В его восемьдесят первом «меркурии-линкс» полетела трансмиссия, и у него не было денег на ремонт. Нет машины — нет работы. Вот когда, я думаю, он попросил Эла Ханта об услуге.
— У них до этого были контакты? — сказала я рассеянно, чувствуя, что потеряла всякий интерес к этому делу. Наверняка это было заметно по моему тону.
— О да, — ответил Марино. — Ни я, ни Бентон в этом не сомневаемся.
— На чем же основана ваша уверенность?
— Для начала, — сказал он, — как выясняется, полтора года назад Френки жил в Батлере, штат Пенсильвания. Мы проверили телефонные счета старика Ханта за последние пять лет — наверное, он хранил все это дерьмо на случай проверки. Выясняется, что в то время, когда Френки жил в Пенсильвании, Ханту пять раз звонили из Батлера с оплатой за счет вызываемого абонента. За год до этого аналогичные звонки с оплатой за счет вызываемого абонента были из Довера, штат Делавэр, а еще годом раньше — с полдюжины из Хейгерстауна, штат Мэриленд.
— Звонил Френки? — спросила я.
— Мы все еще проверяем. Но что касается меня, то я очень сильно подозреваю, что Френки звонил Элу Ханту время от времени, и, возможно, рассказал ему все о том, что он сделал со своей матерью. Вот откуда Эл так много знал, когда разговаривал с тобой. Черт, он не был телепатом. Он излагал то, что узнал из бесед со своим больным приятелем. Похоже, чем безумнее становился Френки, тем больше он приближался к Ричмонду. А затем — бац! Год назад он посещает наш прекрасный город, ну, и все остальное.
— А что насчет мойки Ханта? — спросила я. — Был Френки постоянным посетителем?
— Согласно тому, что говорит пара ребят, работающих там, некто, подходящий под описание Френки, время от времени появлялся там, начиная, вроде бы, где-то с конца января. В соответствии с найденной нами квитанцией, в первую неделю февраля он поменял в своем «меркурии» мотор, что обошлось ему в пять сотен долларов, которые он, возможно, получил от Эла Ханта.
— Ты не знаешь, не было ли Френки на автомойке в какой-нибудь из дней, когда Берил пригоняла туда свою машину?
— Я думаю, что именно так все и произошло. Ты знаешь, что впервые он заметил ее, когда в конце января доставил сумки Харпера в дом Мактигю. И что же дальше? Он снова наталкивается на нее, когда, скажем, пару недель спустя околачивается на мойке Эла Ханта, выпрашивая деньги в долг. Готово. Для него это как знамение. Затем он, может быть, снова увидел ее в аэропорту — он все время мотался в аэропорт и обратно, развозя потерянные сумки, да мало ли чем он там еще занимался. Возможно, он увидел Берил в третий раз, когда она в аэропорту садилась на самолет в Балтимор, направляясь на встречу с мисс Харпер.
— Как ты думаешь, Френки говорил о Берил с Хантом?
— Теперь это уже не выяснить. Но я бы не удивился. Это могло бы объяснить, почему Хант повесился. Он видел, чем все закончилось, — что его сумасшедший приятель сделал с Берил. Затем — убийство Харпера. Возможно, Хант чувствовал себя чертовски виноватым.
Я с трудом подвинулась на стуле, раскапывая бумаги в поисках штемпеля, который всего секунду назад держала в руке. У меня все болело, и я всерьез собиралась сделать рентген правого плеча. Что же касается моей психики, то я сильно сомневалась, возможна ли тут вообще какая-либо помощь. Я не чувствовала себя самой обой. Я только знала, что мне очень трудно сидеть спокойно. Я никак не могла расслабиться.
— Видимо, частью маниакального мышления Френки была тенденция приписывать встречам с Берил особое значение, — прокомментировала я. — Он видит Берил в доме Мактигю. Он видит ее на автомойке. Он видит ее в аэропорту. Все это вполне могло его подтолкнуть.
— Да. И теперь шизик думает, что Бог разговаривает с ним, намекает, что он как-то связан с милой светловолосой дамочкой.
В этот момент вошла Роза. Взяв розовый листок телефонного сообщения, который она мне протянула я добавила его к стопке таких же.
— Какого цвета была его машина? — спросила я, вскрывая очередной конверт. Автомобиль Френки стоял на моей подъездной аллее. Я видела его, когда приехала полиция и мой участок пульсировал в красных вспышках. Но я мало что осознавала. В памяти почти не осталось подробностей.
— Темно-синего.
— И никто из соседей Берил не запомнил синий «меркурий-линкс?»
Марино покачал головой.
— В темноте и если он выключал фары, машина, скорее всего, не бросалась в глаза.
— Да, наверное.
— А в случае с Харпером, он, видимо, где-то съехал с дороги и прошел оставшуюся часть пути пешком. — Он помолчал. — Обивка водительского сиденья протерлась.
— Что ты говоришь? — переспросила я, поднимая взгляд от письма, которое просматривала.
— Он покрыл его одеялом, которое, должно быть, украл из какого-нибудь самолета.
— Источник оранжевого волокна? — спросила я.
— Они собираются провести несколько тестов. Но мы думаем, что так оно и есть. На одеяле есть оранжево-красные полоски, и Френки мог сидеть на нем, когда приехал к дому Берил. Это, возможно, объясняет и историю с террористами. Какой-нибудь пассажир во время межконтинентального перелета использовал одеяло так же, как и Френки. Затем он пересаживается с одного самолета на другой, и оранжевое волокно оказывается, в конце концов, в самолете, который захватывают в Греции. И пожалуйста! То же самое волокно прилипает к крови какого-то несчастного морского пехотинца после того, как его убивают. Представляешь, сколько волокон должно переноситься из самолета в самолет?
— Трудно вообразить, — согласилась я, спрашивая себя, чем я провинилась, что должна заниматься всем почтовым мусором Соединенных Штатов. — И кроме того, это может объяснить, почему Френки носил на себе так много волокон. Он работал в багажной зоне. Он бывал повсюду в аэропорту и, может быть, даже заходил в самолеты. Кто знает, чем он занимался и какой мусор собирал на свою одежду?
— Служащие «Омеги» носят форменные рубашки, — заметил Марино. — Рыжевато-коричневые. Они сделаны из динэла.
— Это интересно.
— Ты, наверное, знаешь это, док, — сказал Пит пристально наблюдая за мной, — он был в ней, когда ты его пристрелила.
Я не помнила. Я помнила только темный непромокаемый плащ и его лицо, окровавленное и покрытое белым порошком из огнетушителя.
— О'кей, — сказала я. — Я все слушаю тебя, Марино, но никак не могу понять, как же все-таки Френки узнал номер телефона Берил. Его не было в справочнике. И как он узнал, что она прилетает из Ки Уэста вечером двадцать девятого октября, то есть тем вечером, когда она вернулась в Ричмонд? И как, черт побери, он узнал, когда прилетаю я?
— Компьютеры, — сказал Марино. — Информация обо всех пассажирах, включающая рейс, номер телефона и домашний адрес, находится в компьютере. Единственное, что мы можем предположить, это что Френки иногда залезал в компьютер, когда отсутствовал один из операторов, может быть, поздно вечером или рано утром. В аэропорту он чувствовал себя как в родном доме. Не говоря уже о том, что никому не было дела до того, чем он занимался. Он был не слишком разговорчив, настоящий молчун, из тех, кто крадется бесшумно, как кот.
— Согласно результатам теста Стенфорда-Бине, — размышляла я, вдавливая штемпель даты в пересохшую чернильную подушечку, — уровень его интеллекта значительно выше среднего.
Марино ничего не сказал. Я пробормотала:
— Его коэффициент был выше ста двадцати.
— Ну и что? — сказал Марино, довольно раздраженно.
— Вот я тебе и говорю.
— Черт! Ты действительно серьезно относишься к этим тестам?
— Они хороший индикатор.
— Но они не догма.
— А я этого и не утверждаю, — согласилась я.
— Может быть, я наоборот рад, что не знаю своего коэффициента.
— Мог бы и проверить. Кстати, это никогда не поздно сделать.
— Надеюсь, что он выше, чем мой проклятый счет в боулинге. Это все, что я могу сказать.
— Маловероятно. Если только ты не совсем уже паршивый игрок.
— В последний раз, когда я там играл, это было именно так.
Я сняла очки и осторожно потерла глаза. Голова у меня трещала, и я не сомневалась, что это навечно.
Марино продолжил:
— Единственное, что мы с Бентоном смогли придумать — Френки узнал телефон Берил из компьютера, а затем следил за ее полетами. Я думаю, именно оттуда он узнал в июле о ее отлете в Майами, когда она сбежала, обнаружив сердце, нацарапанное на дверце автомобиля...
— У тебя есть какие-нибудь теории по поводу того, когда он мог это сделать? — прервала я, придвигая корзину для бумаг поближе.
— Улетая в Балтимор, она оставила свою машину в аэропорту, а последний раз она встречалась с мисс Харпер в Балтиморе в начале июля, меньше чем за неделю до того, как обнаружила сердце, нацарапанное на дверце, — сказал он.
— Значит, он мог это сделать, пока ее машина была запаркована в аэропорту.
— Что ты об этом думаешь?
— По-моему, это выглядит весьма правдоподобно.
— Согласен.
— Потом Берил сбегает на Ки Уэст. — Я продолжала атаковать свою почту. — А Френки продолжает проверять по компьютеру, когда она закажет обратный билет. Вот как он смог выяснить совершенно точно дату ее возвращения.
— Да, вечер двадцать девятого октября, — сказал Марино. — И Френки все рассчитал. Проще пареной репы. У него был законный доступ к багажу пассажиров, и я думаю, он мог просматривать багаж с ее рейса, когда его выгружали на ленту транспортера. Увидев сумку с именем Берил на ярлыке, он схватил ее. А чуть позже она жалуется, что пропала ее коричневая кожаная сумка.
Марино не требовалось добавлять, что точно такой же маневр Френки использовал и со мной. Он отследил мое возвращение из Флориды. Схватил мой чемодан. А затем появился у моей двери, и я впустила его.
На прошлой неделе губернатор пригласил меня на прием, который я пропустила. Полагаю, Филдинг пошел вместо меня. Приглашение отправилось в корзину.
Марино продолжал, добавляя подробности относительно находок полиции в квартире Френки Эймса в северной части города.
В его спальне обнаружилась дорожная сумка Берил, в которой лежали ее окровавленная блузка и белье. В чемодане, служившем столом, рядом с его кроватью, хранился комплект крутых порнографических журналов и пакет с мелкокалиберной дробью. Эту дробь Френки засыпал в обрезок трубы, которым разбил голову Кери Харпера. В том же чемодане лежал конверт со вторым комплектом компьютерных дисков Берил, все еще упакованных между двумя твердыми квадратиками картона, и копия ее рукописи, включая первую страницу двадцать пятой главы, перепутанную со страницей оригинала, который читали мы с Марком. Бентон Уэсли считал, что у Френки была привычка, сидя на кровати, читать книгу Берил и ласкать одежду, в которой она была, когда он ее убил. Может быть, и так. Единственное, что я знала совершенно точно, — у Берил не было шансов. К ее двери Френки пришел как курьер, и у него была ее дорожная кожаная сумка. Даже если бы она запомнила его с той ночи, когда он доставил сумки Кери Харпера в дом Мактигю, у нее бы не возникло никакой задней мысли — так же, как не возникло и у меня до тех пор, пока я не открыла дверь.
— Если бы только она не впустила его, — пробормотала я. Теперь исчез мой нож для вскрывания писем. Куда, черт побери, он мог деваться?
— Вполне понятно, почему она его впустила, — ответил Марино. — Френки весь из себя официальный, улыбается и на нем форменная рубашка и фуражка «Омеги», у него сумка, это значит — ее рукопись. Она довольна. Она благодарна. Она отключает сигнализацию, открывает дверь и впускает его...
— Но почему она снова включила сигнализацию, Марино? У меня тоже система охраны от воров. И иногда ко мне тоже заходят посыльные. Если машина службы доставки останавливается перед моим домом, а система охраны включена, я выключаю ее и открываю дверь. Если я достаточно доверяю, то впускаю человека внутрь, и уж конечно не буду снова включать сигнализацию только за тем, чтобы через минуту, когда посыльный уйдет, снова отключать и включать ее.
— Ты когда-нибудь запирала ключи в своей машине? — Марино задумчиво смотрел на меня.
— Какое это имеет отношение?
— Просто ответь на мой вопрос.
— Конечно, запирала. — Я наконец нашла свой нож для вскрытия писем — он был у меня на коленях.
— Как это происходит? В новых машинах они ставят всякие предохранительные устройства, чтобы ничего подобного не происходило, док.
— Верно. И я изучила их так хорошо, что проделываю все не задумываясь, а когда прихожу в себя, оказывается, что мои двери закрыты, а ключи болтаются в замке зажигания.
— У меня такое ощущение, что с Берил произошло нечто подобное, — продолжил Марино. — Я думаю, она была просто зациклена на этой проклятой системе охраны, которую установила, когда ей стали угрожать. Я думаю, что она была у нее включена все время, что у нее выработался рефлекс — нажимать эти кнопки в ту минуту, когда закрывала входную дверь. — Он нерешительно замолчал, разглядывая мою книжную полку. — Довольно странно. Она оставляет свой проклятый револьвер на кухне, а затем снова включает систему охраны после того, как впустила негодяя в дом. Этот показывает, в каком состоянии была ее нервная система.
Я выровняла стопку токсикологических отчетов и убрала ее и пачку свидетельств о смерти со стола. Взглянула на башню из микродиктантов, торчащую из-за моего микроскопа, и у меня тут же снова испортилось настроение.
— Господи Иисусе, — наконец не выдержал Марино, — ты не можешь посидеть спокойно, по крайней мере пока я не уйду? Ты сводишь меня с ума.
— Я сегодня первый день на работе, — напомнила я ему. — Что я могу поделать? Посмотри на этот беспорядок. — Я сделала широкий жест над своим столом. — Можно подумать, что меня не было год. Потребуется не меньше месяца, чтобы разобраться тут.
— Даю тебе время до восьми часов сегодняшнего вечера. К этому моменту все должно быть снова в норме, так же, как было.
— Спасибо большое, — сказала я довольно резко.
— У тебя хороший персонал. Они знают, как поддерживать порядок в делах, когда тебя нет. Так в чем же дело?
— Ни в чем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43