на возвышении — музыканты, а вокруг — нарядные гости. Стоят группками и беседуют в ожидании начала танцев.Народу в зале было много, и до нас отчетливо доносился гул голосов. Затаив дыхание, Элвина обводила зал глазами в поисках матери. У меня мороз пробежал по коже. Неужели она действительно верит, что любовь к танцам заставит Элис встать из могилы?Мне захотелось обнять ее, прижать к себе. Бедная сиротка! Бедное, сбитое с толку создание!Но я справилась с собой, потому что знала, что Элвина не примет моего сочувствия.Я увидела Коннана Тре-Меллина. Он разговаривал с Селестиной Нэнселлок. Питер тоже был в зале. Он, без сомнения, был одним из самых красивых мужчин, которых я когда-либо видела. А Коннан — самым элегантным. В этом великолепном собрании почти не было никого, кого бы я знала, кроме, пожалуй, леди Треслин. Даже здесь, на этом ярком фоне она выделялась. На ней было пышное платье из алого шифона. Редко кто осмелился бы надеть такой цвет, но в нем она была еще эффектнее: темные локоны казались черными, а кожа открытых плеч и грудь — снежно-белой. На голове ее сверкала бриллиантовая диадема, бриллианты же переливались на шее, запястьях, пальцах, в ушах…Элвина заметила ее одновременно со мной и, нахмурившись, пробормотала:— Опять она здесь.— А где ее муж?— А он там. Маленький старичок, который разговаривает с полковником Пенлендзом.— А где полковник Пенлендз?Она объяснила, и рядом с полковником я увидела сгорбленного, седого и морщинистого старика. Казалось невероятным, что он муж такой роскошной женщины.— Смотрите! — зашептала Элвина. — Сейчас папа откроет бал. Раньше они открывали бал двумя парами: он с тетей Селестиной и мама с дядей Джеффри. Интересно, кто будет папиными партнерами сегодня?— Кто будет, тот и будет, — ответила я рассеянно, потому что все мое внимание было поглощено тем, что происходило внизу.— Сейчас музыканты начнут, — продолжала она. — Они всегда открывают бал одним и тем же танцем. Знаете, как он называется? «Фэрри»! Его завез сюда кто-то из наших предков. С тех пор его всегда танцуют. Смотрите! Смотрите! Первые две пары исполняют несколько движений, а потом к ним присоединяются все остальные.Музыка заиграла. Взяв Селестину за руку, Коннан вывел ее в центр залы. За ними вышел Питер Нэнселлок, который выбрал себе в партнерши леди Треслин.Глядя на то, как они исполняют начальные движения традиционного танца, я пожалела Селестину. Даже в бальном туалете из голубого шелка она казалась неловкой и неуместной в этой четверке. Ей не хватало безупречной элегантности Коннана, красоты леди Треслии, стремительности и блеска брата.Я пожалела, что Селестине пришлось открывать бал, но такова уж была традиция. Казалось, ими напичкан весь дом. То-то и то-то делалось потому, что так делалось всегда, и этого было достаточно. Что ж, все знаменитые дома таковы.Глядя на танцующих, мы с Элвиной не чувствовали усталости. Прошел час, а мы все еще оставались у окна. Мне почудилось, что раз или два Коннан бросил взгляд наверх. Знал ли он о привычке дочери подсматривать за танцующими? Элвине давно пора было спать, но я решила, что по такому случаю можно проявить некоторую снисходительность.Она ни на минуту не отводила глаз от окна, без устали переводя их с одного лица на другое. Казалось, она абсолютно уверена, что если будет смотреть не отрываясь, непременно увидит то, что так хочет увидеть. Это было и трогательно, и в то же время жутко.Уже совсем стемнело. Встала луна. Подняв глаза от окна, я взглянула через стеклянную крышу на ее огромный круглый диск. Она словно улыбалась нам и говорила:— Для вас не зажгли свечи. Вас не пустили туда, где веселье и блеск. Но зато я дарю вам свой мягкий волшебный свет.Я снова посмотрела в залу. Музыканты играли вальс, и я почувствовала, как меня захватывает его ритм. Пожалуй, когда мы приехали в Лондон, я сама не ожидала от себя, что буду хорошо танцевать. Это умение обеспечивало мне партнеров в те далекие времена, когда тетя Аделаида еще не отчаялась выдать меня замуж и вывозила на балы. Увы! Бедная тетя Аделаида! За приглашениями на балы не следовало иных предложений.Я слушала, как зачарованная, когда вдруг меня кто-то взял за руку. Я вздрогнула от испуга и повернулась. Рядом со мной стояла маленькая фигурка, и я с облегчением узнала Джилли.— Ты пришла посмотреть, как танцуют? — спросила я. Она кивнула. Ей не хватало роста дотянуться до окна, и мне пришлось подсадить ее. При лунном свете разобрать было трудно, но я была уверена, что сейчас ее взгляд потерял свою пустоту.Обернувшись к Элвине, я попросила:— Принеси табурет, чтобы Джилли могла встать на него. А то ей плохо видно.— Пусть сама возьмет, — ответила та. Джилли кивнула, и я опустила ее на пол. Через мгновение она вернулась с табуретом, а я подумала:— Если она все понимает, то почему же она не может говорить с нами?Теперь, когда появилась Джилли, Элвина потеряла интерес к тому, что происходит внизу. Она отошла от окна и с первыми тактами вальса, который всегда действовал на меня магически — я имею в виду «Голубой Дунай» Штрауса — начала танцевать.Музыка, казалось, подействовала и на мои ноги. Я не знаю, что произошло: в меня как будто вселилось что-то, подчиняя зовущим звукам «Голубого Дуная», и я двинулась навстречу Элвине, повторяя движения, которые делала когда-то на балах, куда возила меня тетя Аделаида. Но никогда еще я не танцевала, как в ту ночь в солярии.До меня донесся радостный возглас Элвины, потом — смех Джилли.— Не останавливайтесь, мисс. Пожалуйста, продолжайте. У вас так хорошо получается, — воскликнула Элвина.Я танцевала с воображаемым партнером в залитом лунным светом солярии, а добрая луна улыбалась мне. Но вдруг из угла комнаты навстречу мне выступила фигура — и мы продолжили танец.— Вы восхитительны, — произнес голос, и я узнала Питера Нэнселлока в элегантном вечернем костюме. Его рука лежала на моей талии, как полагается в вальсе. Я опомнилась и хотела остановиться, но он попросил:— Нет… нет. Слышите: дети не хотят, чтобы мы останавливались. Вы должны танцевать со мной, мисс Лей, как положено.И мы закружились снова. Мои ноги существовали как бы отдельно от меня и, раз начав, без устали исполняли знакомые движения. И все же я сказала:— Так не принято.— Однако это доставляет удовольствие и мне, и вам, — парировал он.— Вы должны быть с гостями.— Но с вами — приятнее.— Вы забываете…— Что вы гувернантка? С удовольствием бы забыл, если вы позволите.— Не существует причин, по которым вам бы следовало это забывать.— Я уверен, если бы мы все могли об этом забыть, вы были бы счастливее. Как вы прекрасно танцуете!— Это единственное из того, что надлежит уметь дамам, в чем я достигла некоторых успехов.— А я уверен, что вы похоронили в этой пустой комнате целый клад.— Мистер Нэнселлок, по-моему, эта милая маленькая шутка несколько затянулась.— Это не шутка.— Я хочу вернуться к детям.В этот момент мы оказались около них, и я увидела восторг на лице Джилли и восхищение в глазах Элвины. Остановись я сейчас, все вернется на свое место и я снова стану простой гувернанткой, а танцуя, я существо иного порядка. Какие глупые и смешные мысли, но сейчас мне хотелось быть не серьезной, а легкомысленной.— Вот он где!Я повернула голову и, к моему ужасу, увидела, что в солярий поднялись несколько человек. Среди них была и леди Треслин в своем алом платье, а значит, Коннан Тре-Меллин тоже тут. Кто-то захлопал, остальные подхватили, и в этот момент музыка кончилась. В замешательстве я попыталась поправить прическу, которая растрепалась от танцев, и подумала:— Завтра мне откажут от места за легкомыслие и безответственность: я заслужила это.— Какая прекрасная мысль, — сказал кто-то. — Танцы при луне — что может быть приятнее? Музыку здесь слышно, как в зале.— У вас здесь прелестный бальный зал, Коннан, — заметил другой.— Так давайте воспользуемся им, — отвечал он и, подойдя к потайному окошку, приказал музыкантам, — еще раз «На прекрасном голубом Дунае».Они заиграли. Я повернулась к Элвине, взяв за руку Джилли. Гости уже начали танцевать. Они беседовали между собой, не понижая голоса. Зачем? Ведь я всего лишь гувернантка. Я услышала обрывки разговоров:— Это гувернантка Элвины.— Какая развязность! Наверно, очередное увлечение Питера.— Мне всегда жаль их. У них, должно быть, невеселая жизнь.— Но танцевать в лунном свете! Что может быть неприличнее?— По-моему, предыдущую пришлось уволить.— Придет черед и этой.Щеки мои горели. Как мне хотелось сказать им всем, что мое поведение было намного более приличным, чем кое-кого из присутствующих. Никогда еще я не была так разгневана, но к гневу примешивалась изрядная доля страха.Я знала, что рядом со мной стоит Коннан Тре-Меллин, и, хотя в лунном свете разобрать трудно, я была уверена, что он смотрит на меня с отвращением. Ведь ничего другого своим поведением я вызвать не могла.— Элвина, — сказал он, — отправляйся к себе и возьми с собой Джилли.Он говорил таким тоном, что она не посмела ослушаться. Как можно спокойнее я добавила:— Да-да, пойдемте, — и уже хотела последовать за детьми, но Коннан крепко схватил меня за руку и, подойдя совсем близко, произнес:— Вы очень хорошо танцуете, мисс Лей. Мне всегда нравились люди, умеющие хорошо танцевать. Может быть, потому, что я сам далек от совершенства в этом искусстве.— Благодарю вас, — сказала я и попыталась высвободить руку, но он не отпускал меня.— Я уверен, что «Голубой Дунай»— ваша любимая мелодия. У вас был… вдохновенный вид, — с этими словами он вдруг закружил меня в вальсе, и вот мы уже танцуем с ним среди гостей. Я — в своем лиловом ситцевом платье с бирюзовой брошкой, они — в шелках и бархате, изумрудах и бриллиантах. Как хорошо, что солярий освещен только луной, и никто не видит моего лица. Я сгорала от стыда, и у меня не было никаких сомнений, что он заставляет меня танцевать, чтобы продлить мои мучения и еще сильнее наказать за легкомыслие. Мы неслись и кружились в такт музыке, и я не могла отделаться от мысли, что с этого момента музыка «Голубого Дуная» будет всегда напоминать мне о том, как я танцевала с Коннаном Тре-Меллином в солярии при луне.— Приношу вам свои извинения, мисс Лей, — сказал он неожиданно, — за дурные манеры своих гостей.— Я должна была этого ожидать, и более того, несомненно заслужила.— Какая чепуха, — ответил он, и мне показалось, что я сплю, потому что в голосе, звучавшем у самого моего уха, мне почудилась нежность.Танцуя, мы оказались в углу комнаты. Он вдруг откинул портьеры, открыл дверь, и вот мы уже на маленькой лестничной площадке в незнакомой мне части дома. Он остановился, но все еще не отпускал меня. На стене над нами горела керосиновая лампа из нефрита, в ее свете мне было едва видно его лицо. Мне показалось, что оно вдруг стало жестким, почти грубым.— Мисс Лей, — сказал он, — когда вы забываете о строгости, вы просто очаровательны.Я не успела ничего ответить. Он прижал меня к стене и попытался поцеловать. На мгновение я оцепенела, потрясенная. Я не отдавала себе отчета в своих чувствах, но прекрасно понимала, что означает этот поцелуй. Если я не прочь пофлиртовать с Питером Нэнселлоком, разве откажусь от интрижки с хозяином? Я так рассердилась, что, не думая о последствиях, изо всех сил оттолкнула его. От неожиданности он покачнулся и сделал шаг назад.Подхватив юбки, я бросилась бежать вниз по лестнице прочь, не разбирая дороги, пока не оказалась в галерее. Оттуда уже без приключений добралась до своей комнаты, бросилась на кровать и с трудом отдышалась.Мне оставалось одно — как можно скорее уехать из этого дома. Теперь мне были совершенно ясны его намерения на мой счет. Наверняка и мисс Дженсен выгнали потому, что она отказалась стать его любовницей. Это не человек, а чудовище. Нанимая людей на работу, он считает, что они его рабы. Он ведет себя, как турецкий паша! Как смеет он так относиться ко мне! У меня перехватило горло. Никогда еще не чувствовала я себя такой несчастной. И все из-за него. Я не хотела признаться себе, что больше всего переживаю его презрительное отношение ко мне.А это был уже опасный симптом. Надо трезво оценить свои чувства.Поднявшись с кровати, я заперла дверь. Теперь надо всегда запирать ее на ночь. Конечно, в мою комнату можно было пройти через спальню Элвины и классную, но я была уверена, что этим путем он не воспользуется. И все-таки я не чувствовала себя в безопасности.Глупости! Я смогу защитить себя. А если он осмелится войти ко мне в комнату, я всегда могу позвонить. Прежде всего мне надо написать Филлиде. Я села к столу, но руки так дрожали, что пришлось отказаться от этого занятия.Тогда можно сложить вещи, и я приступила к делу. Открыв гардероб, я вскрикнула от ужаса. Мне показалось, что там кто-то прячется, в таком я была нервном расстройстве. Но это была всего лишь амазонка, про которую говорила Элвина. Она, должно быть, сама повесила ее мне в шкаф. События сегодняшнего вечера так подействовали на меня, что я совершенно забыла о дневном происшествии. Быстро сложив вещи, которых у меня было немного, и успокоившись, я написала Филлиде.Я только закончила письмо, как со двора послышались голоса. На лужайке перед домом танцевали несколько пар.— Какая чудесная лунная ночь, — сказал кто-то.Притаившись у окна, я наблюдала за ними. И наконец увидела то, чего дожидалась. На лужайке появился Коннан. С леди Треслин, конечно. Они танцевали, тесно прижавшись друг к другу. Представив себе, что он ей нашептывает, я сердито отвернулась от окна, пытаясь убедить себя, что испытываю не боль, а отвращение.Я разделась и долго лежала без сна, а когда заснула, то меня мучили кошмары. Мне снились Коннан, леди Треслин, я сама и то таинственное существо, которое занимало меня со дня приезда.Среди ночи я вдруг проснулась. Луна еще не зашла, и спросонок мне почудилась темная фигура женщины в углу комнаты. Это Элис. Она молчит, но я понимаю — она здесь потому, что хочет мне сказать:— Вы не должны уезжать отсюда. Вы должны остаться. Мне нет покоя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34