как ребенок, обидевшийся на отца.
А Крэкстон все улыбался. Щербатые зубы делали его похожим на крокодила, принявшего человеческий облик.
– Пришлите мне досье этого офицера, Джон.
– Извинись, Чарли.
– Извините, – выдавил из себя жирный коп, причинивший мне столько боли.
Несмотря на то что на мне не оставалось живого места, было приятно слышать эти слова. Его унижение было для меня подобно сладкому холодному мороженому на горячем яблочном пироге.
Я стер засохшую кровь с лица и сказал:
– Будь ты проклят, мать твою... Будь ты дважды проклят.
Это было неумно, но я никогда не рассчитывал дожить до глубокой старости.

* * *

Крэкстона сопровождали два человека, вылитые агенты ФБР. Темные костюмы и галстуки, белые рубашки, шляпы с узкими полями, черные ботинки, белые носки. Слева их просторные пиджаки едва заметно вздувались. Они были гладко выбриты и молчаливы как камни.
Точь-в-точь такие, с какими Ширли разговаривала возле своего дома.
Близнецы заняли переднее сиденье, а мы разместились сзади. Выехав на улицу, мы поехали вперед, сворачивая направо через каждые два квартала. У меня складывалось впечатление, что мы просто катаемся по городу, во всяком случае, я не представлял себе, куда мы едем.
– В полиции считают, что вы убили их всех, Изи. Девушку в своем доме и священника с подругой тоже.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28