Вы можете помочь мне. Вы должны помочь всем нам…Меня била дрожь. Я села в кровати и только тут поняла, что меня так напугало. Сложив вещи, я оставила дверь шкафа открытой, и призрак Элис оказался висевшей в нем амазонкой.
Под утро я заснула, да так крепко, что меня разбудил только громкий стук в дверь. Китти принесла горячей воды, а так как дверь не открывалась, стала стучать. Она явно не понимала, что произошло.— Что случилось, мисс? — спросила она, когда выскочив из постели, я отперла дверь.— Ничего, — ответила я резко, но она продолжала смотреть на меня выжидательно. Однако я не собиралась удовлетворять ее любопытство. Впечатления от бала настолько переполняли ее, что после некоторой паузы она сказала:— Правда здорово было, мисс? Я смотрела из окна. Они танцевали на лужайке при луне. Господи боже, я давно такого не видела. Прямо, как при хозяйке. А у вас усталый вид, мисс. Они что, не давали вам спать?— Да.— Ну, теперь все уже кончилось. Мистер Полгрей убирает цветы обратно в оранжерею. Хлопочет, как наседка с цыплятами. А в зале такой беспорядок, что нам с Дейзи и дня не хватит, чтобы там прибраться. Это уж точно.Я зевнула. Она вышла, поставив воду около ванны, но через пять минут снова вернулась и сообщила:— Вас спрашивает хозяин. Хочет видеть вас сейчас же. Он в красной гостиной и просил сказать, чтобы вы пришли не мешкая.— Ого, — сказала я, — но ведь я не одета.— Но это очень срочно, мисс, — повторила она. Я кивнула.Быстро умывшись и одевшись, я отправилась в красную гостиную, догадываясь, что означала эта утренняя встреча. Он, конечно, окажется чем-то недоволен и скажет, что больше не нуждается в моих услугах. Несомненно, что-то похожее произошло и с мисс Дженсен. Придумали против нее какое-нибудь обвинение и прогнали. Интересно, а в чем он собирается обвинить меня? Ведь это совершенно бессовестный человек. Но я не позволю ему меня уволить, а сама, первая сообщу, что отказываюсь от места.Я вошла в гостиную, готовая дать бой своему обидчику. Он ждал меня. Сегодня утром на нем был синий редингот. По его свежему, отдохнувшему виду нельзя было даже предположить, что он лег далеко за полночь.— Доброе утро, мисс Лей, — сказал он улыбаясь, но я не ответила на его улыбку.— Доброе утро. Я уже уложила вещи и хочу как можно скорее уехать.— Мисс Лей! — его голос звучал укоризненно, и я вдруг почувствовала совершенно необъяснимую радость — он не хочет, чтобы я уезжала. Он не собирается меня отсылать. Неужели извинится? Но жестким тоном, который мне самой в других обстоятельствах казался бы самодовольно педантичным, я продолжала:— Это единственное, что мне остается после… Он не дослушал:— После моего возмутительного поведения вчера. Мисс Лей, прошу вас забыть об этом. Боюсь, что я не до конца отдавал себе отчет, что делаю и с кем танцую. Пожалуйста, не придавайте значения моей выходке, будьте великодушны — ведь вы же без сомнения человек великодушный. Давайте опустим занавес на этой неприятной сцене, и пусть все останется по-прежнему.Я не сомневалась, что он поддразнивает меня, но радость от его слов была так велика, что это уже не имело значения. Я остаюсь. Меня не прогоняют с позором. Письмо к Филлиде можно не отсылать. Наклонив голову, я сказала:— Принимаю ваше извинение, мистер Тре-Меллин. Забудем этот неприятный случай, — и, повернувшись, вышла из комнаты.Я едва сдерживала себя, чтобы не запрыгать от радости. Казалось, ноги сами несут меня вверх по лестнице через три ступеньки. Инцидент исчерпан. Мне не надо уезжать.В доме стало даже как будто светлее, и в это мгновение я поняла, что если мне придется из него уехать, я буду безутешна.При своей склонности к самоанализу я не могла не спросить себя, отчего такая радость. Почему одна мысль, что мне придется уехать из Маунт Меллина, так меня расстроила? Ответ был готов: этот дом хранит тайну, которую мне хочется разгадать. Я должна помочь двум несчастным детям — Элвине и Джилли.Но, возможно, была и еще одна причина. Если быть совершенно откровенной, то надо признаться, что хозяин дома занимал меня не меньше. Будь я более разумна, то поняла бы, что такой интерес очень опасен. Но об этом я не думала тогда, как и любая другая женщина на моем месте.Днем, как обычно, мы с Элвиной отправились на урок верховой езды. Все прошло благополучно. Сегодня я надела новую амазонку — единственное отличие этого урока от всех предыдущих. Она была другого фасона: облегающее платье с жакетом мужского покроя.К моей радости Элвина совершенно забыла о вчерашнем происшествии и не проявляла ни малейшего страха, и я пообещала ей, что скоро сможем учиться прыгать через препятствия. После урока я поднялась к себе в комнату, чтобы переодеться к чаю.Сейчас мне казались смешными ночные страхи. Я надела серое платье — тетя Аделаида всегда предупреждала, что носить одно и то же платье два дня подряд некрасиво — и уже собиралась повесить амазонку в шкаф, как вдруг мне показалось, что в кармане жакета что-то лежит.Я очень удивилась, потому что отчетливо помнила, что, когда проверяла карманы раньше, они были пусты, и снова сунула туда руку. Сам карман был пуст, как и прежде, но нащупала — какой-то предмет под шелковой подкладкой. Положив жакет на кровать, я тщательно осмотрела его и обнаружила потайной карман, застегнутый на крючки, а в нем книжечку — маленький дневник.Сердце мое часто забилось, потому что этот дневник принадлежал Элис. С минуту я колебалась, но потом открыла его. Искушение было слишком велико, мне даже казалось, что это мой долг.На первой странице детским почерком было написано «Элис Тре-Меллин»и стояла дата. Элис вела этот дневник в последний год своей жизни. Пролистнув несколько страниц, я поняла, что не сделаю никаких сногсшибательных открытий, потому что в этой книжечке Элис просто записывала список дел на день. Среди них были: «Чай в Маунт Уиддене», «Трилендеры приглашены к обеду», «Отъезд К, в Пензанс», «К, возвращается», но все записи были сделаны рукой самой Элис, и одно это делало их для меня чрезвычайно интересными.Последняя запись в дневнике была датирована августом. Я перелистала странички и нашла записки за июль. На четырнадцатое июля Элис сделала такие отметки: «Треслины и Трилендеры приглашены в М. М, на обед», «Поговорить с портнихой о платье из голубого шелка», «Напомнить Полгрею про цветы», «Послать Джилли к портнихе», «Если брошь не будет готова к 16 — му, зайти к ювелиру». На шестнадцатое была такая запись: «Брошь не готова, надо зайти к ювелиру. Она нужна мне для обеда с Трилендерами 18 — го».Во всем этом не было ничего необычного. Мое «великое открытие» оказалось пустяковым, и сунув книжечку обратно в карман, я отправилась пить чай в классную.Но во время урока чтения меня вдруг осенило, что я не знаю точной даты смерти Элис. Она погибла, по всей видимости вскоре после того, как в дневнике появились эти обыденные записи. Странно, что, собираясь бросить мужа и дочь и бежать с другим человеком, она продолжала их делать. Я поняла, что мне совершенно необходимо узнать точную дату ее смерти и как можно скорее!Элвина пила чай с отцом, потому что в Маунт Меллин приехало несколько вчерашних гостей с визитами вежливости. Я была совершенно свободна и отправилась в деревню Меллин на кладбище, где рассчитывала найти могилу Элис.До того я редко бывала в деревне, только когда мы ездили в церковь, поэтому поход обещал стать интересной экскурсией. Я почти бегом спустилась вниз с нашей скалы и скоро оказалась в деревне. Однако обратная дорога в гору обещала быть нелегкой.Посреди деревни стояла старая церковь, увитая плющом. Рядом с ней была уютная маленькая площадь, а вокруг теснились дома из того же серого камня, что и здание церкви. Некоторые из них показались мне старинными, и пообещав себе, что как-нибудь хорошенько осмотрю все вокруг, я направилась на поиски могилы Элис, которая занимала меня сейчас больше всего.Войдя в ворота, я оказалась на кладбище. Здесь стояла особая тишина — тишина вечного покоя, и я на какое-то мгновение пожалела, что не взяла с собой Элвину. Она сразу показала бы мне могилу матери.Смогу ли я вообще найти ее среди бесконечных рядов надгробий, крестов и памятников? Но тут мне пришло в голову, что у Тре-Меллинов не может быть простого захоронения. Надо искать склеп фамильный, а это будет проще.Заметив неподалеку огромное сооружение из черного мрамора с позолотой, я направилась к нему и обнаружила, что это склеп семьи Нэнселлоков. Тут меня осенило, что Джеффри Нэнселлок погиб в тот же день, что и Элис.Ведь мне рассказывали, что их нашли вместе. На плите были выбиты имена покойных Нэнселлоков с середины восемнадцатого века. Правильно, мне говорили, что семья Нэнселлоков поселилась в Маунт Уиддене намного позже того, как в Маунт Меллине появились первые Тре-Меллины.Без всякого труда я нашла имя Джеффри — оно было, естественно, последним. Он умер в прошлом году, семнадцатого июля. Надо было скорей возвращаться, чтобы свериться с записями в дневнике.Я повернулась, чтобы идти назад, и увидела, что ко мне направляется Селеетина Нэнселлок.— Мис Лей, — воскликнула она, — я так и думала, что это вы.Я покраснела, вспомнив, что прошлой ночью она была среди гостей в солярии.— Решила прогуляться до деревни и вот оказалась здесь, — объяснила я.— Вы нашли наш фамильный склеп.— Да. Очень красивое сооружение.— Пожалуй, если склепы могут вообще быть красивы. Я часто прихожу сюда, — сообщила мне она, — чтобы принести цветов на могилу Элис.— Да-да, конечно, — пробормотала я.— Вы, разумеется, видели склеп Тре-Меллинов?— Нет.— Он вон там. Пойдемте, я покажу вам. Она провела меня к склепу, который не уступал в роскоши только что виденному. На черной плите — ваза с маргаритками, похожими на розовые звезды.— Это я их принесла. Ее любимые цветы, — губы Селестины дрожали, казалось, она сейчас заплачет.Взглянув на дату, я увидела, что она совпадает с датой смерти Джеффри Нэнселлока.— Мне пора возвращаться, — сказала я. Селеетина кивнула. Горе мешало ей говорить. Я подумала, что она-то любила Элис, и, может быть, больше, чем кто-либо другой. Я уже совсем было собралась рассказать ей о своей находке, но заколебалась. Память о вчерашнем позоре была еще слишком свежа. А что если она снова напомнит мне, что я всего лишь гувернантка и не имею никакого права вмешиваться в дела своих хозяев?Я распрощалась с ней и, уходя, видела, как она опустилась на колени перед могилой. У ворот я еще раз оглянулась: лицо ее было закрыто руками, а плечи сотрясались от рыданий.Придя домой, я тут же вытащила дневник. Шестнадцатого июля, накануне того дня, когда Элис, по рассказам, бежала из дома с Джеффри Нэнселлоком, она записала, что должна завтра зайти к ювелиру по поводу броши, которая понадобится ей для приема восемнадцатого июля.Женщины, собирающиеся бежать из дома, таких записей не делают.Я чувствовала, что у меня в руках пусть косвенное, но все же доказательство того, что рядом с телом Джеффри Нэнселлока в разбившемся поезде нашли не Элис. Но тогда придется вернуться к тому же вопросу. Что случилось с Элис? И если не она похоронена в склепе из черного мрамора, то где она? Глава 5 Каждое утро я просыпалась в предвкушении новых открытий, но дни, как один похожие друг на друга, тянулись однообразной чередой, и в моем расследовании я не продвинулась ни на шаг.Прекрасно понимая, что в моих руках находится очень важная улика, я не знала, как поступить дальше. Может, рассказать Коннану Тре-Меллину о том, что я прочитала в дневнике его жены? Было совершенно ясно, что она не собиралась никуда уезжать и тем более исчезать так внезапно. Я уже хотела было так и поступить, но передумала, не вполне доверяя Коннану Тре-Меллину. Размышляя о судьбе Элис, я вдруг подумала: если предположить, что Элис не ехала в том поезде, значит кто-то знает, что в действительности с ней произошло. Кто может это знать? Тре-Меллин? Соседи? Слуги?Но была, пожалуй, еще одна причина, по которой мне не хотелось говорить об Элис с Коннаном Тре-Меллином. С Питером Нэнселлоком говорить на эту тему скорее всего бесполезно: он слишком легкомысленный, любой разговор превращает в флирт.Лучше всего было бы поговорить с его сестрой Селестиной. Она любила Элис, они были дружны. И все-таки что-то удерживало меня от такого шага. Селестина Нэнселлок жила в другом мире, она принадлежала обществу, границы которого не смела переступать обыкновенная гувернантка, о чем недвусмысленно мне уже дали понять. Я и так позволила себе слишком многое.Миссис Полгрей? Наверное, она была бы не прочь со мной поговорить, но я сама не желала этого разговора. У меня никак из головы не шли ее привычка пить чай с «капелькой» виски и отношение к Джилли.Именно поэтому я и решила на время оставить свои сомнения при себе. Наступил октябрь, а осенью эта часть Англии необычайно красива. Неистовый юго-западный ветер, одновременно теплый и влажный, казалось, впитал в себя все ароматы пряностей солнечной Испании; он подхватывал тонкие паутинки и развешивал их на кустах и ветках деревьев. Издалека они напоминали легкие газовые шарфики, усыпанные бриллиантами. Дни стояли жаркие, как в начале лета.— В Корнуэле лета долгие, — повторял Тэпперти.Нередко с моря ветер пригонял туман, который окутывал дом, сливаясь с серым камнем, так что из беседки на южном склоне порой невозможно было различить ни дома, ни моря, ни неба. В такие дни чайки кричали очень тоскливо, словно напоминая о бренности мира. Но цветы продолжали цвести — синие, розовые, желтые. Такое огромное количество цветов я видела только в оранжереях. Цвели и розы, и фуксии.Однажды я спустилась в деревню и на двери церкви заметила объявление: конные состязания состоятся первого ноября.Вернувшись, я рассказала об этом Элвине, которая, к моей радости, пришла в неописуемый восторг. У меня были опасения, что она возьмет и откажется от нашей затеи, что с приближением конного праздника в ней проснутся все ее прежние страхи. Я сказала ей:— Осталось всего три недели.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34