Эйе начал задумываться о своем будущем. Было очевидно, что царь не представлял иного исхода, чем тот, что смотритель царских колесниц должен будет обосноваться в новом городе. Впервые в жизни Эйе почувствовал, что его преданность подвергается жестокому испытанию. Как брату жены Аменхотепа Третьего ему изредка приходилось выбирать – в вопросах, касающихся стратегии управления, – между указаниями правителя и благополучием своей семьи, но это не шло ни в какое сравнение с тем решением, которое он должен был принять сейчас. Он сказал сестре, что, хотя легко мог бы остаться с ней в тихой заводи, которой неизбежно станет Малкатта, он поедет с фараоном, и он так и намеревался поступить. Он был богат, имел власть и наслаждался благосклонностью своего господина. Могла ли Тейе обвинять его за то, что он не желал отказываться от всего этого в надежде, что затея фараона потерпит неудачу и она, в конце концов, окажется лучшим правителем? И если разрыв между матерью и сыном продолжает увеличиваться, не следует ли ему остаться рядом с дочерью и внуками? Конечно, их права на него сильнее, чем у сестры. Если бы ей пришлось выбирать, – думал он, прикрыв глаза под слепящими солнечными бликами на воде, – она без колебания выбрала бы сторону победителя. Она знает, что я такой же реалист, как и она. Тейе надеется, что никому из нас никогда не придется выбирать. Она не верит, что из этого плана что-нибудь выйдет, но ее нет здесь, она не видит, как жрецы размечают границы, не слышит восторженных речей своего сына. Прости меня, Тейе, но я должен быть там, где фараон. Я еще не так стар, чтобы рисковать. Я никогда не предам тебя, но думаю, что равновесие власти сместилось, и, если ты не пойдешь на компромисс, ты никогда не вернешь его в прежнее положение.
На четвертый вечер он задумчиво прохаживался вдоль реки с двумя своими колесничими, когда увидел, что с севера приближается небольшое имперское судно. Повернув к причалу, он дождался, пока оно пришвартуется. Царские стражники потребовали сказать, кто и зачем плывет, и немедленно получили ответ. Выбросили сходни, и высокий человек в синем шлеме сошел на берег, за ним последовали женщина и вереница слуг. Эйе бросился приветствовать их.
– Хоремхеб! Что ты здесь делаешь? Мутноджимет!
– Я мог бы задать тебе тот же вопрос, – откликнулся Хоремхеб, подходя к нему. – Меня срочно вызвали в Малкатту, и я направляюсь вверх по реке. Почему-то мне редко во время пути удается избежать стоянки в этом проклятом месте. Что все это значит? – Он взмахнул руками в браслетах в сторону палаток, лошадиных яслей, громкой музыки и заманчивого аромата жарящегося к вечерней трапезе гуся.
– Тебе лучше не называть проклятым местом эту священную землю в присутствии фараона, – ответил Эйе и быстро рассказал Хоремхебу о том, что произошло с тех пор, как к нему в последний раз посылали почтовый корабль.
– Осмелюсь предположить, что ты разминулся с гонцом на реке, иначе ты знал бы обо всем. Мутноджимет, как твои дела?
Девушка почтительно прижалась губами к его щеке.
– Я выжила, – ответила она, растягивая слова. – Здесь, похоже, грандиозное празднество, так что, возможно, мне даже удастся не только выжить, но и поразвлечься, пока мы доберемся до Фив. Депет здесь? Дай мне денег, Хоремхеб. Если она здесь, она непременно захочет сыграть в кости.
Муж с добродушным видом вручил ей кошелек.
Она не сильно изменилась, – любовно заметил про себя Эйе, – только лицо немного похудело, и взгляд сделался более спокойным.
– А где твои карлики? – спросил он.
Она пожала плечами.
– Один выпал с ладьи несколько месяцев назад, когда у нас была вечеринка на реке, и из-за шума и криков я не заметила этого, – ответила она. – Он утонул. А другой убежал. Я заказала еще двух в Нубии, но ведь карлики – такая редкость. Располагайтесь вон там и готовьте ужин! – велела она слугам. – Я вернусь через три часа! – И она ушла.
– Не стану ли снова дедушкой вскоре? – прокричал Эйе ей вдогонку.
– Разумеется, нет! – бросила она через плечо.
Хоремхеб состроил гримасу и улыбнулся.
– Думаю, она счастлива, мой командир, и по-своему любит меня. Как ты думаешь, фараон захочет принять меня?
– Уверен, что да. – Они пошли вдоль реки. – Слышал, у тебя были некоторые трудности с войсками на границе?
Хоремхеб кивнул.
– Без четкой политики фараона в военных делах было нелегко поддерживать дисциплину, – признался он. – Недавно поймали нескольких солдат, которые занимались тем, что грабили лодки и крали скот, наводя ужас на мелкие селения. Им было нечем заняться, но это не оправдание. Я приказал отрезать носы зачинщикам, остальных отослал в Тжел. В их числе был любовник Осириса Аменхотепа.
Эйе молча слушал, потрясенный тем, что на ключевых постах в государстве еще остались люди старой закалки, будто все это уже принадлежало времени, которое миновало многие хенти назад. Столько всего случилось с той поры.
– Я удивлен, что он еще так долго протянул.
Хоремхеб рассмеялся:
– Он всех нас удивил. Он был упрямым, злым крестьянским мальчишкой с таким крутым нравом, что я не представлял раньше, что такие встречаются. Но Тжел сделает из него Человека. Это самая мрачная крепость во всей империи.
Эйе на миг припомнил дикое лицо и мятежные черные глаза мальчишки, потом задумался о более важных вещах. Фараон действительно не выказывал никакого интереса к состоянию своей армии и обороне границ. Нужно добиться его разрешения на то, чтобы самому улаживать такие дела, – решил Эйе, унимая внезапное беспокойство. – Я старался не вступать с ним в противоречия, но наверняка он увидит, что мы не можем допустить беспорядков в такой близости к центру империи, потому что иноземцы сочтут их проявлением слабости.
– Фараон знает, что тебе пришлось наказать солдат?
– Я послал свиток писцу рекрутов, и если царь читает послания, то он должен знать. – Хоремхеб искоса взглянул на Эйе. – Но я тщательно подбирал слова. Фараон вряд ли предпочтет, чтобы я шлепал своих подчиненных цветками лотоса и наказывал их ссылкой в задний ряд.
Эйе не засмеялся, да и тон Хоремхеба был нерадостным. Они осторожно прошли между группами пирующих туда, где сидели Эхнатон и Нефертити.
Фараон был несказанно рад увидеть друга, бросился ему на шею и пылко расцеловал его.
– Когда моя драгоценная особа переедет в новый город, ты тоже должен будешь жить здесь, – вдохновенно настаивал он. – Командующий на границе – это низкий пост. Я удостою тебя другого титула, чтобы я мог видеть тебя каждый день.
– Атон Славный очень добр ко мне, – ответил Хоремхеб, поклонившись несколько раз, чтобы скрыть смущение, вызванное объятием Аменхотепа, отпечаток восторженного царского поцелуя окрасил его губы оранжевой хной. – Но я солдат и не вижу радости в праздной жизни.
– Действительно, ты всегда бесстрашно говорил мне то, что думаешь, – одобрительно сказал фараон. – Ты хочешь быть счастливым, а я хочу, чтобы ты был рядом. Мое желание сильнее. Отсюда недалеко до Дельты, если ты настаиваешь на том, чтобы остаться на своем посту, и я уверен, что Мутноджимет будет счастлива вернуться ко двору.
– Любимый, у тебя еще будет время, чтобы принять решение, – быстро вмешалась Нефертити, обняв мужа за талию. – Возможно, твоя матушка пожелает иначе распорядиться услугами Хоремхеба. – Она улыбнулась Хоремхебу, но в ее взгляде мелькнула злоба.
– Ты права, – согласился Эхнатон, целуя ее. – Я просто очень хочу вознаградить тех, кто любит меня.
– Значит, разлад между нашим богом и его матерью зашел так далеко? – спросил Хоремхеб Эйе позже ночью, под визг и завывание флейт и певцов. – Нелепо, если верноподданным египтянам придется как-то выбирать между ними двумя.
Эйе оглядел шумное пьяное сборище. Слуги плавно сновали между неровно горящими факелами, вкопанными в песок, убирая остатки празднества. Танцовщицы раскачивались в танце, желтый свет скользил по их нагим, блестящим от масла телам. С берега реки, скрытого темнотой, доносились всплески и радостные вопли. Среди всеобщего гама стоял дрожащий слуга с подносом, на котором были навалены горкой разные безделушки, а хлыст Мутноджимет свистел в рискованной близости от его незащищенной головы, один за другим искусно подцепляя с подноса ожерелья и браслеты и с бряцаньем сбрасывая их на колени зрителей. Ее детский локон был закручен вокруг уха и закреплен золотыми листьями папируса, и вся она была обсыпана золотой пудрой. Каждое небрежное движение увешанной драгоценностями ручки встречалось бурей рукоплесканий и одобрительных возгласов.
– Ее ловкость впечатляет, – сказал Эйе, потом вздохнул и повернулся к Хоремхебу. – Я все еще надеюсь, что это не настоящая ссора, а всего лишь недоразумение и все еще наладится. Узы, которые связывают сестру с фараоном, всегда были очень прочными. Но если, упаси бог, раскол усугубится, не возникнет вопроса о том, чью сторону взять, Хоремхеб. Египет – это фараон.
– Я знаю, – ответил Хоремхеб. – Это не просто вопрос преданности старому или новому, это вопрос выживания. – Развернувшись на стуле, он посмотрел в глаза Эйе, и они без слов прекрасно поняли друг друга. – Мой отец мог позволить себе послать меня в школу писцов в Карнаке, – продолжал Хоремхеб, – но он был не настолько влиятельным, чтобы обеспечить мне хорошую должность, когда мое учение закончилось. Я мог бы до сих пор сидеть, скрестив ноги, в доках Фив, подсчитывая партии зерна, если бы не императрица, которая прослышала о моем умении и сделала меня царским писцом. – Он слабо улыбнулся, задумчиво глядя на веселящуюся толпу. – Однако сейчас у меня действительно нет выбора, Эйе. Если я хочу сохранить власть в армии, а тем более получить более высокое звание, то я должен быть там, где фараон. Все войска находятся в его распоряжении, и, конечно, командование переместится сюда вместе с ним. Кроме того, он будет вознаграждать тех, кто верен ему, а жить-то надо.
Эйе знал, эта реалистичная оценка касалась и его положения так же, как и положения Хоремхеба. Много юношей, начинавших некогда под покровительством Тейе, которым предстояло еще долго карабкаться наверх, мучились подобными размышлениями.
– Это жизнь, – пробормотал Хоремхеб, рассеянно трогая шрам на подбородке. – Мне бы только хотелось, чтобы фараон выбрал другое место для своего нового города. Это мне не нравится. Я не удивлен, что оно до сих пор напоминает девственную пустыню. Думаю, оно хочет, чтобы его оставили в покое.
– Это речи мага, а никак не солдата, – проворчал Эйе, и Хоремхеб внезапно рассмеялся.
– Завтра на рассвете мы отправимся в Малкатту, и я снова стану солдатом. Мутноджимет хочет по пути принести жертву Мину в святилище Ахмина, поэтому мы сможем передать Тии твои приветствия.
– Хорошо бы сегодня ночью оказаться рядом с ней на ложе, я лежал бы и слушал, как совы охотятся в саду, – сказал Эйе, больше обращаясь к самому себе, но Хоремхеб все равно не расслышал, он как раз вскочил, ловя голубое ожерелье, которым запустила в него жена.
За час до рассвета Эйе поднялся, чтобы пожелать счастливого пути Хоремхебу и Мутноджимет. Он смотрел, как их судно тихо отдаляется от берега, и внезапно его охватило чувство одиночества. Он вернулся в палатку и принялся ждать, пока лагерь начнет просыпаться. Открыв свой походный жертвенник, он произнес утреннюю молитву Амону.
Позже, перед тем как покинуть это место, фараон с большой неохотой совершил последний ритуал. Он и Нефертити, с детьми на руках, сидели на тронах перед переносным жертвенником, пока прорицатель возжигал дары, а придворные целовали их ноги и благоговейно припадали к песку. Пока они бормотали: «Вечная жизнь! Велико время твоей жизни, о, единственный возлюбленный Ра, венценосный владыка», – Эхнатон вновь повторил свои пожелания.
– Смотрите, – взывал он. – Этот город желанен Атону. Он будет построен, чтобы увековечить его славное имя. Это Атон, отец мой, указал мне на это место. Я воздвигну великий храм Атона во имя отца своего. Я воздвигну каменный навес для великой супруги царской Нефер-неферу-Атон Нефертити. Я заложу поместья для фараона, для царской жены; для себя я выстрою гробницу в восточных горах. Если я умру в другом месте, похороните меня здесь. Если великая супруга царская или царевна Мериатон умрут где-то в другом месте, похороните их здесь. Как живущий ныне бог я не покину это место.
Страсти и предвкушения были исполнены его слова. Мекетатон уснула у отцовской груди, но Мериатон внимательно слушала.
– Мама, – прошептала она на ухо Нефертити. – Он не сказал про Сменхару. Сменхару тоже здесь похоронят?
Но Нефертити только шикнула на нее, потому что жрец принялся петь гимн Атону и ее мужу. Эйе, совершив почтительное приветствие и получив разрешение подняться, стоял теперь в стороне. Взгляд обведенных черной краской глаз дочери медленно скользил по фигурам верноподданных, распростершихся ниц на песке. Эйе тревожило, о чем она думает в этот момент.
Усталые и сытые по горло путешествием, придворные по прибытии в Малкатту кинулись к своим ароматным купальням и к манящей мягкости приготовленных постелей. Тейе, в золотых одеждах, с диском и двойным пером, мерцавшим поверх завитого парика, с замиранием сердца ждала на ступенях причала, готовая к официальной встрече. Мирное и приятное времяпрепровождение, в которое она погрузилась, было нарушено разговором с Хоремхебом, которого она приняла всего час назад. Он в почтительном молчании выслушал ее доводы, но на любые предложения попытаться отговорить фараона от его прихоти отвечал отказом.
– Я нижайше сожалею, о великая, но это невозможно, – решительно проговорил он.
– Невозможно для тебя попытаться убедить его или невозможно для фараона поддаться убеждению? – раздраженно настаивала Тейе.
– Невозможно для фараона, императрица. Может, если он будет находиться ближе к Дельте, он лучше станет понимать проблемы своей армии.
– А, так ты намерен сохранять милость фараона, чтобы иметь возможность защищать солдат Египта, да?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80