Вчера был чудесный день. Живые изгороди были золотыми от первоцветов, а на каштанах и платанах стали набухать почки.
Дул свежий ветерок, а в воздухе витал тот восхитительный привкус, который считают предвестником весны. Я люблю это время года, когда птицы, кажется, сходят с ума от радости, и в полный голос распевают скворцы и дрозды. Чудесная весенняя пора! И как приятно скакать галопом по лугам, а потом замедлять ход и трусить по аллеям, разыскивая в изгородях и на склонах полевые цветы и пытаться вспомнить их названия — мисс Брей знала их все. Прошло десять дней с тех пор, как отец с молодой женой уехали в Италию. Они вернутся первого апреля. Тогда все изменится. Я с ужасом жду их возвращения. Иногда мне кажется, что надо качать строить какие-то планы. Как все будет, когда они вернутся? Я должна быть к этому готова. Но что я могу сделать? Мне не у кого попросить совета. Разве что у мисс Брей… миссис Эггертон, будущей мамаши. Она будет поглощена приготовлениям к появлению ребенка и совершенно неспособна думать о чем-либо другом. Нет, я не могу нарушать ее благословенный покой и довольство. Я должна подождать и посмотреть. Возможно, все сложится не так уж плохо. Возможно, я преувеличиваю. В конце концов, что плохого сделала мне мисс Гилмур? Она всегда была сговорчива. Никогда не заставляла меня много работать. Всегда держалась приветливо. В чем же дело? Откуда у меня эти дурные предчувствия? И с мистером Фидерстоуном то же самое.
Я была неподалеку от гостиницы, где впервые встретила его с мисс Гилмур, когда мистер Фидерстоун подъехал ко мне.
— Здравствуйте, — сказал он. — Какая неожиданная радость!
— Я как раз собиралась домой.
— Похоже, это ваше обычное направление, когда мы встречаемся. Как бы там ни было, никакой спешки нет, верно?
— Мне бы не хотелось опаздывать.
— Я знаю, что у вас много неотложных встреч, но хотя бы один раз, а? Как насчет того, чтобы немного освежиться? Ведь это здесь мы впервые встретились. Так что это, в общем-то, случай, не так ли?
Я колебалась. Наверное, я вела себя глупо. Я была так резка с ним, а это невоспитанно. И какой мне вред от одного бокала сидра? Возможно, мне удастся тонко дать ему понять, что я предпочитаю ездить верхом в одиночестве.
В общем, я согласилась. Мы спешились и вошли в гостиницу.
Мы сели за тот же столик, где я увидела его с мисс Гилмур.
— Наши новобрачные скоро возвращаются, — заметил мистер Фидерстоун. — За ваше вечное счастье и здоровье, мисс Энн Элис.
— Благодарю вас. И за ваше.
— Я рада, что вы желаете мне добра. Ибо у меня такое чувство, что в дальнейшем мое счастье зависит от вас.
— Вы меня удивляете, мистер Фидерстоун.
— Вы удивлены только от того, что так изумительно наивны. Вы стоите на пороге жизни.
— Меня весьма раздражает, когда подчеркивают мою молодость. Я не так уж юна.
— Ну, конечно. Насколько я знаю, вам почти семнадцать. Когда это будет? В великий день двадцать первого мая?
— Откуда вы узнали?
— Как это говорится? Маленькая птичка…
— Мне представляется, что птичка не так уж и мала. Должно быть, это мисс Гилмур.
— Больше не мисс Гилмур. Счастливая миссис Мэллори. И вас не должно раздражать сознание собственной юности. Молодость — самый драгоценный из даров Божьих. К несчастью, она длится недолго. Очень печально, не так ли?
— Могу вас заверить, что не возражала бы быть немного постарше.
— Мы все хотим быть старше, когда молоды, и моложе — когда стареем. Противоречивость человеческой натуры. Однако к чему обобщения? Я хочу поговорить о вас.
— Боюсь, что это не очень интересная тема для разговора.
— Это увлекательнейшая тема. — И тут меня поразил его вопрос. — Что вы обо мне думаете?
Я вспыхнула. Я не могла сказать ему того, что о нем думала. Я искала нужные слова.
— Мне кажется, что вы, видимо, очень… проницательны.
— О, благодарю "вас. Что еще?
— Что ж, я полагаю, вы светский человек.
— Проницательный светский человек. Для начала звучит не так уж плохо. Что еще?
— Не понимаю, зачем вам давать себе труд преследовать меня.
Он рассмеялся.
— Сказать вам, что я думаю о вас?
— Мне это не очень интересно.
— Вы еще растете и не всегда говорите правду. Все хотят знать, что о них думают другие. Как бы там ни было, я все равно скажу вам. Я считаю, что вы восхитительны.
Уверена, что я покраснела до корней волос.
— И при этом, — продолжал он, — я говорю правду. Я изо всех сил старалась сохранить самообладание.
— Так вот, теперь я скажу правду, — заявила я. — И скажу, что уверена — вы находите многих особ моего пола… восхитительными.
— Вы проницательны. Не стану отрицать.
— Это было бы бесполезно.
— И совершенно исключено, раз уж мы решили говорить друг другу правду. Однако, — продолжал он, — вы самая восхитительная из всех.
Я бросила на него скептический взгляд.
— Что ж, сидр был хорош. Благодарю вас. А сейчас мне действительно "ад о идти.
— Мы же только что пришли.
— Выпить бокала сидра — для этого много времени не требуется.
— Но смотрите, я же не допил свой.
— Могу оставить вас допивать его.
— Я не могу позволить вам отправиться домой одной.
— Я выехала на прогулку одна.
— Интересно, что скажет ваш отец по поводу этих одиноких блужданий, когда вернется.
— Он будет слишком поглощен молодой женой, чтобы думать обо мне.
Рука мистера Фидерстоуна протянулась через стол, и я слишком поздно попыталась увернуться. Он крепко сжал мою руку, лаская ее.
— Стало быть, вы немного… ревнуете? — Вовсе нет.
— Мачехи зарекомендовали себя как невыносимые особы.
— Я не стала бы судить прежде времени. Мачеха у меня всего десять дней, да и то отсутствует.
— В воздухе пахнет свадьбой, — сказал мистер Фидерстоун. — Говорят, это заразительно.
Я пожала плечами и ухитрилась высвободить свою руку. Я поднялась.
— Вы настаиваете? — спросил мистер Фидерстоун.
— Да.
— Как раз когда разговор становится интересным.
— Неужели он вам так интересен?
— Невероятно. Я говорю вам, как сильно вами восхищаюсь. Вы не просто хорошенькая. Вы прекрасны. Я бросила на него презрительный взгляд.
— У меня отличное зеркало, мистер Фидерстоун. И если оно не говорит мне того, что мне хотелось бы знать, по крайней мере, оно говорит мне правду.
Я вспомнила, как утешала меня милая мисс Брей.
— Может, ты и не совершенная красавица, Энн Элис, но у тебя интересное лицо. Да, и вообще я считаю, что ты можешь вырасти вполне привлекательной.
А теперь он говорит мне, что я прекрасна!
— Ваши волосы чудесного русого оттенка, а ваши глаза — в них множество цветов. Какого они цвета? Карие? Зеленые? Серые?
— Их обычно называют светло-карими, — заметила я, — и ничего особенного в них нет.
— У вас прелестный рот.
— Благодарю вас. На этом приятном заключении самое время закончить оценку моей внешности.
— Я мог бы говорить о ней бесконечно.
— В таком случае, боюсь, что мне придется оставить вас разговаривать с самим собой. Я нахожу эту ему весьма скучной.
Мистер Фидерстоун допил свой бокал.
— Вы решительно настроены прервать этот приятный тет-а-тет?
— Он встал рядом со мной и, взяв меня за руку, твердо сжал ее. Его лицо было совсем рядом с моим, и на какое-то мгновение мне показалось, что сейчас он меня поцелует. Я в ужасе отпрянула.
— Неужели я вам не нравлюсь, хоть немножко? — спросил он почти жалобно.
Я высвободила руку и направилась к двери.
— Я едва знаю вас, мистер Фидерстоун, — бросила я через плечо, — и я никогда не выношу поспешных суждений о людях.
— По-моему, когда вы позволите себе узнать меня как следует, я могу вам понравиться довольно сильно. Он настоял на том, чтобы помочь мне сесть в седло.
— Благодарю вас, — сказала я. Несколько мгновений мистер Фидерстоун стоял, глядя на меня Снизу. Затем взял мою руку и поцеловал. У меня было такое ощущение, словно до меня дотронулась змея.
Мистер Фидерстоун умоляюще смотрел на меня.
— Дайте себе шанс познакомиться со мной поближе, — сказал он.
Я повернула лошадь, оставив его слова без ответа. Мне это показалось, или я действительно заметила сердитый проблеск в его глазах? Я не была уверена, однако меня пробрала легкая тревожная дрожь.
Я шагом направила лошадь прочь от гостиницы, а он поехал рядом со мной.
Мы ехали домой молча.
Однако моя тревога росла.
23 МАРТА.
Через неделю они возвращаются. Я почти с нетерпением жду их. Это был странный месяц для меня, и мне кажется, что в течение его мистер Фидерстоун преследовал меня, как призрак.
Я не очень много езжу верхом, потому что он наверняка где-то поджидает меня в засаде. Он постоянно пытается сказать мне, что влюблен в меня.
Я не верю ему ни на минуту. На самом деле иногда мне кажется, что я ему не нравлюсь. Я заметила выражение, промелькнувшее на его лице, он был по-настоящему рассержен. Наверное, в прошлом он с легкостью одерживал победы, и моя отчужденность ему совсем не по душе.
Было время, когда я считала, что он влюблен в мисс Гилмур. Ах, как мне хотелось бы, чтобы так оно и было и они бы уехали вместе!
Насколько тогда все было бы по-другому!
Если бы мисс Брей не ждала ребенка, я бы уехала к ней. Однако я никогда не смогла бы объяснить ей своих чувств. Лучше совсем ничего не предпринимать и лишь продолжать игру в кошки-мышки, которой, похоже, решительно намерен предаваться мистер Фидерстоун. Эта аналогия не идет у меня из головы. Что делает кошка, поймав мышку? Дразнит ее, притворяясь, что отпускает, а потом ловит, прежде чем та успеет сбежать, дразнит ее, мучает… перед тем, как, наконец, убьет.
Я действительно взвинчиваю себя до нервного припадка насчет мистера Фидерстоуна.
Иногда я в ужасе просыпаюсь ночью, потому что мне кажется, что он в доме. Я даже вставала с постели и выглядывала в коридор, по-настоящему ожидая, что он выглянет оттуда. Иногда я стою у окна задней части дома, которое выходит на поля и леса. Я ищу прячущуюся там фигуру.
А потом я смеюсь над собой.
— Нелепые сны. Глупые выдумки, — говорю я.
Но эти мысли порождает страх, поселившийся у меня в голове.
Почему я испытываю к нему такие сильные чувства? Такое ощущение, словно это предупреждение, предостережение.
Я постоянно твержу себе, что когда они приедут, все станет лучше. Всего одна неделя.
3 МАЯ.
Сегодня я вспомнила о своем дневнике. Сначала не могла его найти и страшно испугалась, вдруг я его потеряла. Я стала вспоминать, что же такого писала в нем, и что подумает моя мачеха, если он попадет к ней в руки. Я была уверена, что написала о ней кое-что нелестное.
Возможно, мне следует быть осторожной в том, что пишу, но тогда какой смысл вести дневник, если человек не может записать именно то, что чувствует в данный момент?
К моей великой радости, я нашла его. Дневник был там, куда я его положила, в глубине ящика — по-моему, это подходящее для него место — за перчатками и чулками, хорошенько упрятан.
Прошло уже некоторое время с тех пор, как они приехали. Я встречала их. Внимательно оглядела отца. Он казался очень счастливым. Мисс Гилмур — я должна называть ее мачехой — вся сияла. У нее был новый гардероб, очень нарядный. «Континентальный», как зовут его на кухне. «С этаким французским душком». Впрочем, во Франции они, конечно же, никогда не были.
Я уже стала подумывать, что заблуждалась насчет моей мачехи. Все говорят, какой это удачный брак и как они рады за папу, поскольку он «снова нашел свое счастье». Он слишком долго был вдовцом, соглашаются все, а ведь людям надо учиться не скорбеть вечно.
Эти избитые фразы повторяются снова и снова, а я все думаю, какое благо такие слова, ибо они срываются с языка с такой легкостью, и люди при этом всегда чувствуют, что сказали нечто «правильное».
Моя мачеха занялась полным переоборудованием дома. В нескольких комнатах новая меблировка. Она не слишком вмешивается в дела слуг, и это создает ей популярность, хотя среди домочадцев есть кое-кто, считающий, что той, кто была в доме более или менее на положении прислуги, не пристало подниматься до роли хозяйки дома.
Однако, похоже, это уже забывается, а моя мачеха явно наслаждается своим новым положением.
Было решено, что я прекрасно обойдусь без новой гувернантки, хотя мачеха предложила, чтобы я каждый день немного читала под ее надзором. Отец выслушал это с одобрением, и я должна признаться, что он кажется сейчас больше отцом, чем когда-либо был после смерти моей матери.
Надзор над моим чтением все сокращается, и, по-моему, со временем прекратится совсем. Меня это радует.
У нас были небольшие разногласия по поводу того, как мне называть мачеху. Раз или два я забылась, и с моих губ сорвалось «мисс Гилмур». Это не понравилось мачехе и отцу тоже.
Поразительно, как долго человек может вообще никак не обращаться к другому человеку. Так я и делала. Однажды, как раз когда мы выходили из столовой, мачеха обняла меня и сказала сладким голоском, к которому время от времени прибегает:
— Правда, было бы хорошо, если бы ты могла называть меня матушкой или мамой… Что-нибудь в этом роде?
— Ох… я бы не смогла, — выпалила я.
— Почему? — Ее голос зазвучал резко, и я видела, что мой отец задет этим.
— Ну, — запинаясь, выдавила я. — Я так хорошо помню матушку. Никто не может заменить…
Вид отца выражал нетерпение, однако мачеха сказала, уже успокаивающим тоном:
— Разумеется, разумеется. — Она тихонько вздохнула и ласково улыбнулась. — Ну, хотя бы маменька. Это у тебя получится?
— Да, наверное, — ответила я. Так что я должна называть ее маменькой. Однако я знаю, что довольно долго мне еще будет удаваться вообще никак не называть ее.
1 ИЮНЯ.
Мистер Фидерстоун по-прежнему здесь. Он все время подстерегает меня, а я все так же стараюсь избегать его, когда могу. Я решила больше не быть с ним вежливой, и между нами происходят словесные перепалки, которые, как выясняется, мне легче даются, чем вымученная вежливость.
Когда он сказал:
— Вы надеялись ускользнуть от меня, не так ли? — я ответила:
— Да, надеялась.
— Почему? — резко спросил он.
— Потому что хочу побыть одна.
— Какое несовпадение желаний!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54