– Гектор Катарта протянул мозолистую руку.
Я пожал ее. Мы немного поболтали о его работе гидролога и агробиолога. Миссис Катарта оказалась очень симпатичной женщиной, поэтессой. Дети их, однако, были еще совсем маленькими и все время шалили. Я испытал облегчение, когда они покинули мостик, хотя придраться к их поведению не мог.
– Па! – В люк влетел Майкл Тамаров и сразу за ним – кадет Ансельм. – В вестибюле есть арочный видеосимулятор.
– Прекрасно. – Прозвучало это весьма кисло. Я не упрекнул Тэда за нарушение протокола – в этот день капитанский мостик был открыт для пассажиров. В качестве кадета Ансельм был не при исполнении служебных обязанностей, и я мог позволить ему почти все. Кроме спиртного.
– У него двойной пульт управления! – Майкл насквозь пропотел от быстрого бега. Стильный новый китель, который я сам выбрал ему в дорогом земном магазине. Я улыбнулся: у нас было вполне достаточно времени, чтобы хорошо экипироваться. Парнишка не переставал радоваться:
– Тэд играет тоже!
– Отлично. Час видеосимулятора за час физических упражнений.
Майкл разочарованно воскликнул:
– Мы ж не на базаре!
– Такова жизнь. – Если не установить такого правила, скоро он превратится в приложение к видеосимулятору со скрюченными пальцами и остекленевшими глазами.
– Вы не можете этого сделать! – Его глаза сверкали. Я ничего не ответил. Через несколько секунд он забеспокоился:
– Беру свои слова обратно, па. Я продолжал ждать.
Он пал духом:
– Сэр, пожалуйста. Извините меня. Час за час.
Я взъерошил его волосы и слегка обнял, невзирая на удивление лейтенанта и пилота, которые за нами наблюдали.
Майкл провел впечатляющую кампанию. Бессчетное количество видеопереговоров с Мойрой в Киеве и ее дочерью. Слезные мольбы, обращенные ко мне. Обещание хорошего поведения. Наконец наш договор был заключен.
Откровенно говоря, я был рад разделить с ним свою огромную, комфортабельную каюту. Обещания свои он порой не сдерживал, толку от него было мало – однако он становился все более хорошим парнем. Он не слишком часто принимал душ, заводился с полоборота, но… с каждым днем все больше походил на Алекса. Иногда вечерами я заставлял его учить стихи из Ветхого Завета, а сам в это время сидел и потягивал дымящийся чай. Не знаю, почему так сложилось. Становимся ли мы к концу дней духовными отцами?
Майкл ко всему относился очень легко. А его постоянные вопросы к Тэду Ансельму о кадетской жизни… Что ж, если на то пошло, на складах корабля было достаточно серой униформы.
И у Ансельма появился приятель на те месяцы, которые я заставил его ждать, пока снова не сделаю его гардемарином. Что бы ни говорил ему Дерек в их уединенных беседах, душа его явно воскресла. Он с необыкновенным рвением относился к своим обязанностям, однако, несмотря на все, я иногда ловил его тоскующий взгляд, безмолвную мольбу о признании и похвале, которыми я впервые в жизни не мог его не одарить.
Возможно, я созрел для этого.
Возможно, годы смягчили меня…
Вошел следующий пассажир – как всегда, сопровождаемый гардемарином. Здравствуйте, сэр.
– Эдгар? – Я подскочил с кресла.
– Интересное место. – Он осмотрелся, сделал вид, будто проверяет приборные доски. – И это называется капитанским мостиком?
– Толливер, какого черта… Дьявол тебя… Что ты здесь делаешь?
– Один отпуск ты мне уже испортил, – монотонно заметил он. – Разве я не имею права на другой?
– Отпуск? Девятнадцать месяцев…
– Я в отставке. Дети у меня выросли. Что еще мне остается…
– Ерунда! Чушь собачья!
– Все в порядке, я знал, что ты на борту. Признаться, мне понравилось, когда ты ненадолго призвал меня на службу, в Лунаполисе. И я подумал, что во время спокойной вахты мы сможем поговорить о прежних временах.
– Пассажирам не разрешается приходить на капитанский мостик.
– Тогда странно, что я здесь. Очевидно, даже у капитана Сифорта иногда случаются промашки.
Я начал закипать:
– Кто тебя сюда допустил?
– Допустил? – Он деланно вытаращил глаза. – Вы полагаете, что я не способен…
– Эдгар… – В моем голосе было предупреждение.
– Предполагается, что я задрожу от страха. Напомню: я гражданское лицо. И только флотские салаги трепещут в таких случаях.
Я выкатил глаза. Его наглость не знала границ – судя по всему, отвратительный получится полет.
– Кто это мне подстроил? Доннер? Джефф Торн?
– Не «подстроил» тебе, а устроил для тебя. Они оба.
– Ты отказался от нормальной жизни ради…
– Отчего же, капитан? Разве пребывать рядом с вами не равносильно полноценной жизни?
Я весь уже кипел.
Толливер невозмутимо встретил мой пылающий взгляд.
– Только в качестве лейтенанта, – наконец громыхнул я, скрыв удовлетворение, в котором никогда бы не признался. – На корабле может быть только один капитан.
– Хм-м. Вы полагаете, что я со всех ног побегу восстанавливаться на военной службе? Нет, если только вы добавите мою выслугу лет в качестве капитана к многим годам лейтенантства…
– Ты будешь старшим лейтенантом. Знаешь ли, я умею разбираться в воинских знаках различия. – Так или иначе я бы выровнял его в Положении с лейтенантом Каттером.
– По крайней мере, я буду отвечать за скамью для порки. И у меня будет возможность защищать гардемаринов от ваших вспышек гнева.
– Толливер!
– Да, сэр? – Он вскинул брови. И тут же сказал:
– Что ж, если вы так настаиваете, то можете принять у меня присягу.
Через некоторое время он вышел в компании лейтенанта Каттера руководить кардинальным переустройством кают первого уровня. Я сидел ошеломленный до тех пор, пока мы не вышли в безопасную для включения сверхсветовых двигателей зону.
На нижних палубах все было в полном порядке: я настоял, чтобы начальником двигательного отсека назначили Макэндрюса, и никого другого. Возможно, потом я где-нибудь найду у него самогонный аппарат – наподобие того, каким пользовался его отец, – и отучу от вредной привычки.
Большинству пассажиров придется время от времени терпеть снижение гравитации, когда я буду совершать обход судна. А те, кто предпочитает земное тяготение, могут обедать на пятом уровне. Носовые гравитроны настроены на одну треть земной силы тяжести. По моему приказу начальник двигательного отсека Макэндрюс будет каждый день немного ее увеличивать. Девятнадцать месяцев до Константинии и девятнадцать обратно. Одиннадцать тысяч пятьдесят дней – у меня будет время потерпеть и попривыкать. Может статься, прогноз доктора Дженили и не сбудется.
Итак… Я поежился в своем шикарном кожаном кресле.
Прошла ли жизнь полный цикл? Нет, на самом деле нет. Но в кои-то веки, если человек получил благословение…
Моя улыбка погасла. Вряд ли я был таким человеком. «Господи, я сознательно произносил каждое слово ненависти в твой адрес. И по-прежнему так думаю. Ты снизошел до того, чтобы забрать Арлину и Дерека. Не говори мне, что Ты не мог этому воспрепятствовать, я лучше знаю. Я не могу этого простить, и никогда не смогу.
Я знаю, что, отрекшись от Тебя, не могу рассчитывать на мольбы к Тебе. Да и верю ли я в Тебя? Возможно, нет. Я обещал, что никогда больше не буду говорить с Тобой. И, конечно, не жду ответа. Я даже не надеюсь, что Ты слышишь меня, и знаю, что проклят. Но, как ты, несомненно, знаешь, я уже слишком стар, чтобы измениться. Поэтому я постоянно ловлю себя на том, что обращаюсь к Тебе – недоверчиво, неохотно, но с уважением. И все в порядке. Ты не должен меня слушать. Только я должен говорить…»
– Приближаемся к безопасной для сверхсветового режима зоне, сэр, – сказал пилот.
– Кристен, пожалуйста, координаты Константинии.
– Слушаюсь, сэр. – Ответ компьютера последовал незамедлительно. На экране высветились цифры.
– Мистер Ван Пэр? И вы, Рафаэль. – По моему приказу пилот и дежурный гардемарин тоже произвели вычисления.
– Результаты совпадают, сэр, до шестой цифры после запятой.
– Отлично. Введите их в комп.
– Координаты получены и поняты, капитан. – Голос компьютера звучал бодро.
– Спасибо. – Я взял трубку:
– Двигательный отсек, приготовиться к переходу в сверхсветовой режим.
– К переходу в сверхсветовой режим готовы.
Я с тоской посмотрел на уменьшающуюся на экранах Землю…
Филип зашел ко мне за три дня до отлета.
Он сделался еще более безрадостным, и в глазах его словно навеки поселилась боль. Я обнял сына, мягко поцеловал в обе щеки.
– Мне так жаль, – в который уже раз сказал я ему. – Я мог ее спасти.
– Нет. Ты забыл, что я присутствовал на всех заседаниях следственной комиссии. У меня в компе есть их доклад.
– Если бы я только…
– Папа, не тебе было спасать маму. Она делала то, что считала правильным.
– И Джаред…
– Не надо. Пожалуйста! – Он отмахнулся от моей недосказанной фразы. – Я еще не отошел от этого. Я не могу… – Он глубоко вздохнул. – Прости, я принимаю это слишком близко к сердцу. Но не думай, что я хоть на минуту решил, будто это твоя вина. – Сын несколько раз вздохнул, чтобы успокоиться. – Ты взял пакет?
– Он в холодильнике, – Самый ценный груз, запечатанный контейнер из Ферфилдской акушерской клиники. То, что осталось от Арлины на этой Земле. Доктор Джексон скоро имплантирует клетку молодой, здоровой женщине из каюты пятого уровня, с которой заключен весьма выгодный для нее договор на вынашивание плода.
Я дал клятву, и я ее сдержу. У нас с Арлиной появится ребенок. Я еще не выбрал пол, но подозреваю, что это будет девочка. Она станет продолжением своей матери. И таким, немного забавным, способом я хоть немного искуплю свою вину. Когда она вырастет, мне будет уже восьмой десяток – но что с того? Я придирчиво осмотрел в зеркале свое новое лицо без морщин. Все-таки лечение этими проклятыми энзимами не действовало по-настоящему. Однако впервые за много лет мое колено не болело.
«Я так тоскую по тебе, дорогая. Тоскую сейчас и буду тосковать вечно…»
– К переходу в сверхсветовой режим готовы, сэр.
– Через минуту.
Тогда, в моей каюте, Филип улыбнулся:
– У меня есть еще один подарок для тебя. Откроешь, когда я улечу на Землю. – Он протянул мне небольшую коробочку, довольно тяжелую.
– Спасибо тебе, сынок. Ты точно не хочешь отправиться с нами?
– У меня много дел. – Его глаза посерьезнели. – Эндрюс Бевин в растерянности после того, как Дэнил… – Он нахмурился. – А после принятия твоих новых законов у нас полно работы. Ты и представить не можешь. Папа, то, чему положил начало твой указ… Воссоздание природы так хорошо воспринято людьми. У Бернили есть план восстановления озонового слоя – он должен дать эффект. А щиты от солнца… И подъемники для горнолыжников восстанавливают! Ты сделал это, папа. Ты возродил Землю.
– Это сделаешь ты. Я только отдал распоряжение. Его голос звучал печально:
– Человек, который спас океаны, воздух, поля… – Он стоял, держа руки в карманах. С болью Фити промолвил:
– Я покажу тебе голографические изображения, но это не совсем то. Почему ты не можешь позволить себе все посмотреть?
– Я этого не заслужил.
– «Ты увидишь Землю перед тобой, но тебе не суждено ступить на Землю, которую я дал детям Израиля». – Его глаза заблестели.
– О, сынок. Я не пророк Моисей.
– Разве нет? – Он крепко меня обнял. – До свидания, папа. Благополучного полета и возвращения домой.
Теперь, через три дня, я на капитанском мостике распаковал подарок Филипа.
– О, нет! – Я обратил свой полный муки взор на гардемарина Спика. – Только не это.
– Что такое, сэр?
Старая, потертая, отцовская Библия. Та самая, которую я заучивал за нашим расшатанным столом в Кардиффе. Рядом неизменно стояла чашка с дымящимся чаем. Отец с суровым одобрением смотрел на меня…
Где нашел ее Фити? Вместе с другими вещами отца я оставил Библию Анни, когда покинул бывшую жену в Кардиффе. Сейчас ее нет в живых. Должно быть, Филип отыскал Эдди Босса, ее мужа, и забрал книгу у него. Я задумался: знал ли Эдди, что она окажется у меня.
Я открыл Библию наугад, прочитал фразу:
«Кого мне бояться? Господь сила моей жизни, так кого же мне бояться?»
«Ага. Нам надо будет поговорить об этом – Тебе и мне».
Между тем у меня оставался мой корабль. Мой мальчик Майкл и Тэд. И будущая дочь.
Моя долгая ссылка в космос.
И мой долг офицера…
– Двигательный отсек, вы готовы?
– Двигательный отсек готов.
Я устремил долгий, тоскующий взгляд на Землю. Палец мой опустился на панель управления:
– Сверхсветовая скорость!

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66