Агнес вылезла из кровати. Ее пышные формы колыхались под белой рубашкой.– Дженна, не надо ничего мне объяснять. Бенджамин собирается жениться на Деборе Вестон, и это неправильно. Ты, только ты должна стать его женой, даже если ради этого тебе придется прибегнуть к колдовству.– Но ты знаешь, какое за это полагается наказание.– Тебя осудят, только если кто-нибудь обвинит тебя. А кто может это сделать?– Его невеста.Агнес задумалась.– А что, если она влюбится в другого?– Это возможно, – медленно произнесла Джснна.– Значит, так и нужно сделать. Заставь ее потерять интерес к Бенджамину и увлечься кем-нибудь другим.– Да, – кивнула Дженна. – Наверное, ты права.Луна убывала и, когда она была уже на исходе, в организме Дженны завершился ежемесячный связанный с луной цикл. Собрав несколько пунцовых капель в пиалу, Дженна смешала их с ароматическим маслом душицы, добавив туда одну блошиную мяту, или полей, а в самом конце – бледные и нежные лепестки вербены. Затем она спрятала склянку в ожидании новолуния. Когда тонкий полумесяц опять начнет робко расти, Дженна пересечет реку Розер и взберется на холм, где стоят кольцом несколько высоких деревьев. Там она будет бодрствовать до рассвета.Через два дня после того, как она приготовила любовный напиток, Дженна, не вполне отдавая себе отчет в том, что делает, снова открыла книгу Алисы Кэсслоу. Листая страницы, она вдруг поняла, что уже не может остановиться и вынуждена вновь обращаться к колдовству, чтобы достичь своей цели. Дженна осознала, что одно ее действие влечет за собой второе, третье, что все развивается уже как бы само собой, независимо от ее первоначальных намерений.– Это в последний раз, – бормотала она, зажигая свечу.Наконец она нашла то, что искала: «Чтобы привести кого-то в определенное место по твоему приказанию, возьми лопатку ягненка и девять ночей подряд прокалывай ее острым ножом в разных местах, приговаривая: «Пронзаю я отнюдь не кость, а в сердце я вонзаю гвоздь. Пускай не ест, не спит, не пьет, пока ко мне он не придет».Это должно быть сделано. Завтра же она раздобудет кость во дворцовой кухне. Коль скоро Дебора Вестон должна потерять интерес к Бенджамину, очень важно, чтобы Роберт Морли еще раз посетил Бэйнденн. Глава двадцать первая Пролетев через всю комнату, серебряный под свечник благополучно миновал прекрасное окно четырнадцатого столетия – предмет гордости сэра Томаса Мэя – и угодил в стену рядом с ним.– Черт! – воскликнул швырнувший его юноша, утирая глаза рукавом камзола. – Черт, черт, черт!Упав в кресло, он тихонько всхлипнул. Невзирая на слезы, мальчик был хорош, как майский день: смуглый, курчавый, с живыми, похожими на виноградины глазами.Внешностью южанина юноша был обязан матери, леди Джейн, происходящей из старинной эссекской семьи, владевшей огромным поместьем в Горндон-Хилл. Ричи из Горндона участвовали еще в крестовых походах, когда, по преданию, в их жилы влилась сарацинская кровь. Однако под прекрасной оболочкой таился изъян: время от времени юношей овладевал недуг – непреодолимое заикание, делавшее его речь совершенно невнятной и доставлявшее ему не выразимые муки. В такие моменты (а сегодня был именно такой несчастный день) он впадал попеременно то в ярость, то в уныние.Том Мэй – сын и наследник сэра Томаса – считал себя особенно несчастным из-за того, что имел склонность к искусствам и изящной словесности. Втайне от всех он писал стихи и пьесы, но сразу же сжигал их, считая ничего не стоящими. Вообще-то больше всего на свете ему хотелось стать актером, вступить в труппу Вильяма Шекспира и играть на сцене театра «Глобус» Но три года назад Том посмотрел «Макбета», написанного Шекспиром по заказу самого короля Джеймса, и понял, что хоть он никогда не сможет произносить слова со сцены, то, по крайней мере в его силах писать их на бумаге. Тогда зародилась мечта стать поэтом и драматургом, однако сейчас он плакал от бессилия, чувствуя себя неспособным выразить словами те мысли, что такими яркими молниями вспыхивают у него в голове.Печально вздохнув, Том встал, вытер лицо шелковым платком и привел в порядок одежду Затем он спустился вниз и, повернув направо, к подсобным помещениям, наткнулся на Агнес Кэсслоу.– Как вы себя чувствуете, господин Том? – спросила девушка, приседая.Том показал рукой на рот и покачал головой. В круглых серых глазах Агнес появилось сострадание.– Хотите, я поиграю вам?Том кивнул.– Мне прийти к вам в комнату?Он еще раз кивнул, и Агнес сказала.– Я приду через час, когда закончу работу. Но, ненадолго, учтите – Дженна сердится, если я прихожу, когда уже стемнело.Том одарил ее очень славной улыбкой, заставившей Агнес пожелать, чтобы он побольше интересовался женщинами и чтобы слухи о его странном интересе к лицам своего пола, охотно раздуваемые слугами, оказались ложью.– Тогда до свидания. – Агнес еще раз присела и, развернувшись, через кладовую прошла в кухню, где с изумлением увидела, как ее сестра, схватив со стола какую-то мясную кость, быстро спрятала ее под фартуком.– Дженна, что ты делаешь?!Та сердито взглянула на Агнес.– Ради Бога, замолчи! Если меня поймают, вопросов не оберешься.Агнес понизила голос до шепота.– Это для колдовства, да?Кивнув, Дженна прошептала.– Не надо здесь об этом говорить. Ох, Агнес, ради него я иду на такой риск… Стоит ли он того?– Конечно, стоит. Он принадлежит тебе – и мне тоже, но по-другому. Если он женится на ком-нибудь, кроме тебя, все пойдет не так.– Что ты имеешь в виду?С лица Агнес исчезло обычное сонное выражение, и она убежденно сказала.– Он родился, чтобы быть вместе с нами. Ему предназначено стать нашим другом. Разве ты так не считаешь?– Да… Нет. Не знаю – Дженна нахмурилась. – Я верила в это, когда была маленькой. – Отвернувшись, она взглянула в окно, туда, где четкая тень делила пополам небольшой внутренний дворик. – Я часто думаю, что этот дворик отражает наши жизни.– Как это? – удивилась Агнес.– Иногда в нем тепло и солнечно, иногда он весь накрыт тенью, а порой, как сейчас, в нем поровну света и тени. Так и у людей – у одних светлая, солнечная жизнь, у других – сумрачная, темная, ну, а у большинства – сочетание того и другого Почему так?– Потому что таков порядок вещей.– Разве? – покачала головой Дженна.
– Кто здесь? – воскликнул Роберт Морли, вскакивая и хватая лежавшую возле кровати шпагу.Ответа не последовало. В спальне было так темно и тихо, что от Роберта потребовалось вес его мужество, чтобы заставить себя вылезти из постели и осмотреть комнату, заглянуть под кровать, ткнуть шпагой в длинные занавеси. Он был убежден, что только что видел высокую черную фигуру, произносящую его имя. Но, никого не обнаружив, Роберт успокоился и, подойдя к окну, раздвинул портьеры, чтобы впустить в комнату первые утренние лучи света.Стояло славное апрельское утро. Ночной дождик омыл каменные стены Глиндского дворца, построенного отцом Роберта, Вильямом Морли, около сорока лет назад. Распахнув окно, Роберт с жадностью вдыхал свежий прохладный воздух, чувствуя, как постепенно возвращается к нормальному ритму его сердце.Женитьба одного из предков Роберта, Николаса Морли, на Джоан Валье – праправнучке сэра Джона Валье, жившего во времена Эдуарда III, стала одним из величайших достижении семьи Морли, в результате которого к ним перешли обширные владения Валье в Глинде и Мэгфилде. Удачное вложение средств в добычу и переработку железной руды, бурно развивающихся в Южной Англии на протяжении последних шестидесяти лет, еще больше упрочило их благосостояние.Размышляя о своих предках, Роберт высунулся из окна, чтобы лучше рассмотреть дом и парк, которые в один прекрасный день должны были стать его собственностью, и увидел свою невестку Энн, прогуливавшуюся по садовым аллеям с двумя младшими дочерьми, Маргарет и Хрисогон. Рождение этих двух девочек поставило крест на надеждах старшего брата Морли, рассчитывавшего на появление сына, и теперь в случае его смерти имение должно было перейти к Роберту.Внезапное желание взглянуть на свои будущие владения заставило Роберта, наспех позавтракав паштетом из оленины, спуститься в конюшни. Там он велел оседлать свою самую резвую лошадь и вскоре, весело насвистывая, уже ехал по мощенному булыжниками двору.Повсюду уже виднелись приметы весны: раскрывались зеленые почки, лесные цветы ковром покрыли землю между деревьями, мягкой голубизной свети лось промытое дождем небо.Над головой Роберта кружили птицы, и, как и в его ночном кошмаре, ему показалось, что они выкрикивают его имя. Сам не зная почему, он заставил лошадь свернуть в сторону Мэгфилда, навстречу приключению, которое, он не сомневался, ожидало его там.
Новолуние. Но отнюдь не спокойная, ясная ночь, на которую надеялась Дженна. Вместо этого – затянутое тучами небо, на котором не разглядеть новорожденную богиню, и пронизывающий отвратительный ветер со стороны моря. Несмотря на непогоду, незадолго до полуночи Дженна встала с постели и, достав из тайника флакончик с любовным зельем, вышла из дому.Ночь была непроницаемо темна, тоненький серп луны скрыт мчащимися по небу облаками. Ветер бросал холодные струи дождя прямо в лицо Дженны. Девушка безуспешно вглядывалась в темноту, стараясь разглядеть линию прибрежных холмов. И река, отсвечивающая чернильным блеском, ворочающаяся и плачущая в своих берегах, как ребенок в люльке, показалась ей глубже и шире, чем обычно. Вздрагивая от каждого шороха, Дженна с бьющимся сердцем пробиралась между деревьями.– Как могу я так сильно любить? – спрашивала она себя. – Идти по лесу в эту страшную ночь, подвергать себя опасности ради мужчины, который не даст за мою жизнь и ломаного гроша.Но уже ничто не могло заставить ее отступить. Ради достижения своей цели Дженна готова была пройти через огонь и воду.Она начала взбираться по склону и вскоре вышла на пригорок возле реки Розер, где рядом с хорошо утоптанной тропинкой росли кругом несколько деревьев. Этот необычный круг издавна считался магическим, говорили, что в древние времена здесь про ходили языческие ритуалы, но Дженна не знала, правда ли это.Когда она вступила в круг, порыв ветра поднял полы ее плаща, раздувшиеся, словно крылья огромной фантастической птицы. Замерев на месте, Дженна на мгновение посмотрела на себя как бы со стороны.Она увидела девушку с длинными развевающимися черными волосами, диким взглядом странных, светящихся в темноте глаз, сжимающую в длинных пальцах склянку с темной жидкостью. Но эта девушка еще была невинна, она еще не переступила невидимой черты. Пусть она смешивала любовный напиток, пусть колола ножом баранью кость, приказывая Роберту Морли явиться в Мэгфилд, – но до сих пор она еще по-настоящему не прибегала ко всей мощи таинственных и темных сил. Однако сейчас, в этом пустынном месте, Дженна должна была ступить на тот берег, откуда, она знала, уже нет возврата. Она понимала, что уже никогда не будет такой, как прежде. Но разве у нее был другой выход? Она должна получить Бенджамина, они должны быть вместе, так предназначено судьбой, и так будет.Дженну охватило безумие и, не думая больше о последствиях, она поставила флакон на землю в центр круга. Затем, отчасти потому, что промокла до нитки, отчасти потому, что считала это необходимым условием ритуала, девушка сбросила одежду и долго стояла, подняв руки к небу, под холодными струями дождя – длинная, стройная, обнаженная. Потом она медленно и плавно начала танцевать.
То, что младший брат лорда Морли неожиданно приехал в Бэйнден и занял комнату, по старинному праву и обычаю принадлежащую хозяевам Глинда, отнюдь не радовало Ричарда Мсйнарда, нынешнего арендатора большого дома. В самом деле, это досадное вторжение нарушало устоявшийся порядок его жизни, и он заранее был раздражен, ожидая капризов и требований привыкшего к комфорту гостя.Теперь ему придется готовить еду – в то время как сам он обычно ел очень мало, довольствуясь чем придется, предпочитая каждый вечер потихоньку на пиваться и дремать, сидя у очага. Ибо Ричард не торопился ложиться в постель, боясь многочасовых ночных бодрствований, когда он становился уязвимым для Смуглой Леди.В первый раз он увидел привидение в тот день, когда поселился в Бэйндене. Это было одиннадцать лет назад, в 1598 году. Вначале он арендовал дом и землю на семь лет, но когда срок истек, продлил аренду, поскольку к тому времени был уже полностью захвачен своими особыми, странными отношениями с этим местом. Для Ричарда в этом доме таилось что-то бесконечно пленительное и в то же время невыразимо ужасное.С самого начала его потрясло то, что, хотя Бэйнден был ему совершенно незнаком, местность вокруг дома казалась узнаваемой. Особенно его притягивал и в то же время пугал странно безмолвный лес, весной становящийся синим от колокольчиков. Царящие в этом месте тишина и неподвижность, отсутствие даже самого слабого дуновения, казавшиеся замершими деревья наполняли его сердце непреодолимым страхом Когда Ричард ходил туда, то обязательно брал с собой по крайней мере двух собак и, швыряя палки, заставлял их бегать туда-сюда и лаять, Чтобы нарушить невыносимую тишину.Совсем по-иному обстояло дело с привидением. В первый же день он увидел ее возле окна верхнего этажа и принял за одну из служанок. Потом столкнулся с ней на лестнице и прошел мимо, все еще считая ее прислугой. Ричард успел разглядеть красивое, но омраченное печалью лицо и блестящие темные волосы, прядь которых выбилась из-под белого чепца. Она проплыла совсем близко от него, обдав ледяной волной. Этот могильный холод и то, что она двигалась совершенно беззвучно, так подействовали на Мейнарда, что у него волосы встали дыбом. Обернувшись, он увидел, как она исчезла в стене, и услышал скрип несуществующей двери.От ужаса он едва не потерял сознания. Он, Ричард Мейнард, обычный, средней руки английский фермер, вынужден был сесть посреди лестницы на одну из ступенек, чтобы хоть немного овладеть собой и привести в порядок свои чувства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65