Увидев заплаканную, с опухшими глазами мать, он понял, что размолвка гораздо серьезнее, чем он предполагал.Она поспешила обнять его, а затем, отстранившись и оглядев сына, со свойственной матерям гордостью подумала, что он не мог бы быть более красивым, даже если бы захотел.– Очень печальные новости, Том, – наконец заговорила леди Мэй. – Твой отец три раза допрашивал Дженну Мист, и она призналась, что приворожила Бенджамина, но отрицала, что вызвала пожар и последовавшие за ним смерти. Он, однако, считает, что Дженна должна предстать перед судом, и отправил ее в Хоршемскую тюрьму.– О, Господи, – промолвил Том, усаживаясь рядом с матерью. – Что же нам делать?Им все сильнее овладевала мысль, что он должен способствовать освобождению Дженны, чтобы иску пить какую-то давнюю вину.– Том, я думаю, что ты единственный, кто в состоянии убедить Мауд изменить показания. Старая сплетница всегда питала к тебе слабость, и я думаю, что ты мог бы уговорить ее отступиться.– Ты действительно так думаешь?– Попытка не пытка. Нужно делать все возможное. Что говорить, я так обеспокоена, что даже подумываю обратиться за помощью к Роберту Морли.Том задумчиво поглядел на мать и покачал головой.– Я не уверен, что он тот человек, к которому следует обращаться.– Почему ты так говоришь?– Мама, у меня всегда было чувство, что в этой женщине, Деборе Мейнард, есть что-то дьявольское. Я не верю, что она могла так долго прожить в Глинде и не стать любовницей господина Морли.– Том, нельзя говорить такие вещи! Это клевета!– Тем не менее, представь, однажды я солгал ради этой девушки. Она упросила меня сказать ее родителям, будто из-за несчастного случая провела ночь во дворце. Я в жизни не был в более дурацком положении. Конечно, я тут же начал заикаться, и папаша Вестон смотрел на меня так, будто это я совратил его проклятую дочь.Даже при воспоминании о той сцене речь Тома стала более затрудненной, и матери приходилось делать усилие, чтобы понять его.– Да, но и Мейнард, и Кэсслоу – арендаторы господина Морли, и я думаю, мы должны поставить его в известность о случившемся.– Хорошо. Если ты настаиваешь, я съезжу к нему.– Да, прошу тебя, Том, будь так любезен.– А что же Мейнард? Ты ничего не сказала о нем.При упоминании этого имени леди Мэй вздрогнула и побледнела.– Не приближайся к этому человеку, в нем есть что-то ужасное. Мне кажется, Том, что он сам устроил пожар, а потом взвалил вину на Дженну. Я думаю, что он сумасшедший.– Но если то, о чем ты говоришь, верно, то он не настолько безумен, чтобы не суметь сообразить, как безнаказанно уничтожить двух женщин.Леди Мэй тяжело вздохнула, вдруг показавшись сыну постаревшей.– Судьба против Дженны, Том. Боюсь, что все наши попытки помочь ей обречены на провал.– А что думает ее муж?– Бенджамин? Я не знаю. С тех пор, как Дженну увезли в Хоршем, он исчез.– О-о, моя дорогая, – покачал головой Том, – хотелось бы мне знать, что он собирается делать. Боюсь, что он замышляет что-то недоброе.– Кто знает? – еще раз вздохнула леди Мэй. – Кто знает?
Приоткрыв рот, Ричард Мейнард дремал, сидя возле очага. Из накренившегося стакана, который он держал в руках, лилась тонкая струйка вина, стекая по его ногам. В нем с трудом можно было узнать того человека, каким он был еще год назад. Тогда, если бы не мертвенно бледная кожа и не чересчур красные губы, он мог сойти за интересного мужчину, но теперь изменился до неузнаваемости. В выпученных глазах появился тусклый стеклянный блеск, на полуоткрытых оттопыренных губах пузырилась слюна, светлые волосы свалялись и превратились в грязную паклю. От Ричарда за версту несло отвратительной смесью пота, мочи и немытого тела, а одежда выглядела так, будто он спал в ней уже год.Огонь начал угасать. Ричард заснул крепче. Ему снилось, что он женат на Смуглой Леди, но любит другую, – другую, с серебристо-светлыми волосами и яркими, как лесные колокольчики, синими глазами. Во сне Ричард мчался, преследуя ее, по лесам и лугам колдовской долины. Вдруг послышался звук инетрумента, похожего на лютню, и Ричард поймал себя на том, что бормочет: «Черт бы побрал этого идиота. Вечно он тут как тут». Музыка продолжалась, аккомпанируя его неустанному бегу, и вот Ричард устремился в чащу в надежде наконец настигнуть предмет своей любви.Перед ним была золотая, залитая солнцем поляна, посреди которой стояла девушка. Ричард ринулся к ней. Она стояла неподвижно, и ему показалось, что она улыбается, но черты ее были полускрыты тенью листвы и упавшей на лицо прядью. Ричард простер к ней руки. «Я люблю тебя», – вымолвил он и наклонился, чтобы поцеловать ее, но лицо, которое смотрело на него, оказалось лицом Бенджамина Миста, и Ричард в ужасе отпрянул назад. Прекрасная убегающая девушка и плотник оказались одним и тем же существом. Сладкая греза превратилась в ночной кошмар.Ричард застонал, открыл глаза, возвращаясь к реальности, и увидел спящих возле своих ног собак. Шерсть у них на загривках почему-то вдруг встала дыбом. Мейнард издал вопль отчаяния, в сочетании с волной ледяного воздуха это могло означать лишь одно – где-то неподалеку разгуливает Смуглая Леди.Ричарду срочно понадобилось облегчиться, открыв дверь, он вышел из дома и пристроился возле крыльца. Посреди этого занятия он был совершенно врасплох застигнут неожиданным нападением, какой-то человек, как вихрь, налетел на него из темноты, опрокинул на землю и начал избивать.– Что за чума? – завопил Ричард. – Кто это?Вместо ответа его противник удвоил усилия, пиная его без разбора куда попало. Корчась от боли, Мейнард простонал:– Ты ублюдок, Мист. Я убью тебя.В ответ он получил два мощнейших удара, после которых, как ему показалось, он уже никогда не оправится.– Ты… меня… убиваешь, – прохрипел он.– Тем лучше, – произнес грубый голос, и при свете появившейся луны Ричард наконец смог раз глядеть нападающего – это был совершенно незнакомый ему человек.– Кто… ты?.. – спросил Мейнард, изо всех сил цепляясь за ускользающее сознание.– Тот, кого ты больше никогда не увидишь. Я здесь, чтобы отомстить за твою жену, вот все, что тебе следует знать.Все погрузилось во тьму, Ричард остался в беспамятстве лежать на земле, и только удаляющийся топот копыт эхом отдавался в ночи.
Снаружи дом Мауд, неестественно большой, окруженный окрашенным в белый цвет деревянным забором, всегда напоминал Тому Мэю корабль. Он казался слегка накренившимся, как входящее в порт судно, и стоял в стороне от центрального тракта, на восточном склоне, совсем недалеко от дворца. Глядя на него, Том невольно подумал, что домик слишком хорош для такой мерзкой старой ведьмы, как Мауд.Хотя до дворца было рукой подать и Том легко мог дойти пешком, сегодня он предпочел приехать на лошади, одевшись как можно наряднее, как и подобало сыну владельца поместья. С некоторым изумлением он обнаружил, что Мауд, как будто соревнуясь с ним, разоделась в яркое, тяжелое платье, в котором Том без труда признал один из бывших туалетов своей матери, да еще и напялила на голову огромную бесформенную шляпу.– Вы очень празднично выглядите, матушка Мауд, – удивленно протянул он. – Какая замечательная шляпка.– Я надевала это на свадьбу Дженны, – с притворной грустью ответила Мауд. – И на свадьбу Деборы. Кажется, вес это было так давно. Как много печали в этом мире.Это замечание давало Тому прекрасную возможность начать разговор, ради которого он приехал, и, усевшись за грубо сколоченный стол и отпив глоток эля, он начал:– Воистину печально, что те веселые празднества так грустно закончились – Дебора мертва, а Дженна по безосновательному обвинению брошена в темницу.Глаза Мауд сразу сделались твердыми, как камешки:– Что значит «по безосновательному», мастер Том? Почему вы так говорите?Уповая на то, что его проклятый недостаток не проявится в самый неподходящий момент и не помешает ему говорить, Том уклончиво ответил.– Потому что я не верю, что это Дженна вызвала пожар. Я считаю, что это дело рук другого человека, за преступление которого теперь должна ответить Дженна.– Но она – ведьма, по ее собственному признанию!– Потому что она использовала любовный напиток? Да если бы всех женщин, которые тайком прибегали к этому средству, арестовали, то половина графства Суссекс оказалась бы в тюрьме!– Хорошо, что ваш батюшка этого не слышит, – поджала губы Мауд.– Мой отец обязан исполнять свой долг. А я – поэт, и вижу мир по-другому.Мауд не ответила, и в течение некоторого времени тишину нарушал только доносящийся с улицы лай собак. Наконец хозяйка сказала.– Может быть, это и неосмотрительно с моей стороны, но я вам кое-что расскажу. Когда-то у меня был сын. Он был рожден вне брака, поэтому я выдавала его за племянника.– Он что, умер?– Да, умер, потому что его сглазили. Его убила Алиса Кэсслоу. Разумеется, я ничего не могла доказать. К тому времени, когда я уверилась в ее вине, она уже была в Хоршемской тюрьме и вскоре умерла, так что я так и не успела подать жалобу.– Значит, вы не любите Кэсслоу, – неосторожно заключил Том. – Расскажите, как она его сглазила?– Когда он заболел, я позвала Алису на помощь. И хотя она дала ему напиток из горячего молока с травами, а потом три раза повторила какой-то заговор, держа его за ручку, он умер в ту же ночь, господин Том.– Понятно, – ответил Том.Уяснив, в чем дело, он встал и, перегнувшись через стол, так что их глаза оказались на одном уровне, спросил.– А вы уверены, что ваше застарелое предубеждение против Алисы Кэсслоу не повлияло на отношение к ее племяннице?– Нет! – решительно возразила старуха. – Я своими глазами видела Бенджамина Миста с Деборой в ту самую ночь, когда Дженна рожала. Племянница ведьмы убила Дебору Мейнард, чтобы отомстить.– Вы видели, как они прелюбодействовали?– Нет. – Голос кумушки вдруг зазвучал менее уверенно. – Они вместе ехали по большому тракту.– Понимаю, – еще раз повторил Том и ласково обнял собеседницу за плечи. – Я очень сожалею о смерти вашего сына, но те печальные события не должны повлиять на ваши показания. Как мне кажется, все обвинения против Дженны основаны на слухах и сплетнях, которые распространяют ее недоброжелатели.Мамаша Мауд недовольно скривилась.– Уходите отсюда, – вдруг закричала она, чуть не плача. – Уходите из моего дома. Вы не должны так со мной разговаривать, господин Том. Пусть в прошлом вы могли заморочить мне голову разными красивыми словами, но теперь я вас раскусила.Не вдаваясь в дальнейшие объяснения, она схватила метлу и, угрожая ею, едва ли не силой вытолкала опешившего Тома Мэя за дверь. Глава тридцать первая Взошло окрашенное в кроваво-красный цвет солнце. Чисто-красное, без малейшего оттенка розового или желтого, способного смягчить небосклон, ярко-рубиновое, без примеси янтаря, без золотого сияния, без намека на ласку и доброту. Вместо этого на мир с отвращением уставилось яростное кровавое око, готовое беспощадно опалить, уязвить, уничтожить всякого, кто дерзнет попасть под его неистовый недоброжелательный взгляд.«Разве может что-нибудь хорошее, – тоскливо подумал Бенджамин, – случиться в день, начавшийся с такого дурного предзнаменования?»Он следовал за повозкой, в которой увозили Дженну – руки спрятаны за спиной и закованы в кандалы, длинные черные волосы закрыли лицо. Ее везли в Хоршемскую тюрьму. Вначале Бенджамин шел рядом с телегой, всего в одном-двух ярдах от своей жены, сидевшей молча, сгорбившись и безучастно наклонив голову. На ее платье постепенно расплывались два мокрых пятна – тяжелые груди вес еще были полны молока. Но через какое-то время констебль, сидевший в повозке рядом с узницей – лошадьми правил его помощник, – начал недовольно покрикивать на плотника.– Мист, убирайся отсюда. Ты не должен идти рядом с нами. Отправляйся домой, или я арестую и тебя тоже! – но, взглянув на измученное, возмущенное, покрытое дорожной грязью лицо Бенджамина, закончил уже более миролюбиво: – Подумай сам, парень. Что хорошего, если вы оба окажетесь за решеткой. Только вам обоим будет хуже.Но как мог Бенджамин оставить ее, покинуть теперь, когда он окончательно понял, что она предназначена ему свыше, что она – его половина, его душа? Сделав вид, что уступает, он повернул назад, к Мэгфилду, поняв, что Дженна настолько измучена, что даже не заметила его ухода. Но, едва успев переступить порог своего дома, он сложил в сумку все деньги и мало-мальски ценные вещи, которые у них были и, моля Бога, чтобы ему не повстречались разбойники, сел на лошадь и выехал в Хоршем, хотя уже наступила ночь.Ему повезло, он в целости и сохранности прибыл в Хоршем еще до рассвета, направившись прямиком в трактир Джорджа, стоявший напротив тюрьмы. Трактир принадлежал главному тюремщику, и именно там он закупал спиртное, которым регулярно снабжал заключенных, разумеется, назначая при этом свои собственные цены. Фактически все снабжение узников шло за наличные, и через руки тюремщика проходили все предназначенные им деньги: и тс, что шли из казны, и пожертвования. Бенджамин с горечью подумал, что, несмотря на то, что некоторые арестанты находятся на краю голодной смерти, коше лек тюремщика никогда не бывает пуст.Плотник не стал ложиться спать после ночного путешествия, предпочитая в ожидании рассвета обогреться и обсушиться возле огня. Когда на небе, наконец, засиял кроваво-красный глаз солнца, бедняга подумал, что это самый страшный рассвет, который ему когда-либо доводилось наблюдать. Откуда-то из самых глубин его души поднялся страх, заставивший его задрожать и вернуться к очагу, чтобы еще чуть-чуть погреться и помолиться за жизнь и благополучие Дженны.Обманчиво-розовые в утренних лучах стены тюрьмы возвышались через дорогу от трактира. Разделявший их тракт назывался «Перекресток четырех до рог», но заключенные прозвали его «Скорбный путь». Здание изначально предназначалось для аббатства, но в 1539 году, когда монастыри разогнали, из него сделали тюрьму, в которой томились неплатежеспособные должники и уголовники, мужчины и женщины, молодые и старые, умирающие и новорожденные младенцы, больные и здоровые.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65