И там, себя подставив жертвой, найти тот корень Смысла,
что побудил Отца несоизмерное создать? Помочь ему хоть как-то,
чем-то. В величии жить должен человек! Не должен я к обратному
вести, как мать того желала. Рожден я к богу приближаться! Как
к своему отцу! Чтобы и грех матери от соития со змеем перед
Отцом был мною искуплен! Не может сердца чистого порыв он
отвергать!" Так думал я. И землю бренную ладонью согревал, со
зверем диким спал в обнимку. А брат мой Авель, так названный от
суеты и плача, дрожащей твари горло резал, а землю слабую,
невинную пинал. Но что сильней всего меня ввергало в ярость и
унынье, так то, что тот юнец замаливал пред богом мерзкий грех,
к которому душа его тянулась - к кровесмешению с сестрой. Мы
долгими ночами под пряные плоды земли, дурман лугов, под звуки
пенья малых птах, луною с нею упивались. Я шепот листьев, как
истинный отец мой - змей, вплетал в слова свои, венком кружил
звезд хоровод. Манил ее к невинному блаженству, что было
достоянием моим. И только лишь моим! Вот богобоязненный юнец со
мной пошел на встречу с богом. Взяв перворожденного агнца. Чтоб
страх его, и боль, и кровь его отдать Отцу подобострастно. А я
же кровь земли принес, ее плоды, отведав сам, ему их предложил.
И бог взял Авеля агнца, как будто Авеля хотел, а мне мое
оставил. Я понял это как намек. А дальше было, как в бреду. Иду
я полем, рядом ворон. Летит, кричит, крылами бъет, и камень в
руку мне кидает. И вдруг я вижу - рядом тот, кто глупой
слепотой своей и помыслом тупым от плоти, и низким раболепством
мой страстный ум испепеляет. Ударил Авеля я камнем, что рухнул
он, и веткой горло поразил, как резал жертвам горло тот,
отправив душу богу. Но не дошла она к нему! Да и земля его не
принимала, выталкивая из чистого нутра! "Где брат твой Авель?"
спросит он. "Не знаю!" - в ярости отвечу. "Теперь с проклятьем
на челе скитаться будешь по земле". Мой рог на лбу - его
печать, чтоб знали все, кто как убъет меня, "тому отмстится
всемеро". Нет, не в порыве страсти, ярости я Авеля убил. Я
сделал шаг навстречу богу, чтоб он послал меня туда, где боль
его таится, - в ад. А Авель что ж? Потом с Адамовой душой его
душа попала в рай. Так я ушел на землю Нод, забрав любимую
свою. Построил город, вырастил детей, освоил множество ремесел,
работал кузнецом. И положил начало роду. Прожил семь сотен лет.
И пережил семь тяжких бед. Теперь печать моя на многих людях.
Им суждено семь наказаний пережить. Убил меня седьмой потомок
брата рода. В лесу рогатого за зверя принял. Его отец тотчас же
сына поразил. С тех пор убийцы членов рода моего по семь раз
рождаются с рогами под видом жертвенных животных. По семь раз
убийц своих им видеть. И невозможно это изменить.
Каин замолчал. Постоял недвижно, глядя в пол. Вдруг
вскинул косматую голову и громко спросил, обращаясь к судьям:
- Так в чем вина моя, провозглашенная людьми, помимо бога?
Когда я дал им пламенную жизнь! И дал им цель приблизиться к
Всевышнему Отцу, чем смысл вдохнул в пустые жизни! Когда я взял
безумный труд собой явить несовершенство мира и дал возможность
наказать меня, то есть порок его. И дал нимб проклинателям
меня. Я вывел нижнюю черту, откуда шаг ведет наверх. Любой,
ведущий к совершенству. Содрал я с них душевный тлен, лишил
извечного покоя. Но основной я цели не достиг. Подобострастие и
страх у них остались. Чтоб содержать извечные пороки. И червем
души проедать. Убить их - вот достойная задача. Убийство,
преступленье - это все порывы выбить стену, зловещий бастион,
между богом и противоборствующим с ним змеем, людей зовущих к
оцепенению в богатстве. Они - явленья той войны. Порыв маммону
породнить с душой. И будет так всегда, пока мы не найдем
нормальный путь. Что может статься - цель людей.
Все. Я закончил.
- Скажите, Каин, - спросил Философ, - это так? Что Вас,
убийцу, бог, наказав изгнаньем, взял все ж под свою защиту,
наложив свою печать?
- Вы правы, Ваша Честь.
- Значит Ваш поступок был отмечен, в общем-то, прощеньем?
Он богу был угоден?
- И нет, поскольку он изгнал меня в края чужие, и да,
пожалуй. По крайней мере, история людей вплела в себя
изложенный сюжет. Убийство стало обычным явлением и мир к нему
привык. И даже больше - требует или ждет таких же.
Забеспокоился Материалист.
- Где же здесь, господа, исток материального начала? Одна
религия!
- Садитесь, Каин. А на Ваш вопрос, Ученый друг, я так
отвечу.
Оно незримо присутствовало изначально. В страхе,
поразившем всех обитателей Эдема. В страхе за себя, за свое
благополучие. За личное блаженство и бессмертие. В страсти по
ласки от бога. В божественных запретах. Материя - границы,
страх, запрет, эмоции, эгоцентризм и сила. То есть бог уже
родил материальное начало. Пусть Каин совершил порочный
поступок, но поступок невероятный по своему значению. Он бросил
вызов этому началу в людях и этим побудил людей к защите его.
Он обозначил новую категорию - материю в ее проявлениях, как
противника не богу, но духу. Именно он указал путь совершенства
человека через противоборство двух начал. Для чего шагнул в
бездну бесстрашия, подчинив свое "Я" божественной задаче, и
раздвинул оба начала для борьбы. От него, а не от Сифа, брата
его, как говорят теологи, пошли философы и герои духа. Каин
перешагнул подобострастие, запрет и страх и поэтому был проклят
духовенством и материалистами.
Священник поинтересовался:
- Так что же Вы предлагаете? Поставить ему памятник? Пусть
и другие убивают, кого вздумают? Страх-то уже не в моде!
Я услышал, как в наступившей тишине хрустнули пальцы
Идиота, сжавшиеся в кулаки.
Философ тихо ответил.
- Бесстрашные люди не совершают подлых убийств, какие в
истории в неисчислимом количестве исходили от никчемных трусов.
Убийств от низости духа, пораженного страхом. Доктрина страха,
даже страха перед богом, не помешала кошмару крестовых походов,
кошмару межрелигиозных боен. И даже побуждала к ним.
- Ваша Честь, - вмешался Материалист, - но всем известно,
что страх - это естественная реакция защиты живого организма.
Без него все живое давно бы вымерло.
- А почему Вы допускаете, что вымирание произошло бы
обязательно? Что не сработали бы иные законы сохранения его? И
живое не пошло бы по пути следования логики всеобщего братства,
взаимной поддержки, как в едином организме? Как, например, в
муравьиной семье.
Потом, бесстрашие не предполагает абсолют. Оно
вырисовывает отношение духа к материальному инстинкту. Страх от
детства для людей не вечен. Когда жизнь на этом свете
предстанет частью общей жизни, страх потеряет свою опорную
базу.
Но я хотел бы обратить внимание Великого Синклита на
другой аспект поступка Каина. На расплывчатость контуров
понятий добра и зла, применимых к данному случаю. Уверяю вас,
что любая позиция тут будет спорной.
Я предлагаю далее проследить их становление через
диалектику взаимоотношений Материи и Духа.
ВЕЛИКИЙ СИНКЛИТ. АКТ ПЕРВЫЙ. Добро и зло.
- Позвольте мне, Ваша Честь, - попросил Убийца, -
диалектика по мне.
Клад сведений хранят мифы. Сокровищница человеческих
озарений. Доверие к их смысловой значимости питает сходство их,
рожденных и воспринятых разными народами.
Они составили образ их жизни и проложили им дальнейшие
пути.
Мифы во все времена или были религиями, или отражали суть
религий. В изменении религиозных мировоззрений следует
усматривать не переход от ложных к правильным убеждениям, а
логику трансформации человеческого духа. Через них дух сам
осознавал свою историю. Она как раз и позволяет вывести законы
истории духа.
Во всех мифологиях присутствуют два противоборствующих
начала.
Одно - от бога, спокойного духа. Другое - от безумного
огня. Чаще всего оно обозначалось Огненным Змеем. Эти начала
противоборствовали не только в пространстве, но и во времени,
поочередно проявляясь в одних и тех же персонажах. Они оба
составляли суть людей и порождали их.
Для понимания мифов надо учитывать, что представители как
диких, так и светлых сил в них могут менять свой пол. И человек
одного пола, женщина, например, может представлять как
божественное, так и змеиное начало. В зависимости от того,
какое из них возьмет верх в конкретной ситуации. Люди всегда,
сражаясь с конкретным объектом, на самом деле сражаются не ним,
а со змеиным началом в нем. А точнее - с преобладанием змеиного
начала над божественным, не стремясь, вообще-то, полностью
извести змеиное свойство. Хотя именно оно представлялось злом.
Змей, чувствуя в людях угрозу для себя, во всех мифах
пожирает их. Божественное начало прячет человеческих младенцев.
Но он ищет их повсюду, внося разруху и требуя самых чистых
жертв. Помните, как царь Ирод убивал младенцев? И это
продолжается по сей день. Дети с преобладающей частью Сатаны и
дети с преобладающей частью Бога находятся в постоянных битвах
и дети Бога побеждают, предопределяя победу добра над злом.
В греческой мифологии Зевс, сын Реи, спрятанный ею от отца
его - Кроноса, проглатывавшего новорожденных, стал карающем
громовержцем. И вступил в поединок со своим отцом и его
братьями, произошедших от змеевидных существ. В результате
поверженные были низвергнуты в Тартар. Зевс же, в свою очередь,
проглатывает супругу свою Метиду, чтобы избежать рождения от
нее сына, который будет сильнее отца. Для прерывания роковой
нити борьбы поколений Зевс преобразует мир, порождая богов,
вносящих в этот мир закон, порядок, науки, искусства, нормы
морали, при этом подавляя любое сопротивление, прибегая к
проклятьям, самоубийственным войнам людей, устраивая вселенский
потоп.
Это была важнейшая отметка в истории мифов,
засвидетельствававшая образ цели борьбы.
Но люди, получившие из рук преступного и коварного
Прометея, помышлявшего о свержении Зевса, опасный огонь,
сохранявший изначальный образ Змея, отступились от Зевса,
поправ его мудрые решения, предпочтя морали страсть, надежду,
цивилизацию и злодейство. Это привело к доминанте тела над
духом и извращению божественной гармонии, что в конечном итоге
и уничтожило ее . Роковая цепь восторжествовала. Люди не были
виновны. Они были заложниками своей сути и главенствующей цели
своего бытия. Женщина усматривается в той мифологии, как
носительница бед, двигатель механизма роковых событий.
В славянской мифологии Сварог, он же дикий Див - верховный
владыка Вселенной, родоначальник богов. Он, наделенный мужским
началом, оплодотворяет женщину - Землю. Обнимает и согревает
ее. "Рассыпает на нее сокровища своих лучей и вод."
Сварог породил первый рай на земле, тогда еще называвшейся
Перстью и множество сыновей. Один из них - Денница во время
отсутствия Сварога сотворил людей и стал править миром.
Вернувшийся правитель, уничтожил все, перенес рай туда, куда
ведет звездная дорога, и повелел всем бунтовщикам искупить свой
грех, забыв прошлое, рождаться людьми и в страданиях
совершенствоваться, чтобы достичь, что утеряли, и вернуться
очищенными к Сварогу. Денница стал зваться Дажьбогом, богом
Солнца, который в искупление своего греха должен давать тепло и
жизнь людям. Перуну и Стрибогу - богу ветров поручено стать
защитниками людей и всего живого. Мудрому Велесу - учить людей
знаниям, ремеслу, слагать песни и былины. Вспоминаете Зевса?
У славян, как и у других народов, прослеживается борьба
людей с началом, восходящим к Змею.
Три богатыря: Горыня, Дубыня и Усыня, дети земли и
многоголового Змея, то, представившись положительными героями,
сражаются со злом, то сами олицетворяют зло - трех Змей: Змея
Горыныча Огненного, Змея Глубин Дубовых и Змея Вод,
захватившими три стихии или три среды обитания. В дальнейшем
сын земли побеждает и этих трех богатырей.
Перун, бог грозы, в позднем виденьи - Илья-пророк,
поражает своим оружием змеевидное существо, прячущегося от него
в дереве, камне, воде, человеке, животных. Но женщина, политая
водой, порождает вновь врагов Перуна.
Веками предписано сыновьям бороться с отцами, содержащими
змеиное начало, отражая идею вечной борьбы с первопричиной. И
борьбу поколений. А женские образы всегда уходят в небо, к
звездам, отражая идею кругооборота жизни на следующие витки. И
семь их, рожениц, потому что змеев семь.
Вот в этом и есть диалектика борьбы.
Во всей этой диалектике есть любопытный аспект. Я его
называю драматизмом момента. В обществе люди стареют и умирают,
не ввергая этим его во всеобщее уныние. Но каждый переживает
невероятную драму умирания. Каждый момент драматичен, не
образуя общей драмы. Каждый момент борьбы добра и зла - это
драма, но общая идея борьбы не имеет драматической окраски.
Даже наоборот, просматривается романтизм, приближающий ее к
любви. Любовь- ведь всегда борьба, как игра.
Мифы рождались и умирали, выталкивая наверх новые мифы,
мировоззрения, религии. Общая черта изменений в их поколениях -
приближение к единообразию, упорядочению, а главное - к поиску
сцепки с естеством природы. Таким естеством, которое было бы
наиболее базовым, основополагающим, общим. Религии развиваются
в сторону перехода от искусственно-частных к одной естественной
религии. Естественной - исходящей от естественного мира, а не
от отдельных людей, будь то Моисей, Христос или Магомет.
Естественной - дающей язык взаимопонимания всего мира и каждого
отдельного человека, а значит, примиряющей всего со всем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22