Риад полагал, что именно там он расстанется с кораблем и отправится в Стамбул. Однажды он остался без средств к существованию в Фуджайре и с трудом уговорил знакомого посредника, дав ему небольшую взятку, устроить его в другую команду. Теперь можно попробовать сесть на какое-нибудь судно, идущее в Стамбул. Деньги, выигранные в казино, придутся очень кстати.
Лето было в самом разгаре, солнце палило просто невыносимо. Каждый день Риад взвешивал контейнеры и проверял термостаты грузов, хранящихся в рефрижераторах. Один контейнер забит шоколадом «Милка» производства украинской пищевой фабрики «Крафт», другой – замороженными цыплятами. Корабль находился не в лучшем состоянии, требовался капитальный ремонт. Матросы проводили все дни в нижней части судна, проверяя киль и каждый сантиметр системы труб, освещая их фонариками и подваривая стыки. Когда моряки поднимались на палубу, пот лил с них ручьем.
Риад все еще не мог говорить. Что-то застряло в горле и не давало произнести ни звука. Он пытался просунуть пальцы глубоко в рот, чтобы нащупать причину закупорки, но не доставал до нее. Вызывал у себя рвоту, однако и это не помогало.
Риад делил каюту с неотесанным филиппинцем, который считал, что внезапная немота его соседа – всего лишь притворство.
– Если я тебе не нравлюсь, так и скажи. Нет, правда. Ты мне тоже неприятен, так что ничего страшного. Только не молчи. Это невыносимо.
Они прибыли в Марсель. Порт был оборудован с помощью передовых технологий, и разгрузка шла очень быстро. Мощные манипуляторы опускались прямо с неба и ловко подхватывали контейнеры. Огромные сорокафутовые металлические ящики легко взмывали ввысь на жужжащих стальных тросах поворотного крана с уравновешенной стрелой и осторожно опускались в отведенном месте рядом со штабелями остальной тары. Еще одна переброска по трапеции, и они сказывались в кузовах грузовиков, направляющихся в Лион, Тулузу или Базель.
Высоко над портом туристы осматривали море с собора Нотр-Дам дела Гард, мерцающего в раскаленных лучах солнца. Даже желтые автопогрузчики, мелькающие, как мухи в грузовом отсеке, казалось, изнывали от жары. Возможно, именно вследствие такого пекла люди стали злыми и агрессивными. Иначе как объяснить тот факт, что, когда белый катер караульной службы морской жандармерии подошел к кораблю и полицейские с угрюмыми лицами вошли на борт, капитан совершенно неожиданно для себя начал громко оскорблять их и грозить им кулаком? Для наведения порядка и обуздания капитана прибыло подкрепление. Один из жандармов обратился к команде.
– Господа, – начал он, стоя на металлической скамье, – боюсь, что это судно и вы все на его борту будете задержаны французской полицией по причине ряда финанcoвых нарушений, о которых стало известно в порту города Марселя, а также властям Объединенных Арабских Эмиратов. Эти нарушения включают в себя неуплату товарных тарифов и портовых пошлин. Пока долги не будут погашены, корабль не отправится в дальнейшее плавание. Вам запрещено ступать на французскую территорию, пока решается дело. В настоящий момент мы выясняем, кто является владельцем судна, что крайне затягивает процесс. Мы надеемся вскоре установить личность хозяина корабля и закончить процедуру. Пока же мне придется отобрать у вас паспорта, дабы быть уверенным, что вы не покинете судно. Сожалею о причиненных неудобствах. Вы меня поняли?
Матросы закивали головами.
– Отлично. Надеюсь, капитан проинструктирует вас по поводу поведения на борту. Спасибо за понимание. А теперь сдайте, пожалуйста, паспорта.
– Откуда нам знать, вернете вы их или нет?
– Обещаю, что они будут храниться в надежном месте.
– Сколько времени все это займет?
– Мы надеемся решить все проблемы в двухнедельный срок.
– А кто будет нас кормить?
– Уверен, капитан позаботится о вашем питании.
Недовольство задержанием немедленно вылилось наружу.
– На борту корабля нет ни денег, ни продуктов. Почти нет пресной воды. И нам не разрешается выходить на берег. К тому же никто не оплатит нам временный простой. Что же нам делать? Просто безумие какое-то.
– Господа, повторяю свою просьбу: соберите паспорта и передайте их мне. Остальные вопросы будете решать с владельцами судна, которых, кстати, мы хотим найти и призвать к ответу не меньше вашего.
Противостояние продолжалось весь день, но в конце концов матросам пришлось смириться. Они сдали паспорта, а судно отшвартовали на якорную стоянку в тихих водах за пределами гавани.
Матросы обижались на капитана – мягкого, хорошо воспитанного поляка. Почему он не помог полиции довести расследование до конца? Однако полиция знала гораздо больше, чем он, и тем не менее дело застопорилось.
По мере того как дни шли за днями, а из кратких бесед с жандармами становилось ясно, что найти владельца судна не так-то легко, все постепенно разгадали сценарий, разыгранный этим человеком, хотя до поры никто из матросов не хотел верить в него. Хозяину судно досталось по дешевке, и он осуществил на нем несколько рейсов, не особенно добросовестно относясь к оплате тарифов и выплате зарплаты экипажу, а когда не сумел разобраться с накопившимися долгами, предоставил корабль своей судьбе, оборвав при этом все нити, связывающие его с судном.
Наконец члены команды рассказали о своих догадках береговым жандармам, вопрошая, что же им остается делать в такой ситуации и как долго придется еще оставаться в заложниках? Не могли бы власти обеспечить членам команды отъезд домой, где они нашли бы себе другую работу? Или по крайней мере пусть разрешат выйти на улицы Марселя и заняться там попрошайничеством. Однако полицию такие доводы абсолютно не тронули.
– Существуют установленные законом процедуры для решения подобных вопросов, господа, и, боюсь, мы не в состоянии обойти их… Разумеется, мы сочувствуем вашей судьбе. Будем надеяться, что расследование не продлится слишком долго.
Матросам оставалось только ждать.
Капитан старался поддерживать моральное состояние команды, заставляя команду красить, заниматься уборкой и текущим ремонтом. Однако они и раньше работали спустя рукава, а теперь ощущение безнадежности сломило их дух. Так что все благие начинания капитана приказали долго жить.
Представители местной католической церкви начали каждое утро наведываться на корабль, принося питьевую воду и кое-какие продукты питания.
Полицейские приходили все реже, а потом их визиты и вовсе прекратились.
Проблема с продовольствием встала крайне остро. Люди начали болеть. Пару тысяч долларов, которые они собрали совместными усилиями, потратили за несколько недель на еду, медикаменты, порнографические журналы, сигареты, мыло, игры, керосин, спички, нижнее белье и алкоголь. Деньги Риада ушли туда же.
Порой моряки посылали за продуктами Гая и Колетта, дружелюбных и не жадных католиков. Случалось, и сами совершал и тайные вылазки в город. Неряшливо одетые и не говорящие по-французски, они сразу же бросались в глаза представителям власти.
Иногда их спасала щедрость матросов других судов. Рассказы о беднягах распространились по всему приморскому району, и на судно время от времени приходили люди с небольшими подарками.
Дни тянулись неимоверно долго. Заняться было абсолютно нечем – только слушай радио да играй в карты. Матросы неукоснительно, но без особой радости предавались этим развлечениям.
Они пробовали удить рыбу с борта корабля. Улов был невелик, зато удавалось хоть как-то коротать время.
Каждый матрос на чем-то зациклился. Одни без конца рассказывали истории о том, как жили у себя дома на родине. Один болгарин, убивая время, ревностно занимался в течении дня физическими упражнениями и настолько уставал, что отлично спал ночью. Капитан занялся изготовлением из проволоки замысловатых фигурок собак и лошадей. Еще один болгарин, брат первого, сочинял детально продуманные и крайне запутанные истории о том, как во время ночных вылазок в город соблазняет замужних француженок. У него нашлось немало слушателей, которые не обращали внимания на явные нестыковки в рассказах. Разумеется, многие были одержимы мыслями о побеге. Двум матросам удалось доплыть до территории, начинавшейся за ограждением, отделявшим порт от города. Они целую неделю провели в Марселе, прежде чем их арестовали за кражу и вернули на судно. С этого момента полицейские усилили наблюдение за кораблем, что еще более усугубило положение задержанных.
Одержимость Риада граничила с безумием, он постепенно отстранился от других членов команды. Его немота раздражала многих, и молодой человек все более замыкался в себе. Уже несколько месяцев он работал над тринадцатью крупномасштабными рисунками, которые разложил на палубе. Стоя на коленях и практически касаясь лицом бумаги, как бы пытаясь скрыть их своим телом от посторонних глаз, Риад без устали что-то чирикал. Рисунки являли собой тринадцать различных комнат:

Комната Изумления и Обычая
Комната Ванн
Комната Кофе и Размышлений
Комната Мелочей
Комната Обмена Мнениями
Комната, Полная Лунного Света
Комната Возбужденных Чувств
Комната Рук, Держащих Фрукты
Комната Перемен
Комната Справедливости и Веселья
Комната Знания
Комната Сплетенных Ног
Комната Дурацких Предчувствий

В этих комнатах всегда находились два персонажа: сам Риад и женщина, держащая колесо рулетки. Очевидное мастерство, с каким выполнялись рисунки, не мешало товарищам Риада считать его сумасшедшим. А сосед по каюте, филиппинец, который всегда относился к нему прохладно, теперь просто взбесился и открыто выражал свою ненависть.
Пришла зима. Считая и отчаянии дни до назначенного Натальей свидания в Стамбуле, Риад очень ослаб и с каждым днем становился все более вялым. В отчаянной надежде сообщить хоть что-то о своей судьбе он в тот момент, когда мимо проплывали другие корабли, стоял на палубе, держа в руках большой плакат с надписью: «Кто направляется в Стамбул?» Однако неразборчивый почерк и странный вид матроса оставляли вопрос без ответа.
Наступило тринадцатое января. В полдень Риад слег с температурой и забылся долгим крепким сном, громко кашляя и ворочаясь во сне.
Теперь нам следует обратить особое внимание на еще один момент, ибо он также не вполне нам ясен. Важно представить в воображении некую сцену, чтобы разобраться как следует с действующими лицами повествования. Риад все еще спал беспокойным сном под грязными и мятыми простынями, когда наступил вечер. Можно сказать, была уже ночь, так как на небе светили звезды. В тесной каюте стоял неприятный запах болезни, и филиппинец сидел на свежем воздухе у входа на палубу, положив ноги на планшир. Дверь была полуоткрыта, и из каюты доносился громкий кашель Риада. Он становился все чаще и чаще, словно схватки беременной женщины. Похоже, дело шло к некоему исходу. Риад не просыпался, однако тело его сотрясали все более сильные конвульсии, продолжались и рвотные позывы. Он непрерывно кашлял. Если бы кто-то находился в каюте и наблюдал за ним, то мог бы увидеть, как распухает горло больного и из него появляется белая птичья голова. Каждая схватка выталкивала птицу все дальше, пока она не заполнила весь рот, и Риад с большим напряжением и храпом мог дышать теперь лишь через нос. Однако он свое дело сделал, и птице самой приходилось выбираться сквозь плотно сжатые зубы. Ей это удалось, и вот она уже лежит на подушке рядом с матросом.
Какая-то морская птица. Может быть, крачка. Вот она встает и начинает осматриваться, пытаясь постичь, куда её занесло, Потом с трудом хлопает крыльями, очищая их от липкой слюны.
Сон Риада стал ровным и даже спокойным.
Птица спрыгнула на пол и на перепончатых лапках сделала несколько неуверенных шажков по направлению к двери. До палубы ей скакать и скакать.
Может быть, беспрерывный кашель разбудил филиппинского матроса, а может, что-то еще; в любом случае он не спал и видел, как птица выходит из каюты. Его каюты! Птица стала еще одним доказательством безумия Риада.
– Как же долго он держал тебя там, мой маленький дружок? Так вот с кем он, оказывается, разговаривает. Из-за тебя, значит, он ни слова не говорит своим товарищам?
Стремительно бросившись к птице, матрос легко поймал ее, так как она, отяжелев от влаги, передвигалась с большим трудом.
– Где же он держал тебя, черт возьми? – воскликнул матрос, с удивлением и отвращением глядя на свои мокрые от слизи руки.
Некоторое время он созерцал птицу. Перевернул, рассматривая со всех сторон. Крепко держа её одной рукой, достал другой перочинный нож и открыл лезвие. Просунул нож под крыло и начал отрезать его.
Птица закричала пронзительным, каким-то инфернальным криком. Крыло упало на палубу, и матрос занялся другим, наваливаясь на птицу, чтобы заглушить её крик. Отрезав оба крыла, матрос осмотрел изуродованную птицу, которая все еще тянула шею к небу и отчаянно кричала.
– Вот так, – сказал он.
После чего бросил птицу вместе с крыльями в воду. Всплеска никто не услышал.
Вдруг дверь каюты распахнулась. На пороге стоял Риад. Его лицо выражало страдание.
– Что случилось? – спросил он. Матрос молчал.
Риад еще не осознал тот факт, что опять начал говорить.

Шесть месяцев тянулись для Натальи необыкновенно долго.
Какое-то время она берегла несколько купюр по сто тысяч лир, которые Риад оставил как единственное вещественное напоминание о том, что он некогда вошел в её жизнь. Потом потратила деньги на кофе, сидя затем столиком, где некогда встретила своего любимого.
Наталья продолжала совершать дешевые челночные туры между Одессой и Стамбулом. Хорошо хоть, что эти поездки были ей хорошо знакомы, и большого ума тут не требовалось. Женщина вроде занималась тем же, чем и раньше: покупала и продавала вещи и играла в любовь со своим сербом. При этом Наталья жила скрытой внутренней жизнью, в которой нашлось место лишь для одного человека: о нем она постоянно беспокоилась и с ним беседовала все свободное время.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50