Неужели в окрестностях объявились разбойники?
– Это долгая история, но можете быть уверены, что я поступал во имя Господа, – уклонился юноша от прямого ответа.
Больше ничего не спрашивая, святой отец пожелал молодому человеку спокойного сна и сам отправился почивать.
Наутро же его разбудил настойчивый стук в дверь. Когда он открыл, в дом ворвались вооруженные солдаты городской стражи, которые сразу же схватили едва продравшего глаза Германа, а вслед за ним и самого отца Иридия. Предводитель стражников развернул пергамент и прочел:
– Герман из Фракии, вы обвиняетесь в колдовстве, в связи с нечистой силой и множественных смертоубийствах. Настоятель церкви Борэ отец Иридий, вы обвиняетесь в пособничестве Герману Фракийскому, колдуну и убийце. Судом Рима вы оба приговариваетесь к смерти. Приговор исполнится в полдень.
После прочтения такого ужасного приговора стражники вывели арестантов и сопроводили их в темницу. Уже там, сидя на холодном каменном полу средь не боящихся человеческого присутствия крыс, отец Иридий спросил юношу:
– Почему вас обвиняют в колдовстве и убийствах? Разве это правда?
Герман долго не отвечал, погруженный в свои мысли. Но спустя несколько минут заговорил:
– К сожалению, этот приговор справедлив по отношению ко мне. Я принадлежу к роду проклятых, которых жители южных земель называют вервольфами и волкодлаками, а жители северных – берсерками и волкулаками. Три года назад ужасное чудовище из этого рода сделало меня подобным себе, таким же ужасным существом, и я, одержимый нечистой силой, совершал помимо своей воли жестокие убийства. Но по прошествии года я научился бороться с сидящими внутри меня демонами. Я перестал убивать невинных, но стал выслеживать и уничтожать других проклятых. Когда где-то объявлялось отродье ада, я спешил в то место и одолевал чудовище. В Борэ я оказался проездом, так как на самом деле спешил в Гуатэ, где начались кровавые убийства женщин и детей. Вы не могли не слышать о них, о четырех женщинах и девяти маленьких детях. Я знаю, что в их смерти повинен волкодлак, объявившийся в Гуатэ, и прошлым днем мне удалось его выследить. Мы вступили в схватку, но он оказался сильнее и ранил меня. Если бы не ваша милосердная помощь, то гореть мне в адском пламени преисподней... Я запомнил человеческое лицо чудовища, и если мне удастся избежать казни, я обязательно разыщу мерзавца. Имя, которое вы прочли на клейме, дали мне нечистые силы, силы зла и тьмы. Теперь это мое настоящее имя.
Отец Иридий внимал юноше, пока тот не замолчал. Потрясенный исповедью, он в конце концов нашел в себе силы ответить:
– Вас пытался одолеть дьявол, но вы оказались сильнее, сын мой. Вы встали на путь избавления от греха, на путь искупления и раскаяния. Вы рискнули пойти против могущественных сил тьмы, которых так боятся все известные мне народы. Не знаю, простит ли Всевышний кровь людей на ваших руках, но он никогда не забудет вашего подвига.
Молодой человек, ободренный верой и теплотой слов святого отца, встрепенулся, но тут же осел.
– Жители Борэ и Гуатэ думают, что это я совершил тринадцать убийств. Они хотят меня казнить, и я с радостью приму смерть, потому что уже устал жить. Но самое ужасное то, что вас, ни в чем не повинного святого человека, обвинили в соучастии. Пожалуй, я совершил еще один грех, впутав вас в эту темную историю.
– Не корите себя, сын мой, – ласково сказал Иридий, – на всё есть воля Божья, и если мне суждено сегодня расстаться с жизнью, то я, как и вы, с радостью приму смерть, а если мне суждено избежать казни, то с такой же радостью я приму жизнь.
Ближе к полудню стражники вывели заключенных из темницы и под многочисленным конвоем, закованных в цепи, повели на площадь, где всё уже было приготовлено для казни. Иридия и Германа ввели на деревянный помост и заставили продеть головы в железные петли, прикрепленные к толстому столбу. Петли тут же затянули так, что голова не могла высвободиться. Затем помост убрали, и толпа скопившихся на площади зевак, не смотря на моросящий дождь, одобрительно загудела, увидев, как много дров лежит в этот раз подле столба.
Приговор прочли еще раз, после чего дрова облили маслом. Не дожидаясь, пока костер запалят, Герман прокричал:
– Одумайтесь, о несчастные! Вы казните демона и убийцу, и я согласен принять справедливую смерть. Но вы также казните совершенно невиновного человека, хорошо вам известного святого отца Иридия! Одумайтесь! Если этот человек и виновен в чем-то, так только в той доброте, которую оказал мне, не зная, кто я на самом деле.
– Наглая ложь! – выкрикнули из толпы. – Иридий не явился на отпевание отца Ламиуса! Вместо исполнения священного долга он якшался с демонами!
Отец Иридий, потрясенный таким большим скоплением народа, собрал силы в кулак и громко сказал:
– Как говорит этот молодой человек, я ничего не знал о его проклятии. Но даже если бы я знал сие, то всё равно помог. Забота о живом человеке важнее заботы о мертвом.
С двух сторон к столбу двинулись солдаты с факелами. Заметив это, Герман еще громче закричал:
– Вы казните меня, потому что думаете, будто я повинен в смерти тринадцати жителей Гуатэ. Да, на моих руках кровь невинных, но среди них нет никого из этих краев. Перед тем, как вы запалите костер, я хочу сказать: настоящий убийца находится среди вас. Он и сейчас здесь! Его имя...
Вдруг капитан городской стражи заорал:
– Убейте это крикливое отродье!
Два лучника, державшие стрелы наготове, разрядили луки. Герман, пронзенный насквозь, всё пытался донести до людей имя настоящего убийцы, но рев ликующей толпы сделал его попытки тщетными. Вспыхнуло масло, и дрова вмиг разгорелись.
Отец Иридий видел, как вспучились вены на руках и шее Германа, как юноша несколько раз судорожно дернулся, а потом произошло нечто из ряда вон выходящее. Молодой человек в одно мгновение увеличился в размерах и покрылся густой черной шерстью. Державшая его за горло железная петля со звоном лопнула, а дощечка, на которой он стоял, не выдержала веса чудовища и сломалась. Существо, больше не напоминающее человека, с рыком выскочило из пламени в сторону толпы. Раздались крики ужаса и пронзительный визг женщин, но в поднявшемся хаосе звуков зверь услышал тихую просьбу отца Иридия:
– Сын мой, избавь меня от страданий!
Волкодлак повернул голову, направив горящий, как сам огонь, взор на святого отца.
– Господи, прости несчастным грехи их. Да прибудет царствие твое, Господи, да будет воля твоя, Госпо... – Иридий беззвучно молился, когда волкодлак Гивон подпрыгнул и перекусил ему глотку.
Затем чудовище, чья шерсть дымилась и тлела, обожженная огнем, огромными прыжками приблизилось к капитану городской стражи и повалило того наземь. Но не успел капитан коснуться спиной мокрой земли, как стал точь-в-точь таким же волкодлаком. Черные демоны завертелись в смертельной битве, испуская дикий рев и поднимая тучи пыли. Когда копейщики из числа стражников сумели извернуться и пронзили Гивона многочисленными копьями, он сомкнул огромные челюсти на глотке своего врага.
Волкодлаки издохли одновременно, и когда пыль улеглась, посреди площади в луже крови лежали два обнаженных человека...


* * *

Ближе к концу ноября я стал чувствовать необъяснимое чувство тревоги, которое с каждым новым днем становилось все сильнее. Я стал неусидчивым, постоянно мерил квартиру шагами и не находил покоя, как лев не может найти успокоения в своей клетке. Я изо всех сил старался забыть свою встречу с оборотнем, но не мог этого сделать. Не стоило великого труда догадаться, почему именно мною безраздельно владела тревога, иногда перерастающая в почти панический ужас. И чем дольше думал об этом, тем больше становилось не по себе.
Приближалось полнолуние. Приближалось время, когда для меня все станет окончательно ясно. В ночь с третьего на четвертое декабря полная луна взойдет над городом, и тогда я узнаю, в самом ли деле стал тем, кем так не хочу быть...
Я потерял сон и аппетит, совершенно не следил за своим внешним видом, не знал, что происходит во внешнем мире, потому что телефон и телевизор, посредством которых я мог бы это выяснить, были безнадежно сломаны.
Наверное, мне казалось, но плэйер почему-то чаще других выбирал именно ту песню, которая начиналась словами:

Задумывая чёрные дела,
На небе появляется луна...

Чтобы отвлечься от нехороших мыслей, я слушал музыку, впадал при этом в полусонное, «трансовое» состояние.

...И мы с тобой попали на прицел.

Я вздрагивал, вдумываясь в смысл песни. Становилось страшнее, жуткий холод сковывал тело от пяток до зубов, которые иногда начинали непроизвольно стучать. Мне постоянно хотелось укутаться поглубже в тёплое одеяло и ни за что, ни под каким предлогом не высовывать голову.
Когда подошло время «икс», я находился на грани безумия. Вечером третьего числа я готов был продать душу Дьяволу, лишь бы избавиться от чудовищно гнетущего ощущения приближающейся неизбежности, страшной и ужасной неизбежности. Внезапно мне показалось слишком душно и тесно в квартире, и я, накинув осеннюю куртку, выбежал на улицу.

Смотри же и глазам своим не верь:
На небе затаился чёрный зверь,
В глазах его я чувствую беду...

Луны видно не было, ее скрывала плотная занавесь облаков. Держась в тени фонарей, стараясь не попадаться на глаза случайным прохожим, я побежал к парку, который находился в двух кварталах от моего дома. Это был обширный парк с высокими деревьями, а в центре располагался красивый пруд. Влюбленные парочки любят здесь ошиваться, и я когда-то гулял по тенистым аллеям со своей подругой...
Как давно это было. Кажется, в прошлой жизни...
Но сейчас мне было не до романтических переживаний и воспоминаний. Едва разбирая дорогу, я перся напролом сквозь изгороди кустарника, через чахлые сугробы. К счастью, никто не встретился по дороге.
Когда облака разошлись, обнажая молочно-белый лик луны, я кожей почувствовал прикосновение ее холодных лучей. Судорога свела тело, я повалился в снег и застонал. Разум затмила непроглядная черная пелена, лишь бесконечно малый осколок сознания, ничтожная частичка меня продолжала регистрировать происходящее. Как бы со стороны я видел свое изображение, скорчившееся в снегу тело, трясущееся от нарастающих судорог.

Не знал и не узнаю никогда,
Зачем ему нужна твоя душа...

Видел-то я со стороны, но ужасную боль мог ощущать в полном объеме. Она миллионами раскаленных игл пронзила меня, воткнулась в каждую косточку, в каждую клеточку. Казалось, будто я свалился в кипящую лаву и через секунду неминуемо расплавлюсь.
Каким-то непостижимым образом я умудрился встать на четвереньки. Пальцы отчаянно скребли землю. У меня не оставалось сил ни удивляться, ни ужасаться, когда они вдруг скрючились и сильно увеличились, а ногти удлинились, превратившись в острые когти зверя.
В этот же момент та крохотная частичка сознания, которая до сих пор тлела где-то в черепе, потухла.

Она сгореть не сможет и в аду...

Я провалился в небытие, в абсолютное беспамятство...

Едва ли я мог сказать, сколько времени прошло с того момента, когда луна обняла меня своим светом и заставила вскипеть кровь. Как и после комы, пробуждение произошло мгновенно, без прелюдий, без метания между реальностью и небытием. В нос ударили смутно знакомые и совершенно незнакомые запахи, мышцы вздрогнули, отгоняя ступор. Я чувствовал себя совершенно разбитым, уставшим, опустошенным. Я не мог даже открыть глаза – настолько мало жизненных сил осталось в организме. Стараясь не замечать болезненную ломку суставов и костей, что было почти невозможно, я попытался вспомнить, какие события имели место быть с тех пор, когда сознание покинуло мое бренное тело.
Безрезультатно.
Постепенно энергия стала возвращаться в меня. Боль и слабость спадали, сдавали позиции. Я не открывал глаз, пока не уверился, что способен встать. А когда поднял веки, то увидел совершенно незнакомую комнату чужой квартиры. Я готов был дать на отсечение палец, что квартира не принадлежала никому из моих знакомых, иначе я бы почувствовал, что когда-то хаживал сюда.
Стараясь не шуметь, но тем не менее болезненно кряхтя, я поднялся с пола. Взгляд в сторону окна сказал, что на улице по-прежнему ночь. Скорее всего, даже не ночь, а раннее утро. И вполне возможно, что скоро наступит рассвет. Затем мой взгляд переместился на большое овальное зеркало, висящее на стене, по обе стороны которого ярко горели простенькие бра.
Я прищурился, разглядывая свое отражение. Очевидно, за прошедшее время, о котором мне ничего неизвестно, я скинул килограммов пять и постарел на пару лет. Отражение мое было худым, ссутулившимся, во всех отношениях жалким. К тому же полностью голым, если не считать золотой цепочки на шее. Под глазами образовались мешки, которых у меня сроду не было, даже после ударных пьянок. Короткие волосы на голове выглядели растрепанными, и непонятно даже, как такие короткие волосы могут быть такими растрепанными... Кожу по всей поверхности тела покрывали красно-розовые пятна воспалений, похожие на обширные ссадины. Ногти на ногах и руках сделались красными.
Я чувствовал себя более чем скверно. Подъем на ноги спровоцировал волну тошноты и всеобъемлющую боль. Но не смотря на дискомфорт, я быстро обшарил комнату в поисках какой бы то ни было одежды. Спортивная куртка, свитер, футболка, джинсы, трусы, носки и кроссовки – я, к сожалению, отлично догадывался, куда подевались все мои вещи. Не пропала лишь золотая цепочка с крестиком на шее, но бурной радости сей факт не принес.
Не найдя совершенно ничего, что могло бы послужить хоть каким-то прикрытием моей непотребной наготы, я отворил дверь и, придерживаясь за стену, вышел в коридор и успел заметить только то, что здесь тоже горел электрический свет. Обе ступни предательски заскользили по полу, и я рухнул на пятую точку, исторгнув сначала возглас удивления, а потом – крик боли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45